Светлана Бестужева - Как в кино не будет
Я тоже так думала, но время показало, что мы оба ошиблись. То есть неземная страсть продолжалась не месяц, а три недели, после чего Никита дал мне очередную инструкцию: для Наташи его нет вообще в Москве. Он в командировке, в Нагорном Карабахе, и если вернется живым и здоровым, то тут же ей позвонит. Но лгать на сей раз не пришлось: Наташа не звонила и не проверяла, а также не дежурила под окнами, как некоторые ее предшественницы. Чем, по-видимому, задела самолюбие Никиты, потому что ровно через месяц я услышала по своему телефону-транслятору такой диалог:
- Здравствуй, это я.
- Господи, ты вернулся? Откуда ты?
- От верблюда. Из дома, разумеется. Только что вернулся. Хочешь меня видеть?
- Буду через полчаса...
Я подкараулила Никиту в коридоре и сердито спросила:
- Предупредить о том, что ты вернулся из Карабаха, ты не мог? А если бы я случайно не оказалась в коридоре и не услышала твоего разговора? Как врать - так я, а как...
- Не заводись, подруга, - отмахнулся Никита. - Честно говоря, сам не понимаю, зачем мне понадобилось разогревать вчерашний суп. Ну, захотелось, каприз такой пришел...
"Каприз", однако, оказался затяжным. В тот день Наташа примчалась даже быстрее, чем через полчаса, и оставалась до позднего вечера. На следующий день выяснилось, что Никита дал ей запасной ключ от двери, и уже в два часа она наводила порядок в его комнате, мыла полы и окна, что-то стирала, а к его возвращению приготовила ужин. И осталась ночевать.
Со мною и с Лидией Эдуардовной она разговаривала как-то униженно-подобострастно, точно боялась, что мы чем-то можем ей повредить. Практически она переселилась к Никите, хотя понятия не имею, что она при этом рассказывала своему законному мужу. Позже выяснилось - рассказала все. И даже подала на развод, поскольку ее обожаемый возлюбленный обещал на ней жениться.
- Неужели действительно женится? - спросила я Славу при его очередном появлении. - Ты-то должен знать.
- Если бы Никита женился на всех, кому он это обещал, то ни на что другое у него бы просто не хватило времени, - засмеялся в ответ Слава. - Но вполне может и жениться, с него станется. Ты в любом случае можешь быть спокойна: жена друга для меня особа священная и неприкосновенная.
Слава погладил меня по голове, а я прижалась щекой к его руке. Эти крохи для меня были важнее всех Никитиных любовных похождений вместе взятых.
Лидия Эдуардовна, однако, была настроена менее благодушно, чем я. Для нее, кроме постороннего человека в квартире, вся эта история ровно ничего не значила. А Наташу, которая должна была заменить Ирину, признавать наша "баронесса" не желала. И даже не пыталась это скрыть, как ни уговаривала я ее сменить гнев на милость и стать чуть более приветливой.
- Лично против нее я ничего не имею, - неизменно отвечала мне Лидия Эдуардовна. - Но чует мое сердце, что ничего хорошего из всей этой истории не выйдет. Ты, деточка, еще молодая и совершенно не знаешь жизни. А я предчувствую трагедию, поверь моему опыту. И не хочу больше ни к кому привязываться, потому что не хочу испытывать лишней боли. С меня ее хватит.
С моей точки зрения, старуха просто посильно мстила за Иру, а заодно сводила с Никитой и другие счеты. Как-то она случайно узнала, что он всем и каждому представляет ее как дальнюю родственницу по материнской линии, да еще живущую у него, то есть в лично его квартире. В этом случае привычное уже для нас постоянное вранье соседа переставало быть безобидным и больно ударяло по дворянской гордости старухи. И эта же гордость мешала ей объясниться напрямик с самозваным "родственником". Это было ниже ее достоинства.
К сожалению, открылось еще одно вранье Никиты, куда менее безобидное. Я имею в виду колечко с изумрудом, найденное давным-давно Лидией Эдуардовной и якобы потерянное матерью Никиты во время ночной бомбежки Москвы. Беда Никиты состояла в том, что он не умел врать "прогнозированно", то есть с долгосрочной перспективой. Он и думать забыл о своей сказочке, когда на его день рождения приехала мать. А Лидия Эдуардовна, обещавшая не говорить о кольце Ирине, заговорила о нем с "законной хозяйкой". И по ее округлившимся глазам поняла, что сосед ее в свое время просто-напросто обманул. О чем и сказала ему сразу после ухода гостей.
Это был один из тех редких случаев, когда Никиту Сергеевича "ловили за руку" на вранье, и, не имея возможности выкрутиться, он становился не просто грубым - цинично грубым. Так было при его разрыве с Ириной, так произошло и в этот раз. Никита налился кровью и начал орать, что Лидии Эдуардовне кольцо нужно, как зайцу насморк, что нужды она ни в чем не испытывает, а если испытывает, то пусть скажет ему, и он даст, сколько нужно. А если ее волнует мысль о том, на какие деньги ее будут хоронить, то и в этом он ей с удовольствием поможет, пусть только намекнет.
Словом, вышел большой и грязный скандал, правда, только с одной стороны. Старая аристократка, конечно, в него не вступила и выслушала все в ледяном молчании. Потом повернулась, ушла к себе и заперлась на ключ. С тех пор ее общение с Никитой стало сухо официальным, что злило его до чрезвычайности. А Слава, в общем-то осудив друга за не очень красивый поступок, не упускал случая подпустить шпильку:
- Значит, все-таки есть хоть одна женщина, на которую твои чары не действуют!
Никита, разумеется, заводился с пол-оборота и начинал ругаться, а я всякий раз с наслаждением добавляла (как только он начинал слегка остывать):
- Не одна, Славочка, а целых две. На меня Никитины пассы тоже не действуют.
Но если для нас это были игры, жестокие, конечно, но игры, то для Лидии Эдуардовны все было гораздо серьезнее. Как и много лет тому назад, когда у нее исчезла фамильная икона, украденная соседями, она буквально слегла. И все реже выходила из своей комнаты, даже со мной разговаривала явно через силу. И не было уже в квартире Семы Френкеля, который помог бы мне найти украденную вещь и вернуть ее хозяйке. Каюсь, тайком обыскала Никитины апартаменты. Но кольца, естественно, не нашла: то ли он его кому-то подарил, то ли, что более вероятно, давно продал.
А девяносто третий день рождения Лидии Эдуардовны запомнился мне надолго. По моей просьбе Слава купил ей от меня коробку конфет. И когда я утром, устав ждать ее выхода, постучала к ней в комнату и не услышала ответа, то, заподозрив неладное, толкнула дверь, к счастью, незапертую и увидела, что старуха неподвижно лежит на кровати.
Лидия Эдуардовна была еще жива и жестом остановила меня, когда я рванулась вызывать "скорую". И жестом же подозвала меня поближе. Я подъехала к ней почти вплотную и разобрала чуть слышный шепот:
- Не надо никого звать, деточка, не продлевай моих мучений. Мне недолго осталось, да и пожила достаточно.
Я хотела возразить, но она снова сделала нетерпеливый жест:
- Никите придется выполнить свое обещание и похоронить меня за свой счет. У меня пропали бриллиантовые сережки. Те самые, помнишь?
Еще бы не помнить! Фамильные драгоценности Лоскутовых, похоже, приносили несчастье. Я посмотрела в глаза Лидии Эдуардовне, и мы поняли друг друга:
- Не поднимай шума, деточка. Я почти год их не доставала из шкатулки. А вчера вечером вдруг решила посмотреть...
Я посмотрела на тумбочку около кровати. "Шкатулка", то есть жестяная коробка из-под печенья, стояла там открытой. И в ней среди нищенских безделушек и документов лежала... пачка снотворного.
- Не говори ему ничего. Намек поняла, но греха на душу не возьму. Умру своей смертью. Икону возьми себе. Все. Оставь меня.
Последняя фраза была сказана так твердо, что я машинально подчинилась. И только минут пятнадцать спустя до меня дошло, что надо что-то делать, а не потакать старческим причудам. Серьги я из Никиты выну, хватит с меня его фокусов, и все наладится. Я вернулась к "баронессе". Но опоздала: она уже не дышала. Ирина сказала бы: "Проклятая квартира!" Но при чем тут квартира?
Слава воспринял мой рассказ скептически:
- Старуха где-нибудь их потеряла и забыла. Или отдала кому-нибудь. Не станет Никита красть драгоценности у бабки. Не его стиль.
- А колечко?
- Колечко, согласись, он выманил, а не украл. Так что не переживай, малыш. В конце концов она же была очень старая. Отмучилась.
Конечно, он меня не убедил, но Никите я ничего не сказала. Мне вообще не хотелось с ним разговаривать. Ни его деятельное участие в организации похорон, ни те немалые деньги, которые он за это заплатил, меня не смягчили. За такие серьги можно было похоронить десяток старушек, да еще осталось бы кое-что на жизнь.
Но и порывать отношения с соседом было страшно. Тогда я действительно оставалась совершенно одна. Я зависела от Никиты целиком и полностью, а если не от него, то от Наташи, которая, стремясь угодить своему возлюбленному, и продукты для меня покупала, и помогала справляться с другими бытовыми сложностями. На меня ей, естественно, было наплевать, но так велел Никита. А то, чего хотел ее драгоценный Никита, было законом и не подлежало даже обсуждению. Вторая женщина - милая, добрая, умная, заслуживающая гораздо большего - на моих глазах превратилась в покорную, влюбленную рабыню этого пижона. Я могла только поражаться: что они в нем находят?
