Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов
— Ты что? — сухо проговорила она.
— Жалею тебя.
— Совершенно не нужно. Отпусти.
Я не отпускал. Довольно глупо получалось. Объятия на лыжах, ха-ха-ха.
— Я ведь не просто так, — попытался объясниться я. Кажется, место и время я выбрал далеко не самое удачное. — Ты милая, красивая, умная. Ты мне очень нравишься.
— Лыжной палкой по голове хочешь? — по-прежнему сурово молвила она. — Она острая. Не доводи до греха, отойди.
На меня подействовали не Лесины угрозы, но ее тон. Я выпустил ее и отъехал на три шага.
Белое заполярное безмолвие окутало нас.
— Не надо больше подобных приступов, — проговорила Леся. Лицо ее приобрело решительное и даже мрачное выражение.
— Почему? — прикинулся дебилом я.
— По кочану.
— А все-таки?
— Послушай, Ваня!.. Почему я тебе должна объяснять? Ты и сам все прекрасно понимаешь.
— Не понимаю, — я продолжал играть в недоумка.
Она вздохнула, словно была преподавательницей лесной школы для детей с задержанным развитием. Похоже, моя линия ухаживания оказалась не самой удачной.
— У тебя нет девушки, — промолвила она. — Во всяком случае, здесь и сейчас, в Лапландии. Я вроде бы тоже свободна — здесь. Вот ты для себя и решил: а почему бы не завести интрижку? Прекрасно могу понять. Но, знаешь ли, мне этого совершенно не надо. Извини. — Леся покусала губу. — Ты хороший друг. Умный, чуткий, веселый, внимательный. Мне приятно твое общество. Но, Вань, прости, ничего большего между нами быть не может. Для большего ведь какая-то особая химия нужна, колдовство. А любви я к тебе не испытываю. Да и, самое главное, ты ко мне — тоже.
— С чего ты это решила? За меня-то?
— Я — вижу, — безапелляционно заявила она, и я не стал с ней спорить. — А поваляться в койке, между делом, ради развлечения, — это не для меня. Поэтому если ты снова приставать станешь — я лучше одна кататься буду. Так спокойнее. И тебе, и мне.
И она отвернулась и стала отряхивать свою куртку и штаны от снега.
Я усмехнулся и спросил:
— Можно, я тебе помогу? Стараясь не задевать эрогенных зон?
Она тоже улыбнулась:
— Тогда обтруси, пожалуйста, спину.
Что ж, кавалерийский наскок не удался. Переживем. К тому же в дружбе Олеся Максимовна мне не отказывает — а бог знает, сколько мужиков с позиции хорошего друга забирались к своим лучшим подругам в постель!..
…После падения и объяснения мы потеряли темп, остыли (в смысле разогрева мышц, я имею в виду) и потому пошли дальше по трассе не спеша. Смеркалось.
(Впрочем, какое время дня здесь ни возьми — за исключением длящейся восемнадцать часов кромешной ночи, — всегда можно будет написать: «Смеркалось». Очень удобно для литератора. Глагол-то красивый. И настроение создает, и одновременно видимость действия. «Я проснулся. Смеркалось. Вышел во двор. Смеркалось. Пообедал. Смеркалось…»)
И тут, на ходу, Леся вдруг стала рассказывать мне, что она обнаружила в распределительном щитке.
— Эта пластмассовая коробочка, — сказала она, — что мы там нашли, не что иное, как подслушивающее устройство.
— Серьезно? — я сделал вид, что страшно удивлен. На самом деле, я и сам пришел к тому же выводу. — Ты уверена?
— Не забывай, — довольно важно молвила девушка, — что я работаю в детективном агентстве.
— Зачем его поставили? Кого подслушивать? — продолжил недоуменные расспросы я.
— Кого-то из нас. Во всяком случае, установили его совсем недавно, уже после того, как мы въехали…
— Почему ты так думаешь? — Лесе явно нравилось меня просвещать, и я ей подыгрывал.
— А следы на снегу? Они совсем свежие… Странно и то, что кто-то приходил из леса прямиком к щитку, и вдобавок постарался следы свои замести… На методы спецслужб похоже. Или кто-то, кто эти самые методы копирует.
— Кому, — воскликнул я, — а главное, кого понадобилось подслушивать в вашем домике?
— А ты как думаешь? — искоса глянула на меня Леся.
— Ну, если выбирать кого-то одного, я бы, конечно, отдал предпочтение Родиону. Странный он человек.
— Ты знаешь, я тоже, — кивнула она. — Хотя и у других моих соседей странностей хватает…
— А именно?
— Позже расскажу. Теперь давай ты.
— Я? Что я?
— Рассказывай, что увидел (или услышал) интересного?
— А откуда ты знаешь, что я что-то слышал?
— По виду твоему, — усмехнулась Леся.
Мы потихоньку взбирались по тягуну на холм. Белое безмолвие окутывало нас. Вокруг — ни птицы, ни зверя, ни человека, ни следов человечьего присутствия. Деревья стояли спокойные-спокойные, и казалось, что мы в гостях у самой Вечности. И даже подумалось на секунду, а не таким ли должен быть рай? Не общепринятым, с пальмами и облачками, а с тихими, красивейшими, усыпанными снегом елями… Во всяком случае, две главные составляющие парадиза — покой и тишина — царили здесь безоглядно, безоговорочно…
…А мы все суетились — то на лыжах бежали, то отношения выясняли, то загадочные истории друг другу рассказывали — и потому даже не могли как следует насладиться покоем, природой, тишиной…
…А на дворе, между прочим, смеркалось…
…Преодолевая одышку (проклятое курение, пора завязывать), я поведал Лесе о нечаянно подслушанном разговоре Вадима с бухгалтером.
— Интересно, — молвила девушка, когда я закончил. — Но возникает вопрос: ведь ты уже знал, что Иннокентий совершил растрату, так? Даже мне об этом рассказал…
— Да, со слов Сани.
— Саня… А может, твой Саня всю историю затеял? И Большова — подставил?
— Может… — дернул плечами я.
— Значит, Сашка об афере, по меньшей мере, знает?
— Наверняка.
— Зачем тогда бухгалтеру убивать Сухарова, если все равно тот — не единственный свидетель его растраты?
— Понятия не имею. Что-то тут странное, с этой растратой… Может, напрямую Сашку спросить?
— А спроси, — ритмично работая палками, ответствовала Леся.
— И спрошу.
— И другой вопрос, скорее риторический. Достаточно ли у Иннокентия смелости, чтобы совершить покушение на убийство?
— Может ли человек под страхом увольнения, да с волчьим билетом, убить? — подхватил я. — Я считаю, может. Особенно если между ним и убитым давняя, застарелая ненависть. А судя по тону, каким Сухаров разговаривал с бухгалтером, он его унижал не в первый, да и не во второй раз.
Столь длинная тирада совсем сбила мне дыхание, а Леська казалась неутомимой:
— Тогда другой вопрос. Как Иннокентий выследил на трассе Сухарова с Гореловой?
— Представления не имею. Но ты, кажется, хотела рассказать мне еще кое-что?
— Да, хотела, — кивнула Леся, энергично работая палками.
Я уже давно перешел на подъем «елочкой», а она, упорная, все поднималась классическим ходом по лыжне. — Знаешь, из того, что я услышала, становится ясно, что Стелла, жена Родиона, далеко не простая девочка, вдруг запавшая на красивого, сильного, богатого Вадима. У нее тоже имеется какая-то тайна…
— А именно?
— Когда б я знала!.. Ну, вот, слушай, постараюсь рассказать близко к тексту. А ты в хроники нашего путешествия внеси. Глядишь, они нам и понадобятся.
— Понадобятся — зачем?
— А вдруг придется распутывать настоящее преступление? Бог его знает, почему, но мне до сих пор кажется, что здесь должно произойти еще что-то… Что-то по-настоящему страшное…
Но тут мы наконец забрались на высшую точку холма, и теперь лыжня, петляя, круто уходила вниз. Там, среди деревьев, горели электрические огоньки, а указатель сообщал, что до оленьей фермы остается километр. Рядом висел предупреждающий восклицательный знак («Прочие опасности»), а подпись под ним гласила: «Dangerous downhill».[15]
— Поговорим потом. Давай аккуратней, Лесечка, — улыбнулся я. — Поедем по центру, чтоб тормозить можно было.
Мы ухнули с холма. Холодный воздух обжигал щеки, нос и глазные яблоки. Широкая, ухоженная просека петляла, на поворотах приходилось притормаживать, и душа пела от стремительного полета. Спустя пять минут яркого, словно секс, полета мы выкатились прямо на поляну, где размещалась оленья ферма.
Сразу стало ясно, что ферма — не что иное, как туристский аттракцион. Пара-тройка олешек, весьма фотогеничных, меланхолично рыли снег в поисках ягеля. Их привязали к столбикам в местах, более всего подходящих для фотосъемки. Одного, абсолютно белого, с самыми ветвистыми рогами, разместили даже вне загона, и с ним можно было попозировать чуть не в обнимку. Леся немедленно достала из своего рюкзачка фотоаппарат, и я пощелкал ее на фоне ветвисторогих животных, а потом она сфотографировала меня.
Несмотря на то что к ферме вела не только лыжня, но и трасса для мотосаней, и автомобильная дорога, экскурсантов оказалось мало: лишь финская пара средних лет с младенцем. Дитя спало в пластиковых салазках, укрытое до глаз одеялом. Я попросил парочку — и они запечатлели нас с Лесей вдвоем на фоне белого оленя.
