Крыстин Земский - Золотые щупальца
Смоляк стал рассказывать. Выпили еще по одной. Беседа оживлялась. Смоляк вовсю старался произвести впечатление человека словоохотливого и общительного.
– Скучаю по родине, – в который раз повторял уже Птачек. – Сколько лет не могу никак вырваться! Все дела, дела – я служу коммивояжером в одной фирме косметики. Постоянно в разъездах, в хлопотах. Вот и сейчас возвращаюсь из командировки. А жизнь проходит. Так недолго и родной язык забыть. Поэтому вы понимаете, что значит для меня встреча с земляком…
Расстались они друзьями на венском вокзале. Смоляк обещал позвонить Птачеку вечером. Прощаясь с попутчиком, он видел, что Ясинский направился за проводником. Он за ними не пошел. С Ясинским была договоренность встретиться на вокзале.
Глава XIX
Опрос команды теплохода «Анна» длился уже второй день. Капитан Вальчак, один из наиболее способных офицеров Гданьского воеводского управления милиции, работал чуть ли не круглые сутки. Бежан личного участия в опросах не принимал, но Вальчаку дал подробные инструкции, указав, что необходимо установить и на что обратить особое внимание. Первые же беседы с матросами показали, что время стерло в их памяти многие существенно важные подробности.
– Я плохо помню уже этот случай, – заявил судовой врач Петр Валяшек. – Это было, кажется, так: матросы после вахты явились на завтрак. А завтрака не оказалось. Не было на месте и кока. Стали его искать. Пошли к нему в каюту. Она была заперта. В эту ночь механик Зеленчик, живший вместе с коком, ночевал в другой каюте, у товарища. Накануне они с коком, кажется, поссорились. Таким образом, Ковальчик в эту ночь был в каюте один. Дверь была заперта изнутри. Стали стучать. Никто не открывал. Тогда дверь выломали и обнаружили кока мертвым. Кто-то прибежал за мной. Я сразу же отправился на место, но мне там делать было уже нечего. Смерть наступила несколько часов назад. Труп окоченел. Я обследовал его. Чувствовался острый запах алкоголя. На столике в каюте стояла бутылка и стакан с виски. Все говорило за то, что сердце не выдержало чрезмерной дозы алкоголя." Жаловался ли он мне прежде на сердце? – Врач смотрел прямо в глаза Вальчаку. – Нет. Вообще из команды никто у меня постоянно не лечился. К судовому врачу, как правило, обращаются только в неотложных случаях. Собственно, судовой врач для этого и призван. Ковальчик, помнится, пару раз брал у меня нитроглицерин. Но это вещь обыденная – рейс у нас длинный, вентиляция на корабле скверная, и в жарких широтах у людей, как правило, обостряются всяческие недуги… Причем от рейса к рейсу все чаще. К тому же спиртное, значительные нервные перегрузки, физическое утомление… В таких условиях даже здоровое сердце может не выдержать.
– Вы давали кому-нибудь ключи от склада с медикаментами? – спросил Вальчак.
– Нет. Ни в коем случае. Ключ всегда при мне. В аптеке у меня хранятся запасы разных лекарств: обезболивающие средства, наркотики, в том числе и морфий. Судовому врачу ведь не на кого рассчитывать. А от наличия лекарств порой зависит жизнь и смерть людей. Но многие из лекарственных средств, как вы знаете, являются ядами, поэтому ключ от аптеки я храню как зеницу ока.
Показания врача звучали убедительно. Лицо честное, открытое.
Бежан, прослушав пленку с записью показаний врача – беседа записывалась на магнитофон, – согласился, что доктора Валяшека можно пока исключить из числа подозреваемых.
«Признавая, что под его личной опекой находился склад лекарств, многие из которых являются ядами, и утверждая, что ключа от склада он никому не давал, Валяшек как бы сам навлекал на себя серьезные подозрения. Ибо в таком случае только он мог воспользоваться этими лекарствами. Знал он также и о перегородке. Но если он был виновником исчезновения трупа, значит, и убийцей должен быть он. Одно обусловливает другое. Но мотив? Какой у него мог быть мотив? Черт побери, опять я начинаю искать мотивы, – выругал себя Бежан. – Если речь идет об устранении неугодного по каким-то причинам агента, то здесь решают не мотивы, а приказ!»
Бежан нашел пленку с показаниями Зеленчика, соседа кока по каюте. Зеленчик неохотно говорил о событиях той ночи.
– Не знаю… Не помню. Давно дело было, – повторял он в ответ на все вопросы. – Какие у нас были с ним отношения? Да никаких. Как со всеми. Иногда, случалось, ссорились. Обычное дело. Из-за чего? Мало ли из-за чего? Это корабль, а не дом отдыха. Смотришь, иной раз кто-нибудь и наступит на мозоль. А тут еще жарища… О покойниках плохо не говорят, но характер у Ковальчика был не сахар…
Судя по тому, как Зеленчик говорил о покойном, чувствовалось, что особых симпатий он к нему не питал.
– Если вам плохо жилось вдвоем, почему же. вы не просили перевести вас в другую каюту?
– А разве я говорю – плохо? Терпимо.
– Почему в ту ночь вы спали в другой каюте?
– После вахты я пришел в свою, но дверь оказалась запертой. Такого еще не бывало. Я решил, что кок нарочно заперся. Меня позлить… Ну и пошел спать к приятелю, у него как раз койка была свободная…
– Ковальчик часто выпивал?
– Я с ним не пил. Бутылки в шкафчике у него были, это точно.
– Знакомые у него в заграничных портах были?
– Знакомые у всех есть. А его знакомых не знаю. На берег он всегда ходил один. А если кого из команды в городе случаем встречал, всегда норовил за угол шмыгнуть. В портовых кабаках он мне тоже не попадался. Видать, в другие места ходил. А пил или не пил? Не знаю, не видел, врать не буду. Он все кашки себе разные варил, жаловался – печень болит. Может, притворялся? Всяк по-своему с ума сходит…
Опрос других членов команды и немногочисленных пассажиров из тех, кого удалось найти, ничего нового не дал. Большинство опрошенных в принципе о коке отзывались неплохо. Готовил хорошо, вкусно, разнообразно. Старался всем угодить. Ничего особенного о плавании в том рейсе вспомнить никто не мог. Рейс как рейс. Правда, стояла страшная жарища, в Бискайском заливе два раза попали в шторм, в трюме сорвался груз. Все были издерганы, часто вспыхивали ссоры. Вот, пожалуй, и все.
Истинной находкой оказался лишь один пассажир, корреспондент «Глоса» – Тадеуш Васьковский. Это было его первое морское путешествие. «Быть может, поэтому, – объяснял он Вальчаку, – я вел дневник. Собирался потом книжку написать».
Услышав о дневнике, Вальчак оживился, а когда узнал, что журналист принес его с собой, и вовсе обрадовался. Вместе они стали его листать. На странице, датированной двадцать вторым февраля, Васьковский записал: «Вышли из амстердамского порта с полуторачасовым опозданием из-за кока, который, сойдя на берег, куда-то запропастился. Капитан рвал и метал, а когда кок наконец появился, устроил ему разнос по всем правилам капитанского искусства. А кок только ежился и повторял: „Меня в городе приступ схватил“. Вид у него был помятый и возбужденный. На щеках красные пятна».
Вечером, прогуливаясь по палубе, журналист стал свидетелем ссоры.
«Выдашь – убью!» В ответ другой голос: «Прячь где хочешь, только не у меня». Опять первый: «Ты тоже не святой. Тюрьма давно по тебе плачет».
Один из этих голосов журналист узнал. Это был голос кока. «А чей же второй?» Васьковский притаился. Спустя минуту мимо него проскользнул как тень механик Зеленчик.
– На следующий день утром, – рассказывал Васьковский, – узнав, что кок ночью умер, я попытался сопоставить с этим подслушанную ссору. Но ничего путного так и не придумал. Механик не захотел даже говорить со мной о поваре. Другие тоже больше отмалчивались. Народ они дружный. После прибытия в порт я узнал, что труп кока исчез. На первых порах хотел было даже заняться этой историей детальнее. Побеседовал с некоторыми из знакомых мне матросов. Мнения их сводились в основном к тому, что кто-то из особо суеверных товарищей выбросил труп в море. Значительно позже я вспомнил, что на следующую ночь после смерти кока меня разбудил громкий всплеск. Будто что-то тяжелое упало в море. Иллюминатор у меня был открыт. С минуту я прислушивался, но на корабле все было тихо. Всплеск больше не повторился. Я решил, что мне привиделось это во сне, и снова уснул. Наверно, это тогда и произошло…
– Что еще во время рейса или после возвращения привлекло ваше особое внимание? – продолжал допытываться Вальчак.
Журналист задумался. Полистал дневник.
– Да, вот что еще. При выходе теплохода в рейс и при возвращении обратно досматривал его один и тот же таможенник. Помню, у меня тогда появилась в этой связи идея написать статью о таможенниках. Если какой-то корабль постоянно обслуживают одни и те же лица, им легко вступить в сговор с командой.
– Вы написали эту статью?
– Нет, навалились другие, более срочные дела… К тому же тут могла быть простая случайность.
– А вы смогли бы узнать в лицо этого таможенника?
– Конечно. У меня отличная память на лица. Так сказать, профессиональная.
