Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
— Из Твери? Что за абсурд?! — откликнулся я.
Вячеслав вытянул шею и крикнул мужичонке, попавшемуся навстречу:
— Эй, любезный! Откуда путь держишь?
— Тверской я! Откуда ж еще?! — без тени смущения ответил тот.
— А что случилось? — спросил я. — Почему вы все бежите?
— Так Наполеон же идет! — объяснил мужичонка.
— Не понимаю, — вымолвил я. — Где Тверь и где Наполеон!
История с купчишкой, разговор со случайным встречным и идущие навстречу одна за другой груженые подводы произвели на меня удручающее впечатление. Бегство мирных жителей было уже не отвлеченной сводкой о продвижении Великой армии, а зримым подтверждением успехов Наполеона.
Шоссе бежало вдоль берега Волги. Мы въехали в Тверь. Город обезлюдел: по правую руку тянулись жилые дома, огороды за ними спускались к реке, от заколоченных досками окон и дверей веяло страхом.
Мы проехали чуть дальше переправы и остановились возле храма Воскресения Христова, или как его еще называли — Трех Исповедников[22].
— Ну-с, зайдем, перед исповедниками грехи замолить, — промолвил Осип Николаевич.
Он взглянул на храм с тоскливой озабоченностью, словно сомневался, что ему позволительно войти внутрь. Однако же решился, и мы с Вячеславом последовали за ним.
— А генерал-то наш шалун, раз уж грехи перед покровителями домашнего очага замаливает, — вполголоса сказал я.
Осип Николаевич молился со старанием, свидетельствовавшим о том, что с соблюдением святости семейных уз у него случилась серьезная неурядица. Косынкин ничего не ответил, кажется, озаботившись прощением каких-то собственных прегрешений. Я покинул церковь первым, и добрую четверть часа любовался барочным «восьмериком на четверике»[23], как вдруг случилась совершенно неожиданная встреча.
— Bonjour, Comte[24], — услышал я знакомый голос.
Я обернулся и увидел карету, в окно которой выглядывала графиня де ла Тровайола.
— Сандра! — удивился я, про себя воскликнув: «Heus- Deus[25], ты решил мне припомнить, что и я не без греха!»
— Невероятная встреча, — сказала графиня де ла Тровайола. — Куда направляешься?
— В Москву, — ответил я и поспешил уточнить: — в армию.
— Ну а я подальше от театра военных действий. Что ж, прости, я очень спешу. Буду молиться за тебя. Надеюсь, когда все кончится и мы будем пребывать в добром здравии, еще увидимся.
Графиня похлопала рукою по дверце, возничий щелкнул кнутом, и карета покатила вперед. Вскоре она затерялась среди других экипажей, телег и подвод. А я все всматривался вдаль, словно надеялся на какой-то знак, — может, мелькнет ее рука с платочком? Бог весть, зачем мне было это нужно! И слава богу, что я путешествовал без Жаклин — эта встреча надолго испортила бы ей настроение.
— Что там? — Голос Вячеслава пробудил меня.
— Ничего, — ответил я.
— Ты так смотрел… — обронил он, вглядываясь вдаль.
Мы вернулись к наплавному мосту. Десяток барок, стоявших на якорях, перекрывали всю ширину Волги. Мы переправились на другую сторону и через минуту были в путевом дворце.
* * *Его высочество принц Георг Ольденбургский принял меня в кабинете.
— Я имею разрешение… вернее сказать, поручение от государя, — поведал я, — сформировать небольшую группу отчаянных смельчаков, чтобы убить Бонапарта. Мы подготовим базу в Теплом Стане, это небольшое село к юго-за- паду от Москвы.
— Ваша миссия сопряжена с крайней опасностью для жизни, — невесело промолвил принц Ольденбургский.
— Что делать, ваше высочество, — ответил я. — Почту за честь, если сумею совершить ее. В наши дни о собственной жизни не приходится думать…
— Мне сказали, что у вас есть какое-то приватное поручение ко мне от императрицы-матери, — напомнил принц Георг.
— Да, ваше высочество. — Я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть деликатность вопроса. — Ее величество обеспокоена некоторыми слухами…
— Слухами? — переспросил принц.
— Только слухи, — подтвердил я. — Злые языки распускают их. Но в свете положения ее высочества Екатерины Павловны…
— Катеньки? — переспросил он.
— Да. Словом, глупая история. Кто-то якобы видел вас в карете с неизвестной дамой…
— Ах вот оно что! — воскликнул принц. — И что? Что сказала императрица?
— Она снисходительна по этому поводу, — ответил я. — Но ее беспокоит, что злые языки донесут до ее высочества Екатерины Павловны…
— Не волнуйтесь, граф, — улыбнулся принц. — Катенька сейчас в Ярославле. И я намерен завтра же утром отправиться к ней. Касательно ж дамы…
Он замешкался, а затем махнул рукой. Я почувствовал некоторое беспокойство, мелькнула мысль, что эта дама может оказаться агентом Наполеона. Но, с другой стороны, принц Георг поставлен генерал-губернатором над Тверской, Ярославской и Новгородской губерниями, а шпион, которого ищу я, явно действует в Москве. Имя этого шпиона уже известно — аббат Адриан Сюрюг. И все, что от меня требуется, это доехать до Москвы и арестовать этого паписта. К тому времени как Парасейчук доберется до Белокаменной, дело будет сделано, полковнику останется только найти на груди место для очередной награды.
Я вспомнил, что именно в Твери, в стенах путевого дворца принималось решение о назначении графа Федора Васильевича Ростопчина московским генерал-губернатором. Ростопчин гостил у великой княгини Екатерины Павловны и принца Георга Ольденбургского, а затем их высочеств посетил император Александр Павлович. Государь не жаловал графа Ростопчина. Но Екатерина Павловна убедила августейшего брата, что энергичный, деятельный, ненавидящий французов Федор Васильевич именно тот человек, который нужен во главе Москвы во время войны с Наполеоном.
— Прошу простить, ваше высочество, — промолвил я. — Ваше слово возымело решающее значение при назначении графа Ростопчина генерал-губернатором…
— He преувеличивайте моих заслуг! — Принц поднял руки. — Решающее слово осталось за Катей.
— Я подумал, что вы знаете Москву, общество. Не встречалось ли вам такое имя — Адриан Сюрюг?
— Адриан Сюрюг? — переспросил принц и рассмеялся. — Кто же не знает аббата Сюрюга? Он иезуит, настоятель храма Святого Людовика, глава общины московских католиков, а ко всему прочему духовник Екатерины Петровны, супруги графа Федора Васильевича.
Я едва не подпрыгнул от радости. Все улики указывали на то, что аббат Сюрюг и есть тот самый шпион, изловить которого поручил мне государь император. Убитый агент Гржиновский передал записку аббату Билло, а тот состоял в переписке с Сюрюгом. Зарезанный ранее Хоречко должен был передать фразу о жене Цезаря. Все сходилось! Аббат Сюрюг пользовался доверием супруги московского генерал-губернатора и, очевидно, через нее добывал важные для Наполеона сведения. «Жена Цезаря вне подозрений, а зря», — наверняка это сказано было про нее.
Я хранил невозмутимость, чтобы не смущать принца внезапной радостью. Правда, и некоторое разочарование испытывал я: чересчур просто все разрешилось. Впрочем, я и хотел поскорее покончить с этим делом и отправиться в действующую армию!
— Вы прибыли вдвоем, — не то спросил, не то констатировал принц.
— Да, — кивнул я. — Со мною надворный советник Косынкин. Хотя должен был поехать полковник Парасейчук. Его через Вязмитинова приставил наблюдать за мной Аракчеев.
— Почему вы так решили? — без особого интереса спросил принц Георг.
— Некоторые детали моей миссии известны были лишь мне и его величеству, — поведал я, под «некоторыми деталями» подразумевая поручение найти шпиона, а не убить корсиканского недомерка. — Но тут выяснилось, что чересчур много знает и Парасейчук. Полагаю, его величество если и посвятил кого-то в тонкости дела, так управляющего своей канцелярии Аракчеева, а не Вязмитинова.
— А что же Парасейчук? Где он? — насторожился принц.
— Телепает где-то позади в коляске, — ответил я.
— Оставайтесь ночевать здесь, а поутру отправитесь дальше, — предложил принц Георг.
— Премного благодарен, ваше высочество, почту зачесть и останусь с превеликим удовольствием.
— Андрей Васильевич, и вот еще… По поводу слухов о даме… — Принц неожиданно вернулся к деликатному вопросу. — Это замечательная женщина, но она есть предмет сердечной тайны…
Я чертыхнулся про себя. После такого признания будет непросто оправдаться перед вдовствующей императрицей за то, что не арестовал эту mistress[26].
— Но это не моя тайна, — продолжил принц, — вот почему я не считаю себя вправе пускаться в откровения. Слухи, которые дошли до ее величества, простое недоразумение. Как только увижу Катеньку, расскажу ей все сам, посмеемся вместе, тем более что Катя знает и эту даму, и того человека, чьей сердечной тайной она является.
