М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
Д.Э. ахнул и прежде, чем М.Р. Маллоу успел добавить еще что-нибудь, катафалк на неприличной скорости понесся по булыжной мостовой.
— Чтоб тебе в сортире провалиться, гад ты ползучий! — Ширли метала в искателя приключений дынные корки. — Свинюга на ходулях! Чистоплюй! Паршивый предатель!
Корки скакали по ступенькам. Голос графини Оленин д’Алхейм отдавался эхом до самой крыши.
— Чтоб у тебя нос провалился! Чтоб тебе особые услуги солдатам предоставлять!
На компаньона от всего пережитого напала медвежья болезнь и он заседал в уборной.
Сверху доносились звуки кекуока, смех и дружный топот. Что-то разбилось, кто-то подвинул стул, задорно взвизгнула Ида.
Д.Э. Саммерс торопливо швырял в саквояж части кофейной машины, резиновый бюст, оба несессера, содержимое которых пришлось разыскивать в темноте, подштанники и прочие вещи, которые русская графиня Оленин д’Алхейм в гневе вышвырнула на лестницу.
— Ты же хотела стать мадам? — спокойно спросил он, и заботливо собрал дынные корки — для Злыдня. — Ну, вот и стала. Разберешься. С твоей хваткой — дело пустяковое.
— Да-а, — зарыдала графиня, — как я теперь буду без тебя?
— Запросто. Вон, пусть тебе Козебродски клиентов ищет. У него карточки, ему легко.
— Да чтобы он хоть трезвый был чаще раза в неделю!
— Сопьешься от такой жизни, — буркнул Д.Э. себе под нос. — Все, ваше сиятельство, не злись. Мне пора.
Он повернулся уйти, поскользнулся на корке, пересчитал ребрами ступеньки, но саквояжа не выпустил. Когда искатель приключений поднялся на ноги, надел цилиндр и отряхнул костюм, перед ним стояла несчастная графиня Оленин Д’Алхейм.
— Ну, пожалуйста-а-а! — сказала она сопливым голосом.
Д.Э. в задумчивости оглядел разлетевшиеся корки.
— Кабаны были? — спросил он.
— Нет еще, — буркнула графиня.
Под колесами фургона крошился взорванный землетрясением песчаник. Здоровенная трещина в песке осыпалась глыбами, змеилась далеко вперед. Вдоль дороги приминали кусты поломанные, поваленные деревья — их уже оттащили в сторону, чтобы не мешали движению. Телеграфные столбы починили уже почти везде. Сквозь гарь в воздухе пробивался запах апельсиновых деревьев и жасмина.
— Благодать! — Д.Э. Саммерс вздохнул полной грудью.
— Угу, — промычал М.Р. Маллоу, лежа с закинутыми за голову руками и не открывая глаз. — Тишина, покой, красота…
— В конце-концов, — Джейк созерцал небеса, в которых уже мерцали первые звезды, — не каждый может продать бордель за десять баксов.
— Чего? — не понял Дюк. — Как? Почему?
— Потому, сэр, — с умным видом ответствовал Д.Э. Саммерс, — что фокусники бывают не только в цирке.
На это М.Р. посидел, не произнося ни слова, посидел, да и пополз в темные недра катафалка.
— Да пожалуйста! — крикнул Джейк. — Скатертью дорога! Сначала резаную газету вместо обещанной сотни подсовывают, теперь, вон, беседуй тут с конской мордой.
— То есть, как — резаную газету? — М.Р. немедленно вернулся.
Бордель продали — втайне от графини, которая понятия не имела, что новый хозяин — чемпион по боксу в тяжелом весе. Этого мощного негра Джейк в свое время завлек на прелести Мисс Бюст прямо после боя, в подвале рыночного склада. Лицо чемпион имел зверское, но вел себя спокойно, не хамски, и, в общем, были некоторые шансы, что графиня не очень обидится, когда выяснится правда.
Д.Э. шевельнул вожжами.
— Как-как, — буркнул он, — очень просто. Сверху пятерка, снизу пятерка, в середине — резаная газета!
— Ты-то куда смотрел? Меняла!
— Куда-куда, — окончательно скис продавец публичных домов, — он при мне пересчитывал — ровно сто баксов было!
— Каждый делать деньги, как он может, — усмехнулся компаньон.
— Ну, во всяком случае, этот точно лучше, чем второй.
— Десять баксов, — повторил Дюк в задумчивости. — И шестнадцать центов. Сэр, но это же отлично! Это все равно отлично!
Джейк молчал.
— А?
Дюк еще подождал и опять спросил:
— А?
Компаньон любовался небесами — мрачно и долго. И, наверное, предавался бы этому занятию до самого вечера, как вдруг катафалк дернуло, тряхнуло, он покосился набок и встал.
— Колесо, — резюмировал Д.Э. — Так и знал.
Часть вторая
Несравненная
Джулия Дей
Глава десятая
Четвертый номер, налево от лестницы
Из дневника М.Р. Маллоу:
Итак, двое джентльменов покинули, наконец, бордель на Тридцать Шестой улице, Сан-Франциско. Колесо, не вполне удачно пристроенное сыном похоронного церемониймейстера, Д.Э. Саммерсом, к катафалку, отлетело в трех часах езды, в Сан-Хосе, графство Санта-Клара. СанХосе — солнечный, огромный и прекрасный, второй по величине город штата Калифорния, почти столица. На улицах в изобилии встречаются персики, груши и апельсины, сливы и финики, учреждения почтовых карет и дилижансов, отели, клубы и магазины, редакции газет и меблированные комнаты…
В разделе «Требуются» никто не требовался, а было много объявлений о продаже земли за наличные и акций водяной компании.
Д.Э. Саммерс поправил нарезанные газетные квадраты и продолжил читать:
В животе обиженно завыло: подлый желудок отказывался считать апельсины за еду.
— Список коммерческих учреждений Сан-Хосе, — бормотал Д.Э. Саммерс. — Ну-ка, посмотрим. Шляпник… ювелир… архитектор… страховая контора Ричардсона… похоронные услу…
В коридоре стукнула дверь. Зашаркали, закряхтели, выругались.
— Эй, ты! — послышалось снаружи. — Опять газету спер?
— Пошел в жопу, — не отрываясь от своего занятия, пробормотал Д.Э. себе под нос. — Меня нет дома. Типография… помещения для офисов и магазинов… автоматические швейные машины… художник… вышивка шелком… фотоателье… ну что за жизнь, я не понимаю!
— Отдай газету, трах тебя!
Д.Э. дочитал, собрал газетные квадраты опять в стопку и сунул в тряпочный конверт на тене. Осторожно приоткрыл дверь. В дверь просунулась коричневая старческая рука. Владелец руки предпринимал усилия, чтобы протиснуть и остальное, но Д.Э. предусмотрительно подпер дверь плечом со своей стороны.
— Как вам понравился обед, мистер Флинт? — послышалось снизу сладким женским голосом.
— Пока не просрался! — мрачно откликнулся Флинт, и уполз к себе в комнату.
— Агнесс? — раздалось из-за стены голосом пожилой леди таким манером, как если бы эта леди постоянно держала губы сложенными для слова «сюита». — Агнесс, где ты? Агнесс!
Джейк выскочил в коридор и высунулся в окно.
Окно выходило во двор: сарай, где располагался теперь катафалк, конюшня, где жил теперь Злыдень, на веревках сушилось белье.
Д.Э. полюбовался облаками и присвистнул — задумчиво и где-то даже философски, как если бы сделал про себя некое умозаключение. Простыни заколыхались. В одну сторону выскочила мисс Будлл из третьего номера, в другую — запутался М.Р. Маллоу.
— Иду, бабушка! — невинным тоном крикнула мисс Буддл и побежала по лестнице.
Мисс Буддл, барышня возвышенных чувств, была белокура. Высокая, тонкая, немножко сутулая, с нежно-голубыми, как каемка на чайном блюдце, глазами, нежными веснушками на вздернутом носе и еще более нежным голосом. Весной ей, кажется, сравнялось двадцать три. Каждую пятницу, субботу и воскресенье, ровно в пять часов бабушка с внучкой наряжались, брали друг дружку под руку, и отправлялись на прогулку. Они прогуливались по главной улице, здоровались с прохожими, останавливались у прилавков аптеки: здесь у нас местное высшее общество; торговца певчими птицами — здесь любимое место наших дам; у лавочников: один торгует одеждой, второй — бакалеей (бакалейщик, кажется, рассматривается как рак на безрыбье, поэтому с ним здороваются чуть теплее). Потом еще был мясник — очень хороший человек, но не партия. Потом молочник и зеленщик — этих в качестве таковой даже не рассматривали.
М.Р. Маллоу преподавал мисс Буддл французский, чистописание и манеры. Дважды в неделю. Д.Э. Саммерс похищал газеты из уборной. Ежедневно.
Внизу хлопнула дверь, М.Р. взбежал по ступенькам, таким крутым, что о верхнюю задеваешь носом, ворвался в комнату. Вынул из петлицы и швырнул на стол идиотский букет фиалок — в точности такие росли в ящиках под окном третьего номера, соединявшегося с номером компаньонов террасой.
— Ушли, — сказал М.Р., проводив взглядом дам на улице. — Пятница, сэр. Пора и нам вращаться в обществе. Авось найдется что-нибудь подходящее.
— Начнешь спрашивать в лавках, — отозвался Д.Э., созерцая потолок, — сразу потеряешь фасон. И сам уныл станешь, как попрут раза три, и все будут знать, что ты созрел для сезонного сбора вишен.
