Ксения Баженова - Убить своего дракона
Да, он так ее называл. И Ольга этим очень гордилась. «Надо же, в два раза больше времени на дорогу пришлось потратить, а не поленился тащиться на электричке. Вот еще одно подтверждение того, что я все сделала верно, решив переписать завещание на Владлену. В итоге все достанется Коленьке».
— Вот тебе, Ляля, новая народная примета: какова гроза, таков и Николашин визит. Милый ребенок, не поленился проведать и узнать о моем посещении врача лично, — обратилась она к кошке, которая вернулась на прежнее место.
Немного повеселев и кое-как собравшись с силами, Ольга Андреевна перебралась на веранду, прислушиваясь к своему состоянию, она пыталась читать новые журналы и слушать музыку. Скользила взглядом по разноцветным стеклышкам и думала, что все должно быть, как она решила. Так ничего не пропадет и не разрушится. Может, дети и внуки у Николаши пойдут, снова дом наполнится детским смехом, ее-то был последним здесь. И вообще у мальчика хороший вкус, он ничего не тронет, все оставит, как сейчас.
Вечера, когда грозы кончались на закате, Ольга Андреевна помнила хорошо. Солнце последними лучами освещало разноцветный витраж, над вязаньем замирал бабушкин быстрый крючок, а дед над пасьянсом застывал с картой в руке: они любовались игрой света, обменивались довольными понимающими взглядами. Она ласково провела ладонью по кружевной скатерке (А Владлена, страшно подумать, хотела ее выбросить: — Кому эта рвань нужна!). Потом, уже без них, в такие вот вечера Ольгино сердце наполнялось тихой гордостью, что все незыблемо, ничего не изменилось, они с мужем постарались сохранить творение ее предков. Вот и сейчас весь арлекинный наряд веранды празднично сверкал (конечно, благодаря тщательной работе Владлены: — Ну каждое стеклышко отмыла!) и посылал ей добрые воспоминания.
Ольга обвела взглядом темнеющий сад и удовлетворенно подумала, что несмотря на странное черно-белое поведение дня, когда настроение, как у опасного шизофреника, слишком часто перескакивало от прекрасного к ужасному и наоборот, он все-таки получился хорошим.
То, что «Андревна» провела на веранде весь вечер, вызвало большое неудовольствие Владлены. Приходилось в перерывах на рекламу бегать на кухню и носить ужин для хозяйки. И пижонистый этот куда-то ушел, сказал гулять, и нет его до сих пор, а так сам бы и поухаживал за своей подружкой. Только до того ли ему — его всего лишили! Пропустив новости культуры и спорта, она шмякнула на стол подносик с «толстенькой совой» и стаканом отвара, снова успела притулиться неудобно на стуле, как раз на титрах очередного ток-шоу, и в конце концов, побурчав что-то про полуночников, удалилась перестилать «барыне» белье. Ольга, для себя объяснившая крайне недружелюбное поведение Владлены стрессом, который испытала та, узнав про завещание, не обращала на ее ворчание никакого внимания и даже испытывала некое умиление. Ей же самой становилось все хуже.
На улице стемнело, и дом затих, а Ольга Андреевна все сидела на веранде, промокая салфеткой испарину на лбу. Потом усилием воли заставила себя подняться. Тут же прибежала Владлена, и она попросила отыскать и принести к ней Лялю, а сама с трудом добралась до спальни. Вновь пойманная у колодца кошка не хотела лежать рядом и, как только хватка Ольгиных рук немного ослабла, сразу улизнула. Дыхание скакало, как расшалившийся щенок, то замирая совсем, то начиная бесноваться. В груди под сердцем поселилась холодная пупырчатая жаба ужаса, которому она не могла найти причину. Ольгу била дрожь. Сознание походило на пьяного мужика, который то приподнимался и волочился, то тяжело падал и проваливался в забытье.
Всплыла картинка, как зашла домработница, тихо ругаясь, что опять на ночь оставили окно открытым. Но Ольга Андреевна не реагировала. Она думала спокойно: «Неужели конец? Если умру, то, слава богу, именно так, как мечтала, и со спокойной совестью, ведь с Марком все оговорено. И, по-моему, вы сегодня ошиблись, дорогой профессор!»
К ней кто-то заходил… Не могла вспомнить, перед Владленой или после. «Мужик» тогда как раз тяжело шлепнулся оземь. И она, кажется, видела шприц…
Может, вызвали врача. Нет, она узнала… Но зачем? Зачем? За что?
Ее придавило цементной плитой, мозг разрывался на части от непонимания происходящего, хотелось позвать кого-то, но рот перекосило, парализовало, и звуки комком глохли и застревали в горле.
Где Ляля?
Тонкую нить, что привязывала истосковавшееся сердце к организму, изнутри старательно пытался перерезать миниатюрным ножичком неведомый народец, который жил себе смирно под присмотром Курса Лечения, но вдруг сверг своего надзирателя и пошел вразнос. А давайте оторвем сердечко, посмотрим, что будет! А давайте остановим кровь, бегущую по венам, и сделаем так, чтобы руки онемели! Уши заложило ватой, и… ниточка, на которой болталось, как елочная игрушка, сердце, практически уже оборвалась.
Ольга увидела, как отворяется дверь и входит Гриша:
— Оленька, родная! А мы ждали тебя много позже. Ну если так, пойдем!
— Здравствуй, Гриша! Я так рада, что ты пришел за мной…
Ольга легко скинула одеяло и, лишившись тела, поплыла вслед за мужем. Но если бы кто-то смотрел на нее со стороны, то увидел бы, как она изо всех сил пытается встать, трясется, старается найти опору и, не найдя, падает с кровати. Она чувствовала холод пола и издавала невнятное мычание. И в черном окне видела расплывчатую луну над силуэтами кустов, и смотрела на нее полными ужаса и недоумения глазами, из которых текли слезы, но она их чувствовала не кожей, а только душой. Вопросы еще слабо трепыхались в голове, потом затихли. Ее перестал беспокоить сквозняк, тянущийся из-под двери. И все тело пронзила внезапная и острая боль. Сердце оборвалось, и наступила тишина…
Наутро ее нашли на полу, лежащую рядом с кроватью.
— Тромб, — заключил после осмотра трупа, лекарств и опроса присутствующих высокий полный врач с красным потным лицом в обтягивающем мощные плечи грязноватом халате. Ольгу Андреевну запаковали в пакет и погрузили в машину.
* * *За несколько часов до этого Марк ушел в лес. Он, не разбирая пути, забрался в самую глушь и сжег там завещание на имя Владлены, пустив пепел по ветру. Так далеко уходить было необязательно, но Марк не хотел видеть людей, сейчас он жаждал абсолютного одиночества. В экземплярах, которые подписала Ольга, стояла фраза, что в случае его смерти все имущество переходит домработнице. Андрей даже не заподозрил ничего, ну подумаешь, Ольга решила добавить в свое завещание помощницу. Чего лишний раз тащиться по пробкам, и так дел по горло. Они добавили эту фразу в шаблон старого завещания, и нотариус поставил печать. Он понимал, что действует незаконно, но работал и дружил с Марком уже почти три десятка лет и знал его как человека безупречной честности. К тому же всем известно, что Ольга его давняя подруга. Марк же прикрыл этот документ завещанием, которое составил сам на имя Владлены, шлепнув на него какую-то левую печать, и Ольга, увидев в сонном тумане нужное имя и фразу, подписала фиктивное верхнее и нужное ему нижнее. Хотя, может, и зря он так перестраховывался. Она была такая мутная, что подписала бы все не глядя. Хотя нет, пыталась проявить бдительность. С чего она стала ему не доверять? Что могла напеть ей эта вздорная баба, чтобы лучшая подруга так унизила его? Он злился на Ольгу и придумывал себе повод для оправдания. Могло бы все сорваться, если бы он не придумал так сделать. Марк пытался занять свой мозг этими размышлениями, чтобы заглушить чувство вины, но ведь он не мог поступить иначе. Он должен был воспользоваться данным ему шансом. Ольга все равно умрет, Владлена дешевая аферистка, а ему еще жить. И он не переставал мечтать о семье, а может, и о детях. А о кошке он будет заботиться, и об Ольгином саде, и о могилках.
Вдруг Марк услышал сзади шорох, будто кто-то крадется. Обернулся — никого. Снова шорох, но он не стал обращать на него внимания и ускорил шаг по направлению к дому. В воздухе запахло грозой. Стремительно темнело, лес накрывали сумерки. Из деревни тянуло запахом дыма, лаяли дворовые псы, и это был для него ориентир, хоть непонятно, отчего ему стало жутковато в сереющем лесу. Треск сучьев, раздавшийся прямо за спиной, заставил его резко обернуться. От неожиданности Марка передернуло, как от удара током. Всего в метре от него стояла старуха в лохмотьях. Увидев его наполненные страхом глаза, она начала хохотать безумным смехом, обнажив беззубые десны и выкрикивая матерные слова. Марк не мог сдвинуться с места, на расстоянии несло запахом мочи, она громко визжала, крутилась волчком, и он различал среди жуткой брани: «Вернулся! Ха-ха-ха-ха-ха! Вернулся! Жег, жег бумаги! Я все видела. Я все время за твоей спиной! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Убийца! Вор! Убийца! Вор! Ха-ха-ха-ха!» Он замер, пытаясь вспомнить, что ему напоминают вопли юродивой. Но внезапно та прыгнула на него, схватила за рукав куртки и повисла на нем, вцепившись зубами. Он очнулся, изо всех сил отшвырнул ее и, задыхаясь, бросился бежать, не разбирая дороги. Черепная коробка трещала, и казалось, сделай он чуть больше усилий, она разлетится по швам, и сосуды, натянутые, как морские канаты, лопнут и повиснут. Дикий животный страх настолько охватил его, что Марк не видел ни деревьев, ни корней, падал, ударялся, вскакивал через секунду, как киборг, не замечая боли, бежал дальше, и живот его пульсировал, отбивая такт его скачкам.
