Юлия Алейникова - Ангел Смерти
– Скажите, Герман Юрьевич, – уже направляясь к дверям, вдруг остановился Андрей, – а какова, на ваш взгляд, главная причина врачебных ошибок?
– Почему вы вдруг об этом спросили? – удивленно взглянул на него Примак.
– Не знаю. Я раньше как-то не задумывался о таких вещах, а после нашего разговора мне вдруг стало интересно – а правильно ли я оцениваю происходящее? – задумчиво проговорил Андрей.
– Я выскажу вам свое субъективное мнение, которое, возможно, некоторые из моих коллег не одобрят. Но, на мой взгляд, дефекты и оплошности в медицинской деятельности – это прямой результат того, что некоторые врачи не умеют или, хуже того, не хотят мыслить, – вновь откинулся на спинку кресла Примак. – Да вы присядьте, а то я неловко себя чувствую, этаким директором школы, который ученику нотацию читает, – усмехнулся он, указывая Андрею на кресло. – Так вот. Чего требуют от студента на первом курсе мединститута? Прочитать и правильно пересказать материал из учебника. Дальше, по мере накопления знаний, он должен, просто обязан учиться мыслить. К сожалению, даже покидая стены медицинского образовательного учреждения, некоторые не умеют этого делать. И с каждым годом уровень подготовленности молодых специалистов, к сожалению, только снижается. И, как следствие, даже у нас в больнице немало врачей, которые остановились в своем профессиональном развитии на самой начальной стадии.
Хотя к случаю Гришенцевой это и не имеет отношения. Наоборот. Лечащий врач сделал все необходимое, чтобы максимально расширить для нее возможности последующего протезирования.
– А что, есть какие-то нюансы?
– Безусловно, – с удивлением кивнул Примак. – Вам, как человеку несведущему, я попытаюсь привести простой пример, – и он защелкал клавишами клавиатуры. – Вот. Смотрите, – Герман Юрьевич вывел на монитор фотографию солдата, потерявшего в результате взрыва нижнюю конечность. – В данном случае возможны два пути решения проблемы, – заявил Примак. – Человек, мыслящий традиционно, наложил бы жгут выше колена, и тогда ампутировать конечность пришлось бы по самое «не хочу». А если не полениться, можно сохранить коленный сустав, и тогда у больного будут совершенно иные возможности для протезирования. Это к вопросу о мыслительных способностях каждого отдельно взятого доктора. Повторяю, Гришенцевой повезло, но она этого не оценила.
Разжившийся свежей версией, Андрей Петрович напоследок решил заглянуть к Кайсе Робертовне, поинтересоваться, не сменила ли она гнев на милость и не пожелает ли сегодня поделиться с ним чем-нибудь стоящим?
– Ну что, уже все сплетни собрали в больнице? – с высокомерным презрением спросила его грозная Кайса Робертовна, как обычно, едва заметно растягивая согласные.
– Вы же отказались снабдить меня фактами, приходится довольствоваться малым, – смиренно опуская глаза, проговорил Андрей Петрович, чем вызвал скупую улыбку на лице секретарши.
– Ладно. Садитесь, – распорядилась Кайса Робертовна, указывая на стоявшее рядом с ее столом кресло. – Да, у Анатолия Игоревича была связь со Скобелевой, – осуждающе поджав губы, проговорила она. – Я этих взаимоотношений не одобряла – по разным причинам. Во-первых, мне искренне симпатична жена Анатолия Игоревича, к тому же у него дети. Во-вторых, до этого случая Анатолий Игоревич имел в больнице безупречную репутацию, а это немаловажно для руководителя такого уровня. И наконец, я не одобряла его выбор.
– А как же такое случилось, что безупречный семьянин так быстро пал под натиском… – тут Андрей Петрович сделал короткую паузу, пытаясь подобрать подходящее слово, дабы объяснить, под чьим именно натиском пал Бурмистров.
– Под натиском этой хищницы, вы хотите сказать? – помогла ему Кайса Робертовна.
– В общем, да.
– Сколько вам лет, Андрей Петрович? – спросила она, задумчиво глядя на Усова.
– Уже сорок.
– Вы женаты?
– Да.
– Давно?
– Не очень. Восемь лет.
– Гм. Возможно, вы поймете… Бурмистров женился сразу же после института и, насколько я знаю, никогда не изменял жене, да и до нее его личная жизнь слишком уж бурной не была. Он был серьезным молодым человеком и не тратил себя на пустые романы. Его семейная жизнь складывалась на удивление счастливо. Текла ровно и достойно, без скандалов, бурных событий и ярких впечатлений. Так же складывалась его карьера. Уверенный рост, уважение коллег и начальства. Никаких сюрпризов или провалов. И вот Анатолий Игоревич подходит к опасному для любого мужчины сорокалетнему рубежу. Его жизнь устроена, благополучна, безмятежна. Но как-то пресновата. И он все чаще задумывается: а правильно ли он ее прожил? Не упустил ли свой шанс? Все ли он успел изведать в этой жизни? Вопросы во многом риторические, но! В этот опасный момент сомнений и сожалений об упущенных возможностях в больнице появляется Скобелева. Яркая, привлекательная, умная, успешная, нагловатая и «голодная». Ее личная жизнь, в отличие от карьеры, не сложилась, а найти себе подходящую партию в этом возрасте гораздо сложнее, чем в юные годы. Возросли запросы, а вот выбор значительно сузился. Все хорошее уже давно «разобрали», а развести успешного женатого мужчину не так-то просто. И вот ей попадается Бурмистров. Человек, проживший всю свою жизнь в строгих рамках правил и приличий. – Кайса Робертовна тяжело вздохнула. – Она его просто совратила. Диким, откровенным, вызывающим, животным сексом. – Последние слова Кайса Робертовна произнесла с брезгливым отвращением. – Если бы вы знали, чего я наслушалась за последний год, сидя в этой приемной! Иногда мне казалось, что она его живьем на части рвет! Бедняга совершенно рассудок потерял. Знаете, – как-то сникнув, проговорила Кайса Робертовна тихим неживым голосом, – я даже об увольнении начала впервые в жизни задумываться. Но побоялась оставлять его совсем без присмотра. Чувствовала что-то недоброе.
– А вы знаете, что Бурмистров подал на развод за два месяца до смерти?
– Да.
– Как вы об этом узнали?
– Анатолий Игоревич просил меня выяснить, где находится районный ЗАГС, уточнить приемные часы и узнать, каков должен быть пакет документов, необходимых для подачи на развод, – печальным голосом произнесла Кайса Робертовна.
– Как вам показалось, Бурмистров сам был инициатором развода или решился на это под давлением Скобелевой?
– Мне бы очень хотелось сказать, что это она его вынудила. Но это не так. Анатолий Игоревич словно обезумел от страсти. Наверное, не у каждого подростка так гормоны играют! Но он просто обезумел. Ему было наплевать на жену, на детей, на все на свете… Я слышала через неплотно прикрытую дверь кабинета, как Скобелева убеждала его не торопиться, все как следует обдумать, подготовиться, а уже потом.
– А почему она так странно отреагировала на желание Бурмистрова развестись? Ведь вы сами сказали, что она добивалась его, ей надо было устроить собственную личную жизнь, и вдруг, когда любовник уже готов ради нее бросить семью, она уговаривает его не торопиться? Вам не кажется это нелогичным?
– Действительно… – несколько опешила Кайса Робертовна. – Вы знаете, я так переживала за Анатолия Игоревича, что даже как-то ни разу не задумалась об этом нюансе. Действительно! Она первая должна была прыгать от радости.
– Не мог ли у нее появиться к этому времени кто-то другой?
– Нет. Определенно, нет. Они по-прежнему много времени проводили вместе, и потом, такое не утаишь, – покачала головой Кайса Робертовна. – В больнице – точно не утаишь.
– А не в больнице?
– Я не могу знать всего, но, мне кажется, нет. Она по-прежнему крепко держалась за Бурмистрова.
Никаких новых фактов. Одно и то же. Либо Скобелева убийца, либо Елена Бурмистрова, размышлял Андрей Петрович, покидая больницу. Хорошо хоть Гришенцева всплыла, завтра же он ею займется. Андрей вышел на залитое теплым вечерним солнцем крыльцо и достал сигареты.
– Андрей Петрович, если не ошибаюсь? – окликнул его кто-то приятным мягким голосом.
Андрей обернулся и увидел стоявшего у перил седовласого, с аккуратной бородкой, доктора. Андрею пришлось как следует сосредоточиться, чтобы вспомнить, где он сегодня мог видеть этого человека. Ах да, сообразил он наконец, это же тот самый санитар, о котором ему рассказывала Олечка! Андрей Петрович попытался вспомнить его имя, но не успел.
– Разрешите представиться, Алферьев Родион Михайлович. Мы виделись с вами мельком сегодня днем.
– Да, да. Конечно, – кивнул Андрей, протягивая Родиону Михайловичу руку.
Санитар выглядел лет на шестьдесят пять и был чем-то похож на земского врача времен Антона Павловича Чехова. Может, старомодной бородкой и добродушным взглядом серых выцветших глаз из-под круглой оправы очков?
– Вы, кажется, расследуете дело об убийстве Анатолия Игоревича Бурмистрова? – вполне современным языком спросил Алферьев после короткого рукопожатия.
