Кир Булычев - Дом в Лондоне
Жара стояла несусветная, вернее, Славе казалось, что жара стоит несусветная, какой еще не было на Британских островах со времен Вильгельма Завоевателя. Слава вспотел, особенно мокрыми стали ладони, он вытирал их о рубашку, но старался делать это тихо, чтобы не разбудить Лидочку, — он привык к тому, что женщины относились к нему в лучшем случае снисходительно или вообще пренебрегали им. Лидочка была не такая, она внимательно отнеслась к его проблемам и не избегала его. Она была милая.
Он же ничего плохого сделать не хочет, ему надо только разглядеть Лидочку поближе, впитать в себя ее образ, ее беззащитность, доверчивость. Ему виден сосок ее правой груди, но для того, чтобы как следует разглядеть это маленькое круглое нежное чудо, следует нагнуться над ней и, если Бог позволит, то чуть-чуть, совсем чуть-чуть отодвинуть край лифчика, чтобы полюбоваться совсем бескорыстно, как любуются картиной Левитана, нет, лучше, как любуются «Данаей», впитывая глазами нежность и совершенство женского тела.
Он сделал один шаг, второй, он приблизился к кровати, на которой, раскидавшись во сне, спала Лидочка. Теперь предстоял самый трудный и рискованный шаг — надо было наклониться над ней и чуть-чуть, вот именно чуть-чуть, сдвинуть лифчик.
Он не успел наклониться. В тот момент он был настолько возбужден, что не услышал, как за его спиной в дверях появилась Иришка, которая, разумеется, ложно истолковала побуждения отца, скажем, вообразив их куда более фривольными, чем они были на самом деле.
— Дождался бы ночи, фазер! — сказала она от двери спокойным и злым голосом.
Слава резко выпрямился и сразу же отступил на два шага.
Так что в результате оклик дочери спас его от куда большего конфуза.
Когда Лидочка открыла глаза, она увидела вполне безобидную диспозицию: папа Кошко стоял у дверей, обернувшись к дочери, стоявшей на шаг позади.
Зачем они зашли в комнату, Лидочка не сообразила, потому что не знала порядков в доме. Она даже подумала спросонья, что Славе надо было что-то достать из шкафа в ее комнате, а Иришка стояла и ждала, когда он это что-то достанет.
— Что такое? — спросила она, садясь и инстинктивно запахивая на груди халатик.
— Опоздала, — сообщила Иришка и ушла к себе.
— Что она сказала? — спросила Лидочка.
— А? Что? Нет, ничего особенного, — странно ответил Слава и тоже ушел.
Лидочка улеглась и вскоре вновь задремала.
На следующий день произошло два события, достойных внимания.
Во-первых, за Иришкой заехал ее приятель, воспитанный мальчик с громадной шапкой курчавых волос и гладким, доверчивым лицом. Мальчик приехал, когда в доме шел поздний завтрак, и проспавшая все на свете Иришка побежала наверх переодеваться, а Роберта запустила в столовую, чтобы Слава напоил его кофе.
Мальчику было лет шестнадцать-семнадцать, а когда они с Иришкой убежали, Слава объяснил Лидочке, что Роберт — полукровка. Отец его работал раньше в Болгарии, женился там на молоденькой болгарке и вывез ее в тихий заповедник Вудфордж-роуд. Он вышел на пенсию и на досуге ремонтирует машины, часто бесплатно, по знакомству. У Роберта есть младшая сестренка Джил, ей всего двенадцать лет. А их мать, Снежана, женщина относительно молодая, преподает в школе русский язык, так как знание болгарского в центре Англии не требуется. Слава сказал, что, с одной стороны, он не возражает против этого знакомства — лучше соседи, чем неизвестно кто, но его смущает, что южные народы рано созревают сексуально. Валентина, которая присутствовала при монологе, спокойно заметила:
— Когда начнется течка, тут уж южный или северный народ попадется, все равно она его в кровать затащит.
Слава был возмущен, словно готовил дочь в монастырь.
Потом Слава собрался было сопровождать Лидочку в поисках дома, но той не хотелось превращать путешествия со Славой в систему. К тому же она уже поняла, что для Славы в Англии не нашлось настоящего дела. Он находился в процессе придумывания себе такового. Он даже не мог писать мемуаров узника сталинских лагерей. Возрастом не вышел. На работу ему не хотелось, а может быть, у английского правительства были возражения по этой части. Так что он собирал марки, в основном дешевые, гашеные, демпинговые картинки развивающихся стран, и наполнял ими десятки кляссеров в своем кабинете. Если у него и были иные занятия, Лидочке они пока не были известны.
— Не расстраивайтесь, что агенты будут возить вас на своей машине, — сказал он Лидочке. — Здесь бешено дорогой бензин, но они сами за него не платят. Платит фирма. Они даже выгадывают — остается самим вечерком покататься.
Слава добродушно засмеялся.
— Не будьте к ним добренькой, — предупредил он. — Англичане нас никогда не жалеют, им это чувство не свойственно. Англичанин скорее удавится от любви к хромой кошке, чем позаботится о человеке, тем более об иностранце.
— А как же иностранная кошка? — спросила Лидочка, уловив в голосе Славы раздражение и желая уйти от такого разговора.
— Иностранная кошка по положению находится между англичанином и кенийцем.
Убедившись в том, что его услуги никому не нужны, Слава надел несколько поношенный, висевший на нем, как на маленькой вешалке, твидовый пиджак, завел свой «Воксхолл», сказав, что ему надо повидаться с адвокатом. Лидочка уселась ожидать Валери.
Она сидела внизу в столовой, чтобы не пропустить звонок, совсем одетая к выходу. Тут зазвонил телефон, а так как для русского уха сдвоенные звонки английского телефона непривычны, Лидочка решила, что звонят в дверь и кинулась туда. За дверью никого не было, звук раздавался сзади. К счастью, как уже потом поняла Лидочка, англичане звонят дольше русских, потому что в доме порой нелегко спуститься к телефону или прибежать из сада.
Звонила незнакомая женщина, которая попросила мистера Кошко, но акцент ее был очевидно русским, так что Лидочка решилась и ответила по-русски:
— Простите, но Вячеслава Андреевича сейчас нет дома. Что ему передать?
— Ой! — воскликнула женщина. — Я так ненавижу говорить по-английски, вы не представляете! Вы — его дочка, да? Иришка? Я с вами давно не встречалась, но вы меня можете помнить.
— Нет, я гостья в этом доме, — сказала Лидочка. — Меня зовут Лидией Кирилловной, я только вчера из Москвы, поэтому не всех знаю.
— Ах, а у вас голос молодой! — воскликнула женщина.
— Вам нужен Вячеслав Андреевич?
— Сейчас я вам все объясню, — сказала женщина. — Запомните или запишите. Меня зовут Галиной. Галина Величко. Запомнили? Галя Величко, Галка. Я тут в последнее время начала жить. Но на самом деле я подруга Аллы. Вы знаете Аллу?
— Скорее, понаслышке, — ответила Лидочка.
— Простите, может быть, вы — пассия Славы? Теперь, с его возможностями и денежками, за него любая пойдет, вы со мной согласны?
Откровенность была подкупающая. Лидочка улыбнулась и ответила:
— Я не в курсе его дел. Я приехала в командировку, а в Москве договорилась с Марксиной Ильиничной, что сниму комнату у ее сына.
— Разумно, — согласилась Галина. — А то он всегда о мамочке забывает. Вот и крутится старушка. Значит, вы с Аллой не знакомы? И не знаете, когда она намылилась приехать?
— Она звонила, сказала, что приедет двенадцатого.
— И попытается сделать величайшую глупость в своей жизни!
— Какую?
— Постарается вернуть к себе разбогатевшего кузнечика. Это же самоубийство!
— А вдруг она решила начать новую жизнь?
— Слушай, Лида, ты не знаешь нашу Аллу. В свое время она сбежала от кузнечика с первым попавшимся гусаром, так его не выносила. Нельзя так продаваться! Знаешь, я так и вижу: появляется Аллочка, образцово-показательная мать-героиня! Все для ребенка, все ради ребенка, никто не забыт, ничто не забыто! Нас не подслушивают?
— Вроде бы некому.
— У них везде по нескольку трубок — бери и слушай. А я не желаю выглядеть интриганкой в глазах родственников моей так называемой лучшей подруги. Так она уже и билет купила?
— Да, на двенадцатое число.
— Надеюсь, что она сможет выжать кое-что из бывшего кузнечика. Ты как думаешь?
— Я об этом пока думать не могу.
— Но ты точно не по его душу и кошелек?
— Точно, — успокоила подругу Аллы Лидочка. — У меня есть очень приличный муж, которого я люблю.
— Никогда не признавайся в таком грехе! — возмутилась Галина. — Ты надолго в командировку?
— Недели на три.
— А потом уедешь?
— Не подозревайте меня в коварстве.
— А почему не подозревать? Ведь люди — суки, а мы, бабы, в первую очередь. Как, ты думаешь, я сюда попала?
— Вопрос риторический.
— Какой бы там ни был. Но он добивался моего пышного розового тела, как альпинист Эвереста. А когда добрался до этого Эвереста, что оказалось? От получки до получки, фирма прогорела, экономим, хуже чем в Москве, а дома все думают, что я за фирмой замужем. Понимаешь?
