Энтони Горовиц - Мориарти
Вместе мы вошли в дом. Там находилось семь или восемь полицейских, они медленно и бесшумно двигались по укрытым тенью закоулкам дома, словно их заветным желанием было убраться отсюда подальше. Холл и в первый раз показался мне мрачным, но теперь выглядел ещё мрачнее, а в воздухе стоял тяжёлый запах мясной лавки. Слух мой уловил жужжание мух, и тут же на полу я увидел вязкую лужу, напоминавшую разлитый дёготь.
— Боже правый! — воскликнул я и непроизвольно поднёс руки к глазам, как-то защититься, но спасения от представшей передо мной картины не было. В одном из тяжёлых деревянных кресел, — на которые я обратил внимание ещё вчера, — специально выдвинутом для экзекуции, сидел Скотчи Лавелль. На нём была доходившая до лодыжек шёлковая ночная рубашка. Ноги без обуви. Его посадили лицом к зеркалу. Палач хотел, чтобы он увидел свою смерть.
Он не был привязан к креслу. Он был прибит к нему гвоздями. Из тыльных сторон ладоней торчали зазубренные квадратики металла, а перебитые руки в предсмертной агонии сжимали подлокотники кресла, словно Лавелль решил ни за что его не отпускать. Молоток для этой зловещей казни лежал перед камином, рядом валялась фарфоровая ваза. Тут же растянулись две яркие ленты, видимо, попавшие сюда из спальни.
Горло Скотчи Лавелля было перерезано с порочным изяществом, и я не мог не вспомнить скальпель, которым так игриво пригрозил мне в кафе «Рояль» Перри. Наверняка об этом подумал и Джонс. Неужели это кошмарное убийство совершил ребёнок? Впрочем, едва ли он действовал в одиночку. Чтобы пригвоздить Лавелля к креслу, требовалось как минимум два человека. А остальные домочадцы?
— Остальных убили во сне, — пробормотал Джонс, словно читая мои мысли. — Повар, его помощник, женщина, кажется, её звали Генриетта. Следов насилия на них нет. Клейтон спал в подвале. Его ударили ножом в сердце.
— И никто из них не проснулся? — удивился я. — Вы хотите сказать, что они ничего не слышали?
— Думаю, их отравили.
Я переварил услышанное, открыл рот и тут же понял, что Джонс снова на шаг меня опередил. — Карри! — воскликнул я. — Помните, Джонс? Я спросил женщину, что она готовила, и она ответила — карри на ужин. Все они это блюдо съели, но прежде тот, кто сюда пришёл… добавил в пищу какой-то сильный яд, например, опиум в порошке. Карри — блюдо острое, горечь яда могло заглушить.
— Но сначала надо было добраться до кухни, — пробурчал Джонс.
— Надо осмотреть дверь.
Мы обошли тело, стараясь держаться от него подальше — кровь можно было легко спутать с тенями, и приходилось следить, куда ступаешь. Мы вздохнули с некоторым облегчением, лишь оказавшись в кухне — тут ощущения опасности не было. Я во второй раз внимательно оглядел безупречную кухонную плиту, кафельный пол, открытую дверь буфетной с аккуратно сложенной на полках посудой. Посреди этого спокойствия разместился источник зла — тёмный и пустой котёл, в котором вчера готовилось карри. В комнате находилась единственная уцелевшая служанка, сгорбившись, она сидела в кресле и всхлипывала в передник под надзором полицейского констебля.
— Мерзкая история, — сказал я. — Очень мерзкая.
— Но кто мог это сделать и почему? Вот что надо выяснить в первую голову. — Джонс, выведенный из равновесия жестокостью убийств, пытался вернуть присущее ему самообладание, какое я наблюдал в Мейрингене. — Нам известно, что Скотт Лавелль — Скотчи Лавелль — был членом шайки, во главе которой стоит Кларенс Деверо.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил я.
— Он договаривается о встрече с профессором Джеймсом Мориарти и посылает в кафе «Рояль» мальчика, Перри. Там его ждёт человек, который выдаёт себя за Мориарти, но подмена не срабатывает. Мальчик понимает — вы не тот, за кого себя выдаёте…
— … из-за ворон на башне.
— И всё срывается. Парень проделывает длинный путь в Хайгейт и докладывает о происшедшем тем, кто его послал. Встречи не будет. Возможно, Мориарти всё-таки умер. Примерно так рассуждают эти люди.
— И тут появляемся мы.
— Да. Детективы из двух разных стран. Мы знаем про мальчика. Мы задаём вопросы, но, честно говоря, Чейз, результат нулевой. Могу себе представить, как Лавелль хихикал после нашего ухода.
— Сейчас ему не до смеха, — заметил я. Перед моими глазами так и стояло залитое кровью перерезанное горло. Сам этот разрез наотмашь напоминал улыбку дьявола.
— Но почему его убили? И почему сейчас? Вот, кстати, наша первая улика, первая подсказка насчёт того, что же тут произошло. Дверь не заперта.
Этелни Джонс был прав. Дверь в сад, которую Клейтон открывал и закрывал висевшим возле шкафа ключом, была отперта. Джонс повернул ручку, и я, предвкушая глоток свежего воздуха, вышел за ним на неухоженную лужайку, по которой мы шли день назад.
Вместе мы подошли к стене и сразу увидели — наружная дверь тоже открыта. Мощный замок Чабба был взломан снаружи. В дереве высверлили отверстие, чтобы подобраться к внутреннему замку. В нём тоже сделали прорезь, в итоге металлический засов удалось убрать. Джонс внимательно оглядел эту тонкую работу.
— Замок Чабба не повреждён, — сказал он. — Если его вскрыли, значит, у наших пришельцев сноровка куда выше, чем у обычного садового взломщика — это совсем другой почерк. Возможно, им как-то удалось заполучить ключ-дубликат. Это мы увидим. А вот другой замок, что держит засов — это особенно интересно. Ведь они проделали дырку в двери, возможно, орудовали центровым сверлом с двумя или тремя лопастями. Шума почти никакого. Но смотрите, куда выходит отверстие!
— Точно вровень с замком, — сказал я.
— Именно. Всё промерено до дюйма. А потом пошло в ход второе сверло, чтобы продырявить кожух и обнажить выемки в замке. Работали профессионалы, но прежде они должны были стоять там, где сейчас стоим мы, и пометить для себя точное расположение замка.
— Возможно, у них был пособник в доме.
— Все, кто был в доме, отправились на тот свет, за исключением служанки. По моему мнению, взломщикам никто не помогал.
— Вы говорите «взломщикам», инспектор Джонс. Вы уверены, что их было больше одного?
— Абсолютно. Вот следы. — Он показал своей палкой, я посмотрел вниз и увидел следы двух пар ног, одна рядом с другой, они тянулись от стены в сторону дома. — Мужчина и мальчик, — добавил он. — Видно, что у мальчика лёгкая походка. Почти скачет вприпрыжку. А у мужчины отпечатки более глубокие. Он высокий, не меньше шести футов, и ботинки на нём не простые. Носок квадратный — видите? Он держался сзади, а мальчик нёсся вперёд.
— Мальчик тут уже бывал.
— Да, судя по походке, с местностью он знаком. И к кухне, заметьте, идёт кратчайшим путём. Вчера вечером, если не ошибаюсь, светила луна, но он не боялся, что его заметят.
— Знал, что все домочадцы спят.
— Мёртвым сном. Остаётся ещё вопрос, как он проник в дом, — думаю, забрался по водосточной трубе на второй этаж.
Этелни Джонс развернул скрытый в палке бинокль и принялся разглядывать верхнюю часть здания. Рядом с кухонной дверью и правда тянулась хлипкая водосточная труба, которой вес взрослого был бы не под силу. Возможно, поэтому Лавелль и не считал, что это — уязвимое место в его обороне. Но ребёнку вскарабкаться по такой трубе ничего не стоит, и вот он уже на втором этаже…
— Окна разболтаны, — продолжал Джонс. — Парень легко подсунул под раму нож и открыл окно. Потом спустился на первый этаж и открыл дверь сообщнику.
— Мальчик, о котором идёт речь… Это наш знакомый? — спросил я.
— Перри? Естественно. — Этелни Джонс опустил палку. — Обычно я не связываю детей с такими жуткими преступлениями, но я видел, как он обошёлся с вами. Видел его оружие. Он пришёл сюда. Я следовал за ним лично. Он вошёл в дом через садовую калитку, оттуда в кухню и увидел, что там готовят карри. Наверное, тогда-то он всё и подготовил, намереваясь вернуться со своим подельником вечером. Один вопрос всё равно остаётся. Почему Лавелль не сказал нам правду? Почему все они сделали вид, что мальчика здесь не было? Ведь на встречу с нами его послали они. Как иначе он мог появиться в кафе «Рояль»? Вот он вернулся, один — что было дальше?
— И почему, если Перри работал на Лавелля, он вдруг предал своего хозяина и помог его убить?
— Я полагал, тут некоторую ясность можете внести вы. Ваша работа в Америке…
— Могу лишь повторить то, что я уже говорил, инспектор. Американские преступники не останавливаются ни перед чем, чувство верности или преданности им неведомо. До появления на сцене Кларенса Деверо каждый действовал на свой страх и риск, никакого организующего начала не было. Да и сейчас все они — безжалостные злодеи, у которых нет ничего святого, и никогда не знаешь, чего от них ждать. В Нью-Йорке льют кровь по самым невразумительным причинам — как сегодня. Братья готовы вцепиться друг другу в глотку из-за последнего пустяка, в итоге один из них, а то и оба падают замертво. Сёстры — ничуть не лучше. Результат перед вами. Я пытался вас предупредить. Блейдстон-хаус — это только начало, только первый признак яда, который проник в кровеносную систему вашей страны. Возможно, это дело рук Деверо. То есть наш вчерашний визит — а ему наверняка стало о нашем приходе известно — убедил его: нельзя допустить, чтобы Лавелль заговорил. Не знаю. Меня от всего этого тошнит. Но, боюсь, пока мы докопаемся до истины, будет пролито ещё немало крови.
