Александр Бушков - Сходняк
А коли хочу, значит буду.
Окружение Зубкова не внимало благоговейно своему благодетелю, люди за столом ели и пили, обслуживая себя сами и не дожидаясь общих тостов. Видимо, так заведено на этих посиделках. Карташ заметил, что водку употребляли только Уксус и Поп, да и то по чуть-чуть, пиво выбрал лишь один из столующихся, а мадам бухгалтерша прихлебывала вино. Маша ни к чему не притронулась, Гриневский же хлопнул рюмашку водки-"зубковки" и захрумкал огурчиком – тоже, небось, из местных парников. Зубков же хлебал одну минералку, не ел, зато говорил. Да уж, что-что, насчет поговорить олигарх был явно не дурак.
– К чему я завел про Швецию, москвич. А к тому, что ты не найдешь никого, кто скажет: мол, плохое дело, мол, давайте и дальше плодить помойки и задыхаться выхлопами. Но никто в этой стране и пальцем не пошевельнет, чтобы и вправду что-то изменить. Не привыкли работать без кнута. Нужен Хозяин, который заставит. За десять лет при Сталине, как ты помнишь, целиком отстроили промышленность, которая фурычит до сих пор, которую даже за последние десять лет не развалили, хотя только тем и занимались. Я же могу все, но упираюсь в тесные стены. Чуть руки раскинул пошире, и – стены. А в Шантарске сейчас хозяина нет. Кто там хозяйничает? Губернатор и его чиновничья шушера лишь для себя суетятся, как бы нахапать побольше, пока не переизбрали... – он помолчал и со злостью выплюнул оливковую косточку прямо на скатерть. – Или, может быть, Фрол хозяин?! Про Фрола вы, понятное дело, слышали, не могли не слышать...
Поп осторожно тронул хозяина за рукав, наклонился к его уху, что успокаивающе прошептал. И Карташ, не уловив ни слова, запросто смог бы воспроизвести текст: «Не стоит говорить лишнего, ваш-сятельство, к чему конкретные имена». А Зубков просто-напросто отмахнулся от Попа, как от мухи.
Что Поп воспринял абсолютно спокойно, он свой долг советчика по безопасности выполнил, прислушается хозяин – хорошо, не прислушивается с меня спрос снимается, я ведь предупреждал...
– Не, – Зубков помотал головой, – городу Фрол не хозяин. Он лишь удачливый разводящий, и все. Вовремя вспрыгнул на подножку и удержался. А удержался, потому что научился со всеми дружить. В том числе с мусорами. А еще он лихо научился мусорскими граблями убирать тех, кто хоть чуть-чуть высовывает голову выше установленного им предела. Сидит, как паук в центре паутины, и если кто где чересчур проворно шевелиться начал, он тут же или стравливает людишек между собой, или мусоров насылает...
Ах да! Карташу вдруг припомнились слышанные им (не иначе, в пармском Салуне) подробности взаимоотношений Фрола и Зубкова. Про то, что ненавидели они друг друга люто. Что там твои кошка с собакой! Про то, что в свое время две силы метили на верховодство в Шантарске: та, что стояла за Фролом, и та, что стояла за Зубковым. Фрол был из старых, на его стороне играли былые воровские связи, но вдобавок он вовремя сориентировался в меняющейся обстановке и умело вошел в новые времена, не утратив прежних козырей. Зубков же швырял на игральный стол такие козыри, как наглость, нахрапистость и напор. Это сейчас он заговорил о понятиях, о законах, по которым следует жить, а вот несколько лет назад он всем законам предпочитал винтарь с хар-рошей оптикой или шквальный огонь дюжины автоматных стволов...
В их схлестке за Шантарск верх взял более опытный и тактически мудрый Фрол. Именно он заполучил неофициальную, но оттого не менее почетную должность «черного губернатора» Шантарска. Зубков же вынужден был отступить, довольствоваться завоеванным алюминиевым комбинатом... но со своими амбициями он не простился. И не скрывал ни от кого, что готовит на Фрола новую атаку.
Потому вовсе не кажется не правдоподобной версия, которую Карташ тоже слышал от кого-то в Парме: дескать, это не кто иной, как Фрол, чтобы заранее обезопасить себя, отправил Зуба за решетку, заручившись поддержкой неких московских людей и состряпав Зубкову обвинение в покушении на губернатора Камчатки. Может, не зря люди про то говорят...
– Время Фрола давно прошло, – продолжал витийствовать Зубков, – засиделся он. Этот старый козел возомнил себя кем-то вроде Туркменбаши. Типа я бессмертный и бессменный...
Оп-па! Алексей мигом сделал стойку. Случайно или нет он приплел Ниязова?..
– Ну вот мы и подходим, москвич, вплотную к тому, зачем вы здесь. Тебя же вроде это сильно занимало. Короче, харе трепаться за пустое. Переходим к существу. А существо у нас таково... Вот скажи мне, москвич, почему я вас в живых оставил, как думаешь?
Карташ пожал плечами, а Зубков хитро прищурился:
– А у кого вы платину сперли, а? Ну хотя бы догадываешься? Хотя это скорее к тебе вопрос, белобрысый... Как там его погоняло? – этот вопрос был уже адресован Попу.
– Кликуха Таксист. А по паспорту...
– Хватит и кликухи, – перебил Зубков. – Ну чего, Таксист, как меркуешь, у кого?
– Откуда мне знать... – начал Гриневский.
– Ну да, ну да, твое дело маленькое, – перебил Зубков. – Твое дело спереть платины на многие миллионы... Не, все-таки нравится мне эта троица. По крупному ребята играют, на ерунду не размениваются. Хотя сами-то кто? Да никто! Какой-то старлей из вертухаев, зоновский мужик и заплутавшая с ними деваха. Но замахнулись-то как, а?! Не иначе, насмотрелись американских фильмов, где симпатичным ребятам удается оставить в дураках все мафии и спецслужбы и удачно смыться с сумками, набитыми «зеленью»... Только хеппи-энда у вас, ребята, не получилось, тяжеленьки оказались сумочки...
Зубков открыл новую бутылку минералки, отхлебнул прямо из горлышка.
– Мою ты платину спер, Таксист, мою. Нашу платину, – Зубков обвел рукою стол. – Мой это был прииск. Уже за одно это вы заслужили суровое, но справедливое наказание. Но, думаю, висит на вас и еще кой-чего. Я имею в виду твоих воришек-ребятишек, Уксус, которые отправились по следам нашей троицы в Туркмению и сгинули там без вести. Хоть ты и говорил, что отправил лучших ребятишек, но, полагаю, наша троица оказалась им не по зубам. Конечно, – теперь Зубков посмотрел на Попа, – они скажут нам, что ничего не знают ни о никаких ребятишках, а равно и о Туркмении. Хотя... в умелых руках Уксуса они как пить дать расскажут все без утайки. Но вот не хочу я отдавать их Уксусу, Поп, не хочу. Нравятся они мне, как я уже сказал. И потому я думаю так: захотят – расскажут про Туркмению, не захотят – пусть темнят. Ну, а касаемо твоих людей, Уксус... Если кто-то не выполнил задание, то не имеет значения, как он погиб и где захоронен, имеет значение только то, что он не выполнил задание... Не, они мне нравятся, эти трое без лодки, не считая платины! Поэтому я хочу сделать им подарок. И мой подарок таков: я буду с ними играть в открытую. Согласны?
Неизвестно, чьего согласия испрашивал олигарх: смотрел он при этом на свое изображение на этикетке бутылки с минеральной водой. Никто же из присутствующих выражать согласие или несогласие не стал.
– Значит, что от вас нужно, р-разбойнички, – сказал Зубков, вертя в руках пластиковую бутыль. – Нам известна вся ваша история, может быть, за исключением красочных мелочей. И от вас всего-то и нужно, чтобы вы изложили ее сами. Да-да, ничего больше. Соберутся уважаемые люди, и вы им честно, во всех подробностях, без утайки расскажите про все то, как вышли на рудничок, как схлестнулись с украганами и два ящичка умыкнули. Как я уже сказал, ваши азиатские похождения никого не заинтересуют, пускай чурки разбираются с тамошними вашими проказами.
У нас своих делов хватает. Уксус, растолкуй ты, каков расклад. У тебя это доходчивее выйдет. А то я чего-то утомился.
– А расклад простой, православные, – с готовностью подхватил Уксус, да так, что ни малейшей паузы не вышло. Он поочередно обвел Карташа, Машу и Гриневского немигающим взглядом, и взглядец тот пробирал до печенок, даже глубже, от такого взгляда невольно хотелось потупиться. – Каждому, как в Библии, воздается по заслугам его. Лживому – муки адовы, а правдивому – награда щедрая за правду. Награда немалая: исповедался – и катись на все четыре стороны с душой, очищенной от скверны. Злато-серебро, платина-шмлатина – это дело наживное... в отличие от головы, которой нас бог всех наделил лишь по одной.
– Смотрю, нахватался ты у Апостола благолепных словечек, речугу катишь гладко, как колесо, – сказал, наливая себе водочки, один из сидящих столом: тип в очочках, с холеным лицом и с короткой стрижкой «ежиком».
– Давно ты, Доктор, в наши края не заглядывал, – повернулся к нему Уксус, – забыл, кто какие слова говорит. Апостола же, царство ему небесное, зря поминаешь. После того, как мы с ним последний раз виделись, а было это на Ярославской пересылке, Апостол[2] зажил не правильно и плохо кончил, что закономерно. К тому же, кто от кого каких слов набрался, – это еще вопрос...
И снова Уксус прошелся своим жутким непод-вижным взглядом по пленникам.
