Владимир Гоник - Стойкий запах лосьона
В другой комнате зазвонил телефон. Ирина вышла, затем крикнула оттуда:
- Марик, тебя! Нежный женский голосок, обрадуешься.
- Марк? Здравствуйте. Это Каширгова, - услышал он, взяв трубку.
- Вы же на курсах в Киеве, Сажи!
- Я приехала на субботу и воскресенье. Есть неотложные дела по дому... Тут, говорят, кое-какие новости появились за время моего отсутствия? Я позвонила коллеге из отделения, чтоб узнать, как там у них дела, а он мне и выложил: кража из архива, главный вызывал его и допрашивал о наших с вами отношениях. Что вообще произошло? Если вы свободны, подъезжайте ко мне, поговорим.
- Кое-что произошло. Но лучше, если мы встретимся где-нибудь в городе, - сказал он.
- Давайте тогда в сквере напротив агентства "Аэрофлота". Это мне удобней всего, близко от дома. Когда вы сможете?
- Минут через двадцать.
- Договорились, - она положила трубку.
Он обрадовался этому звонку, тому, что увидит Сажи, что сможет ей все рассказать и посоветоваться.
Сидя в сквере на скамье, он ждал ее появления из переулка, всматривался в его глубину. Ему хотелось увидеть ее еще издали и наблюдать, как она идет. Но Сажи появилась с другой стороны, неожиданно, и когда она возникла перед ним, Костюкович даже растерялся. Он подвинулся на скамье, как бы предлагая ей сесть.
- Здравствуйте, Марк. Так что произошло? - сразу спросила она.
Он подробно пересказал ей жалобу матери Зимина, разговор с главврачом, наконец, о вызове в прокуратуру.
- Значит, мы с вами любовники? Что же, вы человек интересный, вполне могли бы занять это место в моей жизни, как, надеюсь, и я была бы достойна занять это место в вашей, - усмехнулась Сажи. - Так что молва ни вас, ни меня не оскорбила. Что же касается остального, тут посерьезней... А вам не приходило в голову, что жалоба Зиминой в прокуратуру - это продолжение одного действа: сперва кража из архива, жалоба главному, наконец, в прокуратуру. Нарастающее давление, кто-то спешит поставить точку, добить кого-то из нас - вас или меня?
- Нет, Сажи, тут последовательность иная, я высчитал: сперва жалобы, обе, а уж затем кража. Но против кого все это - против вас или против меня? Или бьют так, чтоб по обеим мишеням?
- Сейчас мы на это не ответим, копаться, чтобы защититься по одиночке, тоже бессмысленно. Нужно у этого человека или у этих людей выбить козыри.
- Каким образом?
- Есть такая возможность, Марк. По просьбе кафедры я всегда даю им по одному блоку из каждого органа, когда интересный, необычный случай. Они там делают учебные стекла для студентов.
- А у вас в отделении знают об этом?
- Знает старшая лаборантка. Обычно я звоню на кафедру, и от них кто-нибудь приходит и забирает у нее. Но в этот раз я относила сама - шла на кафедру и захватила с собой. Так что если я заимею стекла, восстановить протокол вскрытия и патогистологический диагноз довольно просто. И никакого пробела в моем архиве не будет. Но сегодня суббота, завтра воскресенье и после полудня я улечу. Можно, конечно, попросить на кафедре у их заведующей лабораторией Зиночки, чтоб мне сделали срезы с моих же блоков, забрать эти кусочки к себе и у меня же окрасить, сделать стекла. Но, во-первых, опять же сегодня и завтра выходные дни, разве что только профессор Сивак там, еще кто-то из патологоанатомов да студенты; во-вторых, делать стекла у меня - рискованно: тот, кто совершил хищение из архива, полагаю, следит за дальнейшим развитием события в моем отделении, и сделать скрытно стекла у меня в лаборатории будет нелегко. Тут есть серьезный риск.
- Я попробую это провернуть на кафедре, - сказал Костюкович.
- Каким образом?
- Во-первых, у меня хорошие отношения с их заведующей лабораторией, поскольку я там довольно частый гость, и она знает, что я с профессором Сиваком над чем-то вместе работаем. Мне только нужно знать регистрационный номер стекол.
- Это я определю по журналу. Сегодня же вечером поеду в отделение. Ключи от архива у меня есть. Вечером вы будете дома?
- Да.
- Я вам позвоню и сообщу номер, - она поднялась первой. - Побегу, дел полно...
18
Работа над кандидатской шла медленно, свободного времени было мало, почти всего его съедала суетная жизнь больницы. Это тебе не аспирантура, где только и занят наукой - никаких больных, никаких дежурств. Кроме времени, требовалось еще много денег: частным образом добывать реактивы, платить лаборанткам из лаборатории Погосова, которые подрабатывали на диссертантах. С лаборантками Ирины Костюкович не связывался из этических соображений. Погосов, конечно, знал, что его сотрудницы делают "левые" работы, но по доброте душевной закрывал на это глаза...
Вот о чем думал Костюкович, идя на кафедру.
Сивак был у себя.
- Здравствуй, гость. С чем пришел?.. Садись, а я буду слушать и складывать бумажки. Улетаю в Харьков, оттуда в Одессу, оппонирую на защите докторских.
- У меня умер больной, - сказал Костюкович. - Очень интересный случай. Привезли в коме. Гемаррогический инсульт. Умер не приходя в сознание.
- Чем же он интересен?
- Ему шел всего двадцать первый год, спортсмен, пловец-профессионал; член сборной.
- Ты был на вскрытии?
- Да. Но стекол не видел. Их видела Каширгова, диагнозы наши совпали. Судя по ее словам, стекла представляют интерес. Для нас с вами во всяком случае.
- Интригуешь. Каширгова передала нам блоки, не знаешь?
- Передала. Я даже знаю регистрационный номер.
- Пойди к Зиночке, скажи, чтоб сделала стекла. Приеду, посмотрим вместе... А сейчас извини... Да, вот что: к моему приезду хорошо бы, чтоб ты повидал родных этого парня, выясни у них, чем болел в детстве, не был ли аллергиком, если да, то что вызывало аллергию. Затем: коль он состоял в команде такого уровня, у врача команды должны быть какие-то карточки медосмотров, профилактики. Постарайся посмотреть...
С этими наставлениями Костюкович вышел из профессорской.
Заведующей лабораторией Зиночке было пятьдесят четыре года. Как пришла она сюда двадцать пять лет назад Зиночкой, так и осталась для всех, даже аспирантов. По отчеству ее никто не звал.
Костюкович нашел ее в большой комнате, где на полках, на столах, на полу стояли банки, баночки, бутылки и огромные бутыли со всякими химикатами и растворами, а на стеллажах - от пола до потолка теснились регистрационные журналы за много десятилетий...
- Зиночка, я по просьбе профессора. К вам должны были поступить от Каширговой блоки номер 1282 для учебных пособий.
- Когда?
Он назвал дату. Она стала листать журнал.
- Есть. Зимин Юрий Павлович.
- Когда вы будете делать стекла?
- На этой неделе.
- Сделайте, пожалуйста, по одному лишнему срезу.
- Со всех блоков?
- Нет. Главное - почки, сердце, надпочечники, поджелудочная и мозг. Я зайду к концу недели.
- Позвоните сперва.
В пятницу к конце дня стекла были готовы. Тут же, на кафедре он пошел в учебную смотровую комнату, где висел экран для просмотра слайдов, а на столах стояло несколько микроскопов. Костюкович сел за крайний, включил подсвет, положил первое стекло с пятнышком среза на нем, подогнал окуляр по своему зрению. На стекле был срез с почки. Он сразу же увидел то, о чем ему по телефону говорила Каширгова, получив на третий день после вскрытия Зимина стекла из своей лаборатории. И сейчас, меняя стекла, просматривая некропсию за некропсией, поражаясь тому, что видел, Костюкович уже понимал причину инсульта, но гадал, что же произошло в организме всего за двадцать лет жизни здоровенного парня.
К концу просмотра всех стекол лишь смутная догадка, как буравчик, слегка проклюнулась сквозь плотный слой вопросов...
На спортивную базу Костюкович поехал без предварительной договоренности с Туровским.
Он шел по асфальтированной узкой дорожке, справа и слева - ковром ухоженные газоны, клумбы с цветами. Всюду чистенько, спокойно, как в заповеднике. Волейбольная площадка и теннисный корт пустовали, лишь со стороны бассейнов за административным зданием раздавались голоса и слабый плеск воды...
Туровский стоял у книжного шкафа спиной к двери, когда Костюкович вошел в его кабинет.
- Здравствуйте, Олег, - произнес Костюкович.
Туровский обернулся и, как показалось Костюковичу, удивленно-растерянно уставился на вошедшего, но тут же заставил себя улыбнуться:
- Здорово, незванный-нежданный! Садись! Каким ветром?
Костюкович сел на маленький диванчик, сказал:
- Я тебя ненадолго задержу.
- Ради бога!
- Я хотел бы взглянуть на медицинскую карточку Зимина.
- Никак не можешь угомониться. Дался тебе Зимин!
- Вы ведь ведете медосмотры, - настаивал Костюкович.
- А как же?! Следим за здоровьем пловцов, их питанием. Они у нас, как цыплята в инкубаторе. Но карточку Зимина после его смерти я уже выбросил. Что конкретно тебя интересует? Я ее помню напамять. Она была почти пуста, слава Богу. Ну, случалось ангина, ОРЗ, как водится; бывало, конечно, потянет на тренировках мышцу, связочку. А серьезного - ничего. Кормил его поливитаминами - югославский "Олиговит", западногерманский "Таксофит", швейцарский "Супродин", рацион тоже выглядел красиво: парная телятина, апельсиновый сок, икорка.
