Патриция Вентворт - Круги на воде
Маленькие, очень ясные глаза старого Барра пристально посмотрели на Эдварда из-под белых мохнатых бровей.
— Ну, не знаю, — ответил Эдвард. — Может быть, он хлебнул одну-две лишние кружки, как Уильям Джексон.
Взгляд старика стал еще более цепким. Потом мистер Барр отвернулся и пнул полено в камине. Оно рассыпалось брызгами искр. Он снова повернулся к Эдварду, добродушно и небрежно сказав:
— Может, оно и так, только Кезия всегда думала, что ее мужа убили.
Эдвард вышел в темный сумрак. После прокуренной гостиной мистера Барра воздух показался особенно холодным и свежим. Отсюда шла хорошая шоссейная дорога в Эмбанк, на которой в миле от этого места был поворот на Гриннингз, но он выбрал тропинку через лес лорда Берлингэма.
Тропинка выходила на неровную дорогу к протоке и сокращала путь на добрых полмили, да и идти по ней было приятнее. Он любил слушать звук ломающихся под ногами веток, шуршание и шорох всяких тварей, спешащих куда-то по своим, несомненно, незаконным делам. Но кто есть человек, чтобы сказать лисице или зайцу, барсуку, горностаю или кошке: «Здесь охочусь только я!»?
Он шел не спеша. Становилось все холоднее. Эти леса были очень древними. Некоторым дубам, должно быть, лет пятьсот, а тисам — еще больше. Он видел карту графства 1469 года, и тогда здесь тоже был лес. С тех пор один владелец сменял другого. Нормандские имена, английские имена — на кладбищенских памятниках, на мемориальных досках в церкви. И, наконец, лорд Берлингэм, который взял это имя от деревушки Берлингэм в трех милях отсюда. Когда-то он был Томом Томпсоном, в детстве бегал босиком и продавал газеты на улицах, а сейчас он — лорд, владелец поместья, как те, прежние, хозяева. Новые деревья росли среди старых, и были они сильными и крепкими.
Эдвард вышел по тропинке к дороге, рядом с тем местом, откуда она спускалась к протоке. До него донесся звук текущей воды. Поток оставался сильным, но уже не захлестывал камней на переправе. Он вытащил фонарь, легко перешел на другую сторону и стал подниматься по склону. Справа от него были видны церковь, силуэт которой ясно различался на фоне неба, и черная полоса древней тисовой аллеи, ведущей к ней.
Когда он проходил мимо кладбищенских ворот, рядом что-то зашевелилось. Его окликнули.
— Это ты, Эдвард? — произнесли задыхающимся шепотом. Голос слегка дрожал.
Он узнал голос Клариссы Дин и рассердился. Она вообще соображает, что делает, поджидая его здесь? А она, несомненно, ждала именно его. У нее не могло быть дел в церкви. Было уже двадцать минут восьмого, и в доме викария разогревали суп, готовили рыбу или яйца на ужин. Он произнес ее имя с невольной резкостью:
— Кларисса!
Она подбежала к нему и взяла его под руку.
— Эдвард, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Правда, в такой ужасной темени ничего не разглядишь, но я увидела твой фонарь и решила, что это ты: миссис Дикон говорит, ты всегда возвращаешься этой дорогой, и, кроме тебя, здесь никто не ходит, во всяком случае, теперь, когда бедняга Уильям Джексон…
Она остановилась, чтобы набрать воздуха.
— Знаешь, пока я тебя ждала, в этой темноте, мне представлялись такие ужасные вещи! Потом еще хлюпанье ботинок, когда ты поднимался от протоки!
— Я промочил ноги. В протоке много воды.
Она вцепилась в его руку.
— Знаю! Но я-то подумала, а вдруг это не ты, а Уильям Джексон, весь мокрый, выходит из воды!
Ответ Эдварда прозвучал невыносимо трезво:
— Никогда не слышал о привидениях с фонарями.
Она, дрожа, прижалась к нему.
— Когда не боишься, это не приходит в голову, а я не привыкла к темноте, как все вы, деревенские, Эдвард усмехнулся.
— Есть простой выход — сидеть дома.
Они продолжали идти не потому, что Кларисса этого хотела, но Эдвард решительно двигался вперед, и ей надо было либо поспевать за ним, либо отпустить его руку.
— Эдвард, ради бога, не беги! Зачем мне понадобилось бы приходить в такое ужасное место, да еще в темноте, если бы это был не единственный способ тебя увидеть? То тебя нет дома, то рядом Сьюзен, а мне надо кое о чем с тобой поговорить!
— Ладно, отпусти мою руку. Можешь говорить на ходу. Ты держишься так, что у меня будут синяки.
Но она только сильнее сжала его руку.
— Эдвард, это правда очень важно! Я хочу сказать, для тебя важно. Мне надо рассказать тебе кое-что.
Они уже прошли церковный двор и ворота дома викария. Показался дом старой миссис Стоун, в котором она жила вместе с прикованной к постели дочерью. Из комнаты Бетси Стоун через красные занавески — подарок Эммелины к Рождеству — весело пробивался свет. Мелькали огоньки в домах дальше по дороге. Эдвард рассчитывал, что даже Кларисса не будет откровенничать на деревенской улице. Вдали виднелся дом сестер Блейк. Он сказал:
— Знаешь, давай отложим. Нам обоим надо торопиться. Я уже опаздываю к ужину, а тебе надо быть поосторожней с мисс Милдред… Так что, если не возражаешь…
Он ускорил шаг. Они почти поравнялись с домом, и Кларисса почувствовала, что упускает случай. Она собиралась быть с ним осторожной и не торопить его. Почему он не может на минутку остановиться, немного посмеяться с ней, дать ей возможность подготовиться к тому, что ей надо сказать? Он совсем не хочет помочь ей. Почему-то у нее было ощущение, что надо спешить, как если бы это был ее последний шанс, и, стоит его упустить, он не повторится.
Она сказала:
— Ты не понимаешь! Я не о себе, я о тебе! О завещании твоего дяди!
Она не могла сказать ничего хуже. В нем вспыхнул прежний гнев, порожденный чувством самообороны.
— У меня нет ни малейшего желания обсуждать завещание моего дяди! Пожалуйста, оставь моего дядю в покое!
— Но, Эдвард, позволь мне объяснить…
— Я говорю недостаточно внятно? Мне не нужны объяснения. Я буду очень признателен, если ты займешься своими делами, а мои оставишь в покое. Договорились?
Они поравнялись с домом. Дверь была открыта. Старая миссис Стоун, сгорбленная и бесформенная, со свечой в руке провожала посетительницу. Свет свечи упал на Сьюзен Вейн.
Должно быть, Кларисса увидела их первой. Она смотрела в этом направлении, тогда как Эдвард смотрел на нее. Почему она не остановила его? Они должны были слышать если не сами слова, то его гневный голос. Эта мысль пронеслась в его смятенном уме.
И вдруг, прежде чем он успел отпрянуть, Кларисса прижалась к нему и зарыдала:
— Эдвард, дорогой, не сердись! Я не могу этого вынести! Ты пугаешь меня! Эдвард!
Голос Сьюзен ясно был слышен с небольшого, очень небольшого расстояния, которое их отделяло:
— Спокойной ночи, мисс Стоун, не стойте на холоде.
Она подбежала к ним.
— Что это? Я не вижу… Кларисса, ты подвернула ногу? Какая досада. Сейчас я перейду на другую сторону, тогда ты сможешь опереться на меня тоже. Держись, мы проводим тебя до дома. — Она повысила голос и сказала через плечо: — Все в порядке, миссис Стоун, она просто растянула связки. Возвращайтесь к Бетси.
Миссис Стоун неохотно вошла в дом и закрыла дверь.
— Ничего она не растянула, это мисс Сьюзен за них придумала. Запомни мои слова, Бетси, что-то у нее с мистером Эдвардом происходило, он вроде бы не очень-то хорошо с ней обошелся. Она плакала и говорила, он пугает ее.
Бетси Стоун бросила на мать капризный взгляд.
— Ничего удивительного! Я даже отсюда его слышала, злой до ужаса!
Миссис Стоун покачала головой.
— Мистер Эдвард всегда был вспыльчивым.
Когда дверь дома закрылась, Сьюзен сказала:
— Нам лучше пойти, как вы считаете?
Эдвард был раздражен, ее же переполнял холодный гнев, который больно ранит. Ей нечего было сказать, и похоже, что, кроме двух судорожных всхлипов, нечего было сказать и Клариссе. Может, она плакала, а может быть, разыгрывала спектакль. Сьюзен рассердилась настолько, что готова была считать это спектаклем.
Эдвард не издал ни звука. На сегодня достаточно публичных сцен. Тем, что будешь стоять и ругаться на деревенской улице, ничего не изменишь.
По дороге никто из троих не произнес ни слова. Когда они подошли к дому мисс Блейк, Сьюзен прервала молчание, которое к этому времени достигло критической точки:
— Ты сильно опаздываешь, а они не любят, когда их заставляют ждать. Так что поторопись. Не забудь, что ты хромаешь, завтра всей деревне будет известно, что ты растянула связки и рыдала на груди у Эдварда.
Кларисса громко вздохнула.
— Сьюзен, не надо!
— Я-то не буду, а вот миссис Стоун расскажет всем, это точно. Я надеюсь, она не забудет упомянуть о твоей лодыжке. Спокойной ночи!
Эдвард не остановился. Когда она чуть ли не бегом догнала его, он не обратил на нее никакого внимания, будто ее не было совсем. Только когда они прошли через ворота усадьбы и он отодвинул задвижку калитки Эммелины, он сказал:
— Когда-нибудь я убью ее!
Сьюзен хорошо его понимала.
— Ради бога, что все это значит?
