Ольга Баскова - Правду знают ангелы
— Как поживаете?
— У нас все по-старому, — Семен Иосифович пристально разглядывал бывшую студентку. — А ты, я вижу, пошла в гору, стала местной знаменитостью!
Она улыбнулась:
— Это для кого как.
— Для меня — да, — признался он. — Читаю твои статьи и детективы, регулярно смотрю передачи. Ты просто молодец! Впрочем, я всегда считал тебя талантливой.
— Вы мне льстите.
— Лесть не в моих правилах, — Сребренский взял ее за руку. — Хочешь, пройдем в аудиторию? Поговорим без лишних глаз. Ты, как я понимаю, пришла сюда не одна и не для того, чтобы повидаться с преподавателями. Твои сюжетодатели? — он показал на Леонида Сомова, беседующего со студентами.
Катя хмыкнула. Да, в проницательности ему не откажешь!
— Вы просто провидец!
Они прошли в пустую аудиторию. Доцент плотно прикрыл за собой дверь.
— Со мной уже общались коллеги твоего супруга, — сказал он. — Я в курсе произошедшего. Перейдем прямо к делу?
— Давайте, — Катя уселась поудобнее. — Не иначе вы кого-то подозреваете.
Он кивнул:
— Именно! Должен сказать, мои подозрения могут оказаться вздором. Обижать коллег, как бы я к ним ни относился, и бросать на них тень подозрения я не намерен. Вот почему милиции я ничего не рассказал. О том, что говорилось в этом кабинете, будем знать только мы. Что делать дальше с полученной от меня информацией — решай сама.
— Хорошо, — девушка достала блокнот. — Я вас слушаю.
— Ты еще помнишь Владислава Анатольевича Шумелова?
Зориной не понадобилось напрягать память. Этот преподаватель был довольно-таки яркой личностью. Во-первых, в отличие от того же Семена Иосифовича, он никогда не пользовался никакими записями. Обладая великолепной памятью и широкой эрудицией, Шумелов читал наизусть огромные отрывки из поэтических и прозаических произведений, называл даты значимых событий. Владислав Анатольевич никогда не устраивал перекличку, доверяя отмечать присутствующих старосте, и не ошибался, не занимаясь этим: на его лекциях студенты курса присутствовали в полном составе. Катя обожала его, несмотря на то, что кое-кто из девчонок рассказывал: с Шумеловым надо быть осторожнее. Если он заметит у студентки интерес к себе как к мужчине, это грозит девушке несданным зачетом, понятно, почему. Мужчина он одинокий, не прочь поразвлекаться с молодежью. На всякий пожарный, Зорина вняла этому совету, и с Владиславом Анатольевичем у нее установились простые доверительные отношения, основанные на взаимном уважении. Правда, до самого выпуска ее смущал слишком экстравагантный вид этого преподавателя: длинные мелированные волосы, яркие кричащие пиджаки и жилетки, серьга в ухе, слишком откровенные рассказы о его неудавшейся семейной жизни… «Среди талантов чудаки — далеко не редкость», — решила Катя.
— Вы подозреваете его?
Сребренский смутился:
— Повторяю, это только мое мнение.
— Я его выслушаю. Говорите, прошу вас.
Семен Иосифович провел рукой по лбу:
— Начну по порядку. Пожалуйста, не перебивай меня! Потом поймешь, куда я клоню.
Катя пообещала.
— Шумелов — протеже старого ректора, — начал Сребренский. — При нем он проработал не больше года, и бедняга, уйдя на пенсию, так и не узнал, кого он пригрел в наших стенах. Впрочем, может быть, он и узнал… Несравненный Владислав Анатольевич сразу показал себя во всей красе: опаздывал на работу, порою и вовсе не являлся на лекции, никого при этом не предупреждая. Получив втык от декана, он стал приходить вовремя, но, извините, иногда пребывая в хорошем подпитии. Думаю, старому ректору кто-то об этом накапал, однако тот был чем-то обязан отцу Шумелова. В общем, все наши с облегчением вздохнули, когда нашего достопочтенного прежнего шефа наконец отправили на пенсию. Пришел нынешний ректор. Шумелову надо отдать должное: он сразу почувствовал, что запахло жареным, и, обзаведясь блокнотом, стал посещать все совещания, записывая за начальством каждое слово.
Катя пожала плечами:
— И что это ему дало?
— Проведи подобный эксперимент сама и узнаешь, каково это, когда напротив тебя сидит недоброжелательная рожа и фиксирует все тобою сказанное, — пояснил Семен Иосифович. — Поневоле собьешься, скажешь что-то не то… Но это еще не все. Папаша-кагэбэшник научил сыночка различным способам добычи информации. Секретарша ректора, Татьяна Афанасьевна, рассказывала мне… Ой, сколько же она всего рассказывала! — преподаватель поморщился. — Вот тебе еще один свидетель. Дойду и до нее. Узнаешь, как честная женщина попалась на крючок. В общем, этот тип навыуживал у нее о новом начальстве массу информации. Когда разгневанный шеф пригласил его к себе в кабинет поговорить о его очередном прогуле, приставании к студенткам и невыполнении прямых обязанностей и предложил уволиться по собственному желанию, Шумелов выпалил ему:
— Хорошо, я сделаю так, как вы хотите, однако, покинув университет, я начну рассказывать о творящихся здесь делах на каждом шагу.
Ректор криво улыбнулся:
— О чем, например?
— Хотя бы о том, что вы берете взятки, — и до Татьяны донеслось, как он при этом усмехнулся. — Кстати, у меня есть свидетели.
Дальнейший их разговор продолжался шепотом. Секретарь больше не слышала ни слова. Однако через полчаса из кабинета вышел довольный Шумелов.
— Еще поработаем, Танечка! — радостно сообщил он ей.
После визита к ректору, уверовав в свою безнаказанность, наш дражайший Владислав Анатольевич совсем распустился, начав шпионить за каждым, включая студентов, — Сребренский поморщился.
— Зачем это ему было нужно? — спросила Катя.
— Для нас ведь не секрет, как именно ему сдают зачеты и экзамены, — пояснил Семен Иосифович. — С некоторыми студентками он занимается развратом, требуя от них удовлетворения своих сексуальных потребностей в самой извращенной форме.
— Почему же молчат их родители?!
Сребренский ухмыльнулся:
— Кому охота вылететь из вуза? Именно это и гарантирует девушкам Шумелов. Кроме того, они и сами боятся обнародовать некоторые факты. Представь, какими глазами потом посмотрят на их дочерей.
Зорина кивнула:
— Вы правы.
— Расскажу тебе об одном событии, — преподаватель придвинулся поближе. — Я буду не прав, если замечу, что наш самолюбивый новый ректор смирился со своим поражением. Он решил довести Шумелова до такого состояния, чтобы тот сам написал заявление. Вот, например, в прошлом году он поручил ему газету, сказав следующее:
— Мне стыдно, что на факультете журналистики работает не орган печати, а какой-то «боевой листок». Будьте добры до Дня студента предоставить мне большую четырехполосную газету.
Владислав Анатольевич поморщился:
— Мне за это заплатят?
Шеф приподнял брови:
— Напомните, какая у вас общественная нагрузка?
Шумелов отмахнулся:
— У меня их хватает.
— Вы не ходите на собрания, совещания, не посещаете общественные мероприятия, — загибал пальцы ректор. — Не высиживаете положенное заместителю декана время. И это все вам оплачивается. Так что, будьте добры, компенсируйте все эти средства государству за счет факультетской газеты.
Мой коллега не стал спорить. Он понимал: при таком отношении к своим обязанностям легко можно вылететь из вуза из-за несоответствия служебному положению. Представляю, в каком состоянии он пребывал несколько дней, пока ему не явилась неожиданная помощь в лице молодой журналистки, которая переехала жить в Приреченск к своей матери с трехлетним ребенком, уйдя от мужа-садиста. Негодяй не торопился платить жене алименты. Прожить на грошовую пенсию ее матери троим было невозможно, впрочем, как и устроиться в середине года в какую-нибудь газету. Кто-то посоветовал бедняжке, окончившей вуз с красным дипломом, податься в университет с направлением в аспирантуру — оно уже было у нее на руках. На свое несчастье, девушка вняла этому совету, явилась на факультет журналистики — и попала прямиком в горячие объятия Шумелова. Ее честные глаза сказали ему о многом, но, в основном, о желании немедленно работать.
— Вам повезло, — заверил ее Владислав Анатольевич. — Нам требуется главный редактор студенческой газеты. Приступайте к работе прямо завтра.
Не помня себя от радости, девушка полетела домой как на крыльях, на следующий день примчавшись работать — выполнять за этого мошенника его обязанности.
