Наталья Андреева - Комната с видом на огни
— Нюра, а ведь год прошел! — Он сказал это задумчиво.
— Да? Как интересно!
— А ты все такая же язва.
— Прелестный комплимент для нашего юбилея!
— Ладно, не дуйся, я купил тебе подарок.
— Бриллиантовые серьги?
— Еще чего! Нет, Нюра, в тебе ни грамма романтики. Я купил маленькую виллу в Греции и назвал ее «Эсмеральда», что значит «жемчужина». Ну как?
— Пошло, Ленский. Я не о вилле, о названии.
— Зато красиво, могла бы в этот раз гадости и не говорить, — вдруг обиделся он.
Они помолчали немного, Анне вдруг стало стыдно: плюнула человеку в душу. И она улыбнулась:
— Ты извини. Что, в детстве любил читать «Собор Парижской Богоматери?»
— Хотя бы.
— Спасибо, Дима, я рада.
— А чего тогда невеселая? Тебе что, подарок не нравится?
— Ну сам подумай: что мне какой-то дом на каком-то Средиземном море? — Анна пожала плечами: — Я его даже себе не представляю, как он может мне нравиться?
— Хочешь, поедем туда? Кстати, а почему мы с тобой только один раз были за границей?
— Потому что тебе некогда, ты никогда не бываешь в отпуске, в редкие выходные не расстаешься с сотовым телефоном. Ты работаешь, я учусь, хожу по музеям — галереям, и к тому же я плохо переношу самолет и акклиматизацию, вспомни Италию. Нет уж, раз родилась в России, среди березок средней полосы, так мне тут и быть.
— Ладно, никто ничего не знает про свою жизнь. Бери мой подарок, владей.
— Ты на меня оформил виллу? — поинтересовалась Анна.
— Да.
— А если мы расстанемся?
— Тогда заберу обратно.
— Милый подарок. Понять бы только, к чему все это.
— Со временем поймешь.
— И кто мне скажет, когда же придет это самое время?…
Анна вздохнула, подвинула свой бокал, в который Ленский плеснул шампанского, и с удовольствием выпила: все-таки целый год, прожитый вместе, — это повод.
Глава 4
УСПЕХ
Иногда Ленский спрашивал мнение Анны о какой-нибудь купленной им картине, а поскольку их вкусы сильно расходились, то начинались бурные дебаты. Она давно уже научилась сдерживать себя и молча проглатывать самые обидные слова, но его пристрастие к так называемой живописи просто выводило Анну из себя. Она не понимала, как такого человека сумели убедить, что картины эти со временем будут стоить больших денег.
— Нюра, ты больная. Какая тебе разница, что там висит? — усмехаясь, спрашивал Ленский.
— Это ты больной. Ты, случайно, не дальтоник?
— Нет. С чего ты взяла?
— Пойди, проверься у окулиста. Ты абсолютно не чувствуешь цвет.
— Как это его можно чувствовать? — удивлялся Ленский.
— А так. Он живет, он дышит, он, наконец, пахнет. Вот, например, мои духи, какого они цвета?
— С ума сошла?
— Они золотисто-коричневые. Это «Клима». А «Анаис-Анаис» — белые. «Кензо» — зеленые, «Жан Поль Готье» — бордовые. А твоя мазня — это просто одна большая бесформенная и бессмысленная клякса.
— Знаешь, Нюра, иногда я начинаю понимать, почему живу именно с тобой, — задумчиво сказал однажды Ленский.
— Ну спасибо. Тогда, может, снимешь со стены это уродство? — Анна выразительно ткнула пальцем в очередной «шедевр».
— Ладно, скажи, чтобы это отнесли в мой кабинет.
Анна только фыркнула и мысленно послала его к черту.
У нее не было подруг: после случая с Ольгой Калининской Анна стала очень осторожной. Она поняла, что женщина женщине вечная соперница, и потому надо держать ухо востро, в то время как мужчина всегда готов искренне посочувствовать, поскольку сам принадлежит к сильному полу. Кончилось тем, что даже свои интимные женские проблемы она вечерами стала обсуждать с Ленским. Тот принимал это со свойственным ему цинизмом и давал довольно дельные советы.
— Ты взрослеешь, Нюра, — сказал он однажды.
— А ты стареешь.
— Это жестоко.
— Знаешь, ты ведь меня тоже не жалеешь. Сказал бы хоть раз что-нибудь приятное.
— Например? — Он с интересом посмотрел на нее.
— Ну что я красивая.
Он расхохотался и, прищурившись, внимательно оглядел ее с ног до головы:
— Местами.
— На себя посмотри, — рассердилась Анна.
— А что? Я, между прочим, трезво себя оцениваю и на комплименты не напрашиваюсь. А ты лучше в телевизор посмотри, вот та баба — это да! Это что-то такое… — Он даже облизнулся, чтобы еще больше позлить Анну. Но уж она-то хорошо знала его истинное отношение к манекенщицам. Бывшая жена Ленского тоже начинала когда-то в модельном бизнесе, и с тех пор, как она сбежала, он откровенных красоток просто не выносил.
В этот вечер они валялись на диване в гостиной перед огромным телевизором, пили пиво, закусывая его креветками, и смотрели музыкальный канал. Иногда Ленский позволял себе такую пошлость, как пиво, Анна же давно мечтала хоть немного поправиться, а после пива ей всегда хотелось есть. Так вот, они пили пиво, а на экране в это время резвилась крашенная под блондинку девица в красных кожаных шортах и туфлях на высоченных шпильках. Камера все время норовила залезть ей прямо в трусы. Если бы Анну не повело слегка от пива, она бы, как всегда, смолчала. Все-таки они жили в доме Ленского и на деньги Ленского.
Но алкоголь сделал свое злое дело. Анна ткнула пальцем по направлению к экрану:
— Да ты на нее посмотри! Посмотри!
— А что? Красивая девка.
— У нее же голоса нет!
— Зато фигура шикарная, а музыка ничего, заводная.
— Какая?
— Ритмичная.
— Ага, трень — брень. А слова?
— При чем тут слова?
— Да там даже рифмы нет!
— А зачем там рифма? Это же песня!
— Это мерзость, а не песня! — гневно выкрикнула Анна.
— Да ты и так не можешь. Критиковать легче всего, поэтому критиков всегда больше, чем исполнителей.
— Что? Да я таких песенок могу наклепать сколько угодно!
— Ты что, музыке училась? — поинтересовался он.
— Этой музыке учиться не надо. Да, я не знаю нот. но зато я ее слышу, она уже во мне, и слова во мне. И зря я тебе сказала, что могу наклепать сколько угодно таких песенок. Мои были бы лучше. По крайней мере, там была бы рифма и был бы смысл, и в трусах я бы не стала прыгать, чтобы никто не заметил отсутствие у меня голоса и слуха.
— Ладно, я деловой человек и не люблю понапрасну сотрясать воздух. А тебя надо хоть разок проучить.
Анна с удивлением посмотрела на него: да он абсолютно трезв и нисколько не шутит! А Ленский довольно жестко сказал:
— Чтобы доказать свою правоту, а твою глупость, я готов на некоторое время арендовать тебе студию. Нанять композитора, который запишет ту чушь, которая в тебе якобы звучит. Ты меня слушаешь? Затем нанять клипмейкера, который сделает так, как ты захочешь. Потом я заплачу за то, чтобы твой ролик появился разок на этом же канале, и буду громко смеяться. Если ты действительно умная баба, то посмеешься вместе со мной.
Анна совсем струхнула и ласковой кошечкой прижалась к его плечу:
— Ладно, я погорячилась, пива перепила, прости. Это же такие деньги! Зачем столько тратить для того, чтобы доказать, что я была не права?
— Ну уж нет, радость моя. Чтобы эти глупые споры об искусстве больше не повторялись, давай раз и навсегда поставим точку. Я хочу оплатить свой покой — самое дорогое, что у меня есть. Денег мне для этого не жалко. Приступишь завтра же.
— Дима!
— Все. Будет так. Не забывай, что ты живешь на мои деньги. И что я тебе хозяин.
Анна сжалась в комок. «Попала, ну попала! За язык меня тянули, что ли? Как хоть это делается? Ладно, утро вечера мудренее, может, что-нибудь придумаю, да и Дима оттает и простит».
В постели она попыталась к нему подлизаться, была особенно нежной и старательной. Ленский же ее ласки принял с откровенным удовольствием, а под конец сказал:
— Если ты думаешь, что мое решение можно изменить с помощью таких дешевых штучек, ты еще плохо меня знаешь, девочка.
«Чтоб ты сдох! — мысленно выругалась Анна. — Мог бы сказать это и до того, как я стала изображать дикую страсть! Нет, все-таки вредный он мужик! И почему я терплю его издевательства?»
И она уснула, боясь даже подумать о том, что будет завтра.
Проснувшись на следующее утро, она было сладко потянулась, перевернулась на другой бок и, вдруг вспомнив события вчерашнего вечера, резко выпрямилась и села в постели. Голова слегка гудела. Ленского не было, но на тумбочке у кровати лежала записка.
«Это что-то новенькое! Сроду мне Дима посланий не оставлял, а тут вдруг расщедрился! Ну-ка, ну-ка! Это что, любовная записка? Сейчас мы оценим его неповторимый стиль».
На клочке бумаги кривыми буквами было написано одно только слово: «Приступай».
Анну даже передернуло от злости. С такой фамилией мог бы попробовать написать хотя бы одно распространенное предложение! Поняв, что отвертеться не удастся, она не спеша встала. Долго принимала душ, долго завтракала и всячески оттягивала неприятный момент. Но потом поняла, что вечером Ленский первым делом потребует у нее отчета о прошедшем дне. И это впервые за все время их совместной жизни!
