Эйлет Уолдман - Игра вслепую
Я поправила свои короткие кудри. Хорошо хоть корни подкрасила. На моих бриджах цвета хаки темнело пятно от шоколадного молока, но я твердо решила на него не смотреть. Я была готова взглянуть, как живут избранные.
Я нажала на кнопку, и по дому разнесся звон колокольчиков. Дверь открыла пожилая мексиканка в простом сером халате.
– Что вам угодно? – спросила она.
– Buenos dias. Estoy buscando la secora de la casa, Mrs. Sullivan.[4]
Женщина одарила меня широкой улыбкой, подсвеченной как минимум четырьмя серебряными зубами с одной стороны рта. Она провела меня в округлый холл, без умолку болтая по-испански, но лимит моих познаний был исчерпан. Потолок в холле возвышался не менее чем на двадцать-тридцать футов, по центру находился витраж, который отбрасывал цветные блики на мраморный пол и винтовую лестницу.
Через несколько секунд вернулась горничная. Впереди нее шла высокая блондинка в белом теннисном платье с зеленой окантовкой. Короткие крашеные волосы были рыжеватого оттенка, будто она хотела выглядеть, как в молодости. Но она выглядела не как загорелая блондинка с пляжа Калифорнии, а как бледная светловолосая англичанка. Такая поблекшая миловидность часто встречается у женщин подобного типа. Наверное, в свое время она была красавицей, но потом кожа стала дряблой, подбородок обвис. Хотя нос ее остался острым и резко очерченным. Близко посаженные бледно-голубые глаза беспокойно взглянули на меня, как будто она знала обо мне и с трепетом ожидала моего приезда.
– Чем могу служить? – Ее слова прозвучали так, словно на самом деле она хотела вышвырнуть меня из дома.
– Миссис Салливан, я не хочу доставлять вам неприятности, и мне очень неловко вас беспокоить. Но у меня умер друг, Бобби Кац, и кажется, что вы можете мне помочь.
Сьюзен бросила быстрый взгляд на горничную, которая все это время смотрела в пол.
– Вы свободны, Салюд. – В голосе родной матери Бобби прозвучала еле заметная нерешительность, будто она просила у пожилой женщины разрешения пользоваться властью, данной ей статусом.
– Я принесу вам лимонаду, миссис Сьюзен? Чаю со льдом? – спросила Салюд.
– Нет, спасибо, – сказала Сьюзен. Горничная ушла, и Сьюзен наконец посмотрела мне в глаза.
– Здесь нам не поговорить. Идемте в гостиную, – сказала она тихо.
Гостиная оказалась просторной комнатой с двумя тяжелыми резными деревянными дверьми. Длинный коридор тянулся через весь дом, одна его сторона выходила в открытый внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Множество стеклянных дверей были закрыты, чтобы не пропускать вечернюю прохладу.
Сьюзен села в фигурное кресло, а мне указала на такой же кожаный диван, шелковистая обивка которого приятно холодила ноги. Я представилась и рассказала, откуда знаю Бобби.
– Вы сказали, что он умер? – нерешительно спросила она.
– Да, мне очень жаль. Он умер две недели назад.
– Как это случилось?
– Пока неясно. В него стреляли, но полиция еще не определила, было ли это самоубийство или… убийство.
Она кивнула и принялась теребить бриллиантовый браслет на запястье.
– Миссис Салливан, я полагаю, вы встречались с Бобби, – сказала я.
– Он связался со мной. Как и вы. Это ведь вы звонили, да?
Я кивнула.
– Я сказала ему то же, что скажу и вам. Я не рожала в 1972 году. Я не его мать. Он ошибся.
Я задумалась. Возможно ли, что я нашла не того человека? Вполне. Но если я ошиблась, почему она так нервничает?
– Тут, кажется, нет сомнений, миссис Салливан. Женщина, родившая Бобби, носила ваше имя, у нее был такой же номер страховки и дата рождения.
Она не поднимала глаз от браслета, бриллианты отражали свет, и по стенам скакали солнечные зайчики.
– Это ошибка, извините, – настойчиво повторила она.
Я промолчала.
Вдруг она поднялась и прошлась по комнате.
– Вот, смотрите, – сказала она, показав мне рамку с двумя фотографиями молодых парней. – Это мои мальчики. Пи Джей родился в 1969-м, а Мэтью – в 74-м. Замуж я вышла в 1968-м. С какой стати мне отдавать ребенка на усыновление?
Я посмотрела на фотографии. Оба – голубоглазые блондины. И оба весьма похожи на Бобби.
Подняв брови, я перевела взгляд на Сьюзен. Тишину разорвал телефонный звонок, будто сирена, и мы обе вздрогнули. Вошла Салюд с радиотелефоном.
– Миссис Сьюзен, это мистер Патрик, – сказала она.
– Извините, – Сьюзен взяла трубку и быстро вышла из комнаты.
– Хотите лимонаду, мисс? – спросила Салюд.
– С удовольствием, – ответила я, и она вышла вслед за Сьюзен.
Я встала и принялась разглядывать фотографии, которые стояли повсюду – на рояле, на книжных полках, на столах. Я подошла поближе к большому серванту. Там я увидела фотографию мужчин в форме, в рабочей солдатской одежде и в камуфляжных беретах. На некоторых снимках – солдаты за огромными пулеметами. Солнце нещадно палит на их голые спины. Вьетнам.
В небольшой стеклянной шкатулке лежала медаль. Я присмотрелась. «Пурпурное Сердце». Интересно, когда именно Патрик Салливан служил в Юго-Восточной Азии? Не в июле ли, скажем, 1971 года, за девять месяцев до рождения Бобби?
В коридоре раздался голос Сьюзен.
– Возьми трубку, Мэтью.
– Нет, я не хочу об этом говорить, – ответил раздраженный мужской голос.
– Мэтью, отец хочет с тобой поговорить. Подойди к телефону.
– Я сказал, нет. Не желаю его слушать. Он два дня орет на меня. И вообще, мне пора на работу.
– Мэтью, дорогой, ну пожалуйста, – попросила она жалобно.
– Да пошел он. И ты тоже.
Хлопнула входная дверь. Сьюзен медленно прошла в гостиную.
Она сразу же поняла, что я невольно услышала их разговор.
– Мой сын Мэтью, – объяснила она, – они с отцом поссорились.
Я выдавила сочувственную улыбку.
– Скажите, миссис Салливан, ваш муж военный?
– Да, он был пилотом ВВС. Выпускник Академии, – ответила она механически.
– Он служил во Вьетнаме?
– Да. Мне очень жаль, что ваш друг умер. Поверьте. Но я не могу вам помочь. И мне уже пора. Я опаздываю на игру. – Сьюзен быстро направилась к выходу, открыла дверь и подождала меня. Я не могла придумать, как вызвать ее на разговор, поэтому взяла сумку и вышла. В коридоре я увидела Салюд, она держала высокий запотевший бокал, украшенный веточкой мяты. Горничная поймала мой взгляд, пожала плечами и сделала большой глоток.
11
Майор Патрик Салливан отслужил два срока во Вьетнаме в начале семидесятых. В сентябре 1972-го он был ранен в Северном Вьетнаме, но смог вернуться к своим, несмотря на переломы плеч и сильные ожоги на руках. Вскоре его демобилизовали. В архиве «Лос-Анджелес Таймс» нашлось много статей о его триумфальном возвращении, там была и фотография юной Сьюзен Салливан в розовой шляпке-таблетке. Она склонилась к двум мальчикам, а к ним через взлетную площадку бежит майор Салливан.
Поискав еще в архивах новостей в Интернете, я нашла статьи о семье Салливанов в Лос-Анджелесе и Санта-Барбаре, заглядывая в прошлое, насколько позволяли архивы. Особенно полезным оказался некролог Патрика Салливана. Он умер в 1980 году в возрасте семидесяти трех лет. Патрик-старший, в честь которого назвали его сына, майора Салливана, тоже служил пилотом ВВС Соединенных Штатов. В статье говорилось, что он принадлежит к старинному калифорнийскому роду, разбогатевшему во время золотой лихорадки. Затем они выгодно вложили деньги в недвижимость. Патрик Салливан-старший был близким другом архиепископа Тимоти Мэннинга и важной персоной в католическом обществе. Его потомки – сын майор Салливан и два внука, Патрик-младший и Мэтью. Еще один родственник – брат, отец Эдвард Салливан, провост университета Святого Игнатия. Завещание Патрика Салливана включало щедрый дар этому иезуитскому институту. В его честь назвали крыло здания, в котором располагался физический факультет.
Муж Сьюзен Салливан был на войне, к тому же ей надо было беречь репутацию известной католической семьи. Неудивительно, что Сьюзен, забеременев, решила это скрыть и отдать ребенка. Однако любопытно, почему она отдала его в Еврейскую службу усыновления.
Утром я поехала к Бетси и застала ее дома. У меня сложилось впечатление, что она никуда не выходила с моего последнего приезда. Наркотики она вроде не принимала. Бетси в огромных спортивных штанах и мужской фланелевой рубашке смотрела телевизор. Спутанные волосы торчали во все стороны. Она держала большую кружку, от которой шел пар.
– Хочешь мокко?
– С удовольствием, – сказала я.
Коляску, в которой посапывал Исаак, я поставила в углу гостиной, подальше от орущего телевизора. До квартиры я волокла коляску по лестнице, несколько раз крепко приложив ее о перила, в доме гремела музыка из шоу Джерри Спрингера, но Исаак продолжал безмятежно спать.
