Юлия Винер - Красный Адамант
Вот он! Нащупал! Да большой какой, присмотреться, так и на вид заметно. Но плотно в лоскут закручен. Я уж не пилю, а просто рву, крепкие, гады. Слышу, она из ванной прошлепала в спальню и сразу же зовет:
— Мишен-ка, ты где?
Я резанул, мой Красный чуть приоткрылся с одного боку. Какой красавец!
— Мишен-ка! Куда ты исчез? А, ты здесь. Слушай, ты воду только малую спускай, а то что-то плохо проходит.
У самой двери уже стоит. Но ведь не полезет же в туалет.
Отошла на минуту, повозилась где-то там немного и опять подошла.
— Ну, чего ты так долго?
Я молчу и режу.
Не уходит. И я замер.
— Мишен-ка, — говорит, — что с тобой? Ответь мне. Что ты там делаешь?
— Пипи делаю, — говорю, но голосом управляю плохо.
— Пипи? Что у тебя такой голос? Ты в порядке?
— И каки.
А голос совсем уже не мой. Тяжело мне, ногами дверь держу, локтями уперся в колени, ножницы эти проклятые кольцами врезались в суставы — не стащить, и пилю, раздираю, да еще двумя пальцами Красный придерживаю, он уже почти совсем обнажился, сейчас выцарапаю.
— Мишен-ка, тебе плохо? Почему ты молчишь?
И толкает дверь, а та, понятно, не хочет открываться, там мои ноги.
— Ой! — кричит. — Мишен-ка, ты там упал?
Я полуотрезанный кусок в горсть захватил и рванул что было мочи, оторвал, а она в тот же момент на дверь нажала.
Ноги мои дернулись, колени трахнули по локтям, между коленями — плоп! — что-то упало в толчок, а я и встать не могу, она наполовину в дверь втиснулась и меня дверью зажала. Выйди, кричу, выйди сейчас же, а она, да что ты, да что с тобой, убралась наконец, я кое-как сполз на пол, повернулся и руку по локоть в толчок запустил, но куда там. Подвожу итог, хотя знаю, что неокончательный. Не знаю только, что ставить в плюс, а что в минус.
Ресторан по-прежнему закрыт, полная тишина.
Хозяин и Коби с крашеной щетиной отправились под ручку туда, где им приготовлено теплое место.
Полиция пока не трогает.
Из преступного мира тоже не доходит никаких признаков жизни. То ли подбираются постепенно, то ли ищут в другом направлении. Дай-то Бог.
Заказанное панно не готово и неизвестно, когда будет, так как работать больше не хочу. Не хочу делать.
Болезнь как будто отступает. Болей нет, хотя спина и шея, конечно, согнуты, как были.
Жена ушла. Но будет приходить нянечка из больницы.
Дочь связалась с арабом, полная катастрофа. Но в данной ситуации может выйти польза.
Кармела, слава Тебе Господи, так и не поняла ничего. Сперва испугалась, как увидела меня на полу с рукой в толчке, потом хохотать начала, потом приставать и расспрашивать, но я так и не объяснил. Разозлилась, психом назвала и сказала, что знать меня не желает, но думаю, что сумею переубедить, если понадобится. А скорее всего, понадобится.
На руках у меня тридцать два прекрасных бриллианта всех категорий. А красный мой фонарик, самый редкий Красный Адамант, катится по вонючим трубам в Средиземное море.
И мне скучно.
Но все-таки осталось какое-то любопытство, что этот Азам мне завтра скажет.
Часть вторая
…И ПУТАЕТ, И ПУТАЕТ
Первый день новой жизни.
Итоги прежней я подвел еще вчера. Основные пункты:
Первый — бриллианты. Тридцать две штуки. Один другого лучше, судя по картинке в интернете. Хотя главный, самый большой и ценный, прославленный Красный Адамант даже не хочется думать, где находится, из-за дуры Кармелы.
И второй — ушла жена, на которую я полагался как на каменную стену. Правда, думаю, что это временное. Перебесится и вернется. Просто смешно — когда молодая была, и собой ничего, держалась за меня обеими руками, липла, даже надоедало. А теперь, когда от прежнего у нее мало что осталось и смотреть неинтересно — вильнула хвостом и к другому! Это при том, что сам я, не считая болезни, вполне еще в форме. Чего-то я, видимо, недоучел, но разбираться лишнее и скучно.
Теперь следует составить план жизни. Старый весь порушился, тем более надо новый, а то совсем потеряю управление, так не пойдет.
Первая задача ясна — спрятать камушки. Вот они у меня под подушкой в конверте лежат, это им не место. И опять в коврик заплету, надежнее всего, никто не знает, одна Кармела могла бы что-то заподозрить, а ее пока просто не буду пускать в дом.
Но сначала встать.
Ну и где, спрашивается, эта нянька, которую моя обещала? Небось станет приходить, когда ей удобно, а не мне. То есть ни одеться помочь, ни завтрак приготовить. Могу, понятно, и сам, однако это не дело. Значит, первое, когда Татьяна явится, внушить, что должно быть правильное расписание, а не как попало. Это у нее называется, «я все обдумала»!
Завтрак, однако, она мне приготовила. Все в холодильнике на видном месте: йогурт, сыр с колбасой пластами переложен, как я люблю для бутерброда, в коробке помидор и огурец мытые, творог на блюдечке вареньем полит. Вынул все на стол, чтоб согрелось немного, стал кофе варить и радио включил. Слова все понимаю, но о чем говорят, уловить трудно, пусть звучит, все веселее.
Только изготовился сесть за стол, приходит Ицик-сосед. В школе, как положено в начале учебного года, забастовка учителей. Младших братишек родители разобрали с собой на работу, а этот большой, бармицву скоро справлять, и делать ему нечего, развлечения ищет.
Стоит в дверях, смотрит на меня, мнется чего-то. А я завтракать хочу.
— Ицик, — говорю, — ты так или по делу? Если по делу, говори быстрее, мне некогда.
— Я, — говорит, — Михаэль, насчет самоката.
— Какого еще самоката? — выскочило у меня это из головы начисто.
— А вот, знакомые твои обещали…
Так это он, дурачок, все еще помнит и надеется! Знакомые, ничего себе…
— Да глупости это, Ицик, — говорю, — никакого самоката они не дадут. Беги домой, мне сейчас некогда.
Мнется все и не уходит.
— Обещали ведь…
— Ну да, — смеюсь, — если третий мешок принесешь!
— Да… а третьего мешка не было…
— Верно, — говорю, — не было.
— А третьего мешка вообще не было…
— Ну и дело с концом. Беги, Ицик, попозже зайдешь.
— Но ты скажи им… Обещали ведь…
— Ицик, — говорю, — не нуди.
И хочу дверь закрыть, а он все не уходит, говорит тихонько:
— Пожалуйста, Михаэль, скажи им…
Жалко стало мальчишку, я открыл опять дверь, привел его на кухню, посадил за стол. Кофе хотел ему налить — мотает головой. Он бы колу стал пить, но у меня нету, не потребляю из принципа.
— Ицик, — говорю, — да что же ты как маленький. Они давно ушли, и ничего тебе не дадут. Вообще, дело прошлое, пора перестать и думать. А на самокат копи деньги, вот и я иногда подкину, мне твоя помощь часто нужна, быстро накопишь и купишь сам, так гораздо лучше.
Смотрит в стол, меня как не слышит, и говорит:
— Тогда я им сам скажу… Вот откроют ресторан, и скажу…
Опять мне смешно стало, до чего наивный малый, в компьютере разбирается, а по жизни совсем младенец. А он сидит и шепчет чего-то.
— Ты чего там шепчешь?
— Я им скажу… они третий мешок искали, а его не было…
Надо же, думаю. Такой умненький парнишка, а тут заело у него в мозгах.
— Ну, — говорю, — не было и не было. И Бог с ним. Забудь. Вот, хочешь творога с вареньем? Или банан?
— Его вообще не было… — шепчет. — Совсем не было. Всего два привезли. Обычно три, а в тот раз только два.
— Да чего ты все бормочешь?
— Я им скажу, чтоб третий не искали, потому что их всего два и было… Я видел…
— Чего ты видел?
— Я из окна видел, машина подъехала и человек вынес два мешка и у нашего подъезда поставил.
Так. Он из окна видел. Почти неделя уже прошла, и вот, выплыло. Теперь имеем Ицика.
— А им третий мешок очень нужен, вот я им и скажу, чтобы зря не искали. Может, тогда и дадут, как ты думаешь?
Положим, с Ициком справиться не так сложно. Но вопрос, что еще может выплыть.
— А что ты еще видел?
— Больше ничего… Потом полиция приходила, искала чего-то… Потом Коби со вторым дядькой к тебе пошли…
— Так ты с этим Коби даже знаком?
— Да нет, просто он мне иногда объедки для кота дает.
— А чего полиция искала, ты знаешь?
— Не знаю… Но что-то важное… Оно, наверно, было в третьем мешке…
— Да ты же говоришь, третьего не было?
— Не было… Тогда, значит, в первом… или во втором… — и смотрит на меня исподлобья.
— Нет, — говорю ему твердо. — Это дело темное, раз полиция, и я про это ничего не знаю. И ты не знаешь. Мы люди посторонние, не наше это дело. Что мы с тобой про это можем знать? Ну, сам подумай. Что ты знаешь?
Черт его разберет, что он там еще из окна видел.
Молчит, пожимает одним плечом.
— Скажи, что?
— Ничего…
— Ну вот. И мешаться нечего. И забудь. О’кей?
Молчит и вздыхает.
— Чего молчишь?
