Любовь Арестова - Последняя улика (Сборник)
— А вот куда — не скажу, — зло отрубил он. — Это ее забота. Я этого не знаю, и вам знать ни к чему.
Богданов хотел возразить, но Ерохин предостерегающе поднял ладонь.
— Ну что ты разбушевался, не пойму я? Не шуми, говори толком. Надолго уехала?
— Уехала не навсегда, вернется.
— А что за надобность у нее возникла уехать? — спросил Семен Егорович.
— Спроси ее. И вообще, — Бревич снял с гвоздя телогрейку, — кончаем базарить, меня работа ждет.
— В чем уехала-то она, одежда какая, обувь? — не сдавался Ерохин.
— Не случилось ли с ней чего? — теперь уже встревожился возчик. А потом добавил: — В сапогах резиновых, а шуба коричневая…
— Можно к Вам? — низкорослый плотный мужчина в ватнике, держа в руках пушистую волчью шапку, бочком протиснулся в кабинет Климова. — Извините, что поздно и без приглашения, я прямо с работы, — скороговоркой выпалил он. — Вчера еще утром уехал за лесом и вот только что вернулся. А в гараже мне ребята сказали, что были у нас ваши представители, спрашивали про женщину. Мать честная, говорю ребятам, да ведь я похожую бабу в это самое время по улице Луговой подвозил и как раз первого апреля. Сегодня у нас какое? Третье? — он вопросительно посмотрел на начальника отделения, который был несколько ошеломлен таким вторжением и обрушившимся на него потоком слов.
— Входите, входите, садитесь, — Климов указал посетителю на стул у приставного столика, и толстяк опять быстро заговорил, бросив на столик шапку:
— Ну да, сегодня третье, я уехал утром второго, а это все и было как раз первого, в обед. Меня ребята, как я им рассказал, сюда отправили. Дуй, говорят, в милицию, раз такое дело. А я что? Я рад помочь, если надо, я такой человек.
Мужчина показал Климову испачканные мазутом руки:
— Я вот и помыться не успел, домой даже не заехал.
— Минуточку, — Климов встал, предостерегающе поднял руку, поскольку словоохотливый мужчина вновь попытался заговорить, — давайте по порядку. Фамилия ваша как, работаете где, живете?
— Шибков я. Михаил Иванович. Шофером работаю на лесовозе. Живу на Луговой, дом 4. Собственный дом, — с гордостью произнес тот. — Второй год как отстроился…
— Так что произошло первого апреля? — Климов поторопился задать вопрос. О строительстве личного особняка Михаил Иванович, похоже, мог рассказывать долго.
— Ну вот я и говорю. Забот полно, а у меня — рейсы. Мне первого апреля диспетчерша сказала, что назавтра я в рейс на пару дней еду, а первого — на своем лесовозе с нижнего склада ходку должен сделать. Ладно, думаю, выкрою часок — снег сбросить с крыши. Весна ведь, — Шибков махнул рукой в сторону окна, где уже голубели сумерки. — Весна, — повторил он. Так вот, я во втором часу с ездками управился и завернул домой. Снег с крыши сбросил, ограду расчистил, ну, думаю, теперь можно и в рейс…
— Когда вы закончили свои домашние дела? — вновь Климов вынужден был вернуть говоруна к нужной теме.
— Да быстро я все сделал, час-полтора, не больше. Я понимаю ведь, он настороженно глянул на капитана — не осуждает ли тот его поступок? Понимаю, что рабочее время и так далее, но ведь в рейс мне было назавтра, а солнышко не ждет.
Поняв, что порицания не будет, продолжал:
— Так вот, я часа в три или около того от дома на своем лесовозе отъехал. Вы наш околоток знаете? — он вопросительно глянул на Климова.
Тот утвердительно кивнул головой. Еще бы он не знал этот «околоток», где за два дня даже дырки в заборах изучены. Действительно, первые дома на Луговой стоят на отшибе, потом идет болотистый пустырь, а затем уже начинается собственно улица — целый ряд частных домов.
— Ну, значит, еду я по гравийке, — продолжал Шибков, — колея, скорость с гулькин нос. Только забор проехал — мать честная, баба прямо под колеса мне — прыг! — Он всплеснул руками. — И как я ее не придавил, ума не приложу! Я по тормозам, успел-таки, а она уже дверцу рвет. Я открыл и, извините, обругал ее. Нехорошо, конечно, — потупился он, — но сами посудите, ладно ли это, если из-за нее да в тюрьму! Она ноль внимания на мою ругань, мигом в кабину влезла, вижу я — не в себе, трясется вся. «Чего ты?» — спрашиваю. А она: «Дядечка, ой, увези скорей, мужик за мной гонится, пьяный и с топором!» Ну, думаю, только мне твоего мужика с топором и не хватало. Да ведь и не выбросишь человека, раз такой случай, верно я рассуждаю? — он глянул на внимательно слушавшего Климова. Тот согласно кивнул.
— Вот я и газанул по Луговой. Она молчит, мне тоже неловко расспрашивать. Доехали до Сини, я ей толкую: «Мне через мост надо, а тебе-то куда?» Она вроде бы очнулась, глянула на реку: «Высади меня, я у знакомых укроюсь». Я остановился, она вылезла, спасибо не сказала, бегом вдоль домов к заулочку, есть там такой маленький. Я еще оглянулся. Не увидел никого и поехал себе спокойно. День доработал, а утром рано — в рейс. Вот такая вышла история…
Климов благодарно улыбнулся Шибкову. Уважал он людей, которые от чистого сердца стремились помочь следствию. Вот и этот не раздумывая пришел к ним, надеясь помочь. И помог, конечно.
— Спасибо вам, Михаил Иванович, большое спасибо. Пригодится нам ваш рассказ. А вот о приметах вы мне ничего не сказали. Любые мелочи постарайтесь припомнить.
— Приметы? — тот запустил в редеющий чуб грязную пятерню и смущенно произнес:
— С приметами-то не очень. Шубу вот коричневую искусственную помню хорошо, а больше ничего. Сами понимаете, за рулем я был, дорога грязная, колея, и все это так быстро промелькнуло. Когда она под колеса мне сиганула — я испугался очень, потом зол был, не глянул. Вроде не старая баба и плотная такая. А больше — не помню. Меня уж ребята в гараже ругали, простофилей обзывали.
Водитель огорчен был так искренне, что Климов поспешил его успокоить:
— Михаил Иванович, на нет и суда нет. Спасибо и за то, что рассказали. Сейчас уж темно, — капитан покосился на вечернее небо, — а завтра с утра очень прошу вас к нам, покажете все на месте, договорились?
— Как штык буду, — Шибков взялся за шапку, но Климов остановил его:
— Скажите, а машину свою вы мыли после того?
— Не-е, — опять смутился мужчина, — не-е, не успел я, извините. Я понимаю, чистота технике нужна, но… — начал было оправдываться он и умолк, заметив довольный взгляд Климова.
— Так это же просто замечательно, — сказал розыскник удивленному Шибкову.
Климов понимал: до утра машину осматривать не имело смысла. Скоро стемнеет совеем. В кабине лесовоза могли остаться микрочастицы одежды подозрительной пассажирки, а может быть, и что-то другое. Он вызвал дежурного, поручил загнать машину Шибкова в гаражный бокс, а бокс опечатать.
— Ну, кажется, на сегодня все, — капитан рад был, что день завершился хоть маленькой, но удачей, и направился прямиком в кабинет Николаева, где еще горел свет.
Шибков пришел в отдел слишком рано. Серый рассвет медленно вставал над городком, не предвещая солнца и тепла. Апрель — капризный месяц в Сибири. То яркое солнышко побалует, то откуда ни возьмись дунет совсем зимним холодом, затянутся весенние лужицы узорным ледком, который весело и звонко по утрам разбивают каблуками ребятишки.
Нетерпением время не подгонишь, пришлось подождать.
Климов сам решил выехать с водителем. Много времени это не займет, рассудил он, а прикинуть версию на месте никогда не помешает.
Шибков показал место, где его остановила пассажирка. Точно! Именно здесь и потеряла след Дана — вот она, схема, составленная Богдановым.
Эксперт Ниткин щелкал фотоаппаратом, сердясь на шустрого свидетеля, которому не терпелось быстрее все показать.
— Не беги ты, Шибков, шибко, — ворчал Ниткин. — Техника за тобой не успевает.
Михаил Иванович с удовольствием повторял свой рассказ понятым, Климову и Сергею.
— А здесь вышла она, — свидетель остановился у дома на высоком берегу Сини и указал на проулочек, — а сюда направилась.
Климов подошел к указанному месту — узкому проходу между двумя дворами. Жители Луговой улицы ходили здесь к реке за водой. У проруби зимой, у мостков летом целый клуб порой бывает — все новости соседки обсудят, все неотложные вопросы решат.
Сейчас, в апреле, протаяла тропка, осел снег между заборами, покосились снеговые ступени, вырубленные в высоком крутом откосе на спуске к реке. Климов осторожно прошел по проулочку; боком ставя ноги, двинулся по скользким ступенькам.
Прорубь метрах в пяти от берега. За ночь ее затянуло тоненьким ледочком, как дымкой подернуло. Климов понял сразу, что за водой сюда еще ходят, не боятся. Он внимательно осмотрел речку, испещренную голубеющими тропинками и частыми промоинами. «А ведь можно было по Сини пройти, тем более три дня тому назад, — подумал он и вспомнил, что Николаев предупреждал о необходимости тщательной проверки этой версии. — Прав майор оказался, а мы потеряли на этом два дня. Вон она, Куличкова гора, сразу за Синью, ходу до нее по льду четверть часа. Если туда ушла женщина, то понятно, почему ее не засекли посты — она обогнула их».
