Энн Перри - Чужое лицо
— Вполне естественно, что меня это интересует, сэр. — Теперь Монк полностью определял направление разговора. — Ваш брат был убит и, скорее всего, тем, кто знал его. А деньги — это самый распространенный мотив убийства.
Лоуэл не спешил с ответом. Монк ждал.
— Да, вероятно, — сдался наконец Шелбурн. — Четыреста фунтов в год, и, конечно, ему был назначен пенсион как отставному офицеру.
Для Монка это была бы солидная сумма. На такие деньги можно содержать приличный дом, жену, семью и двух служанок. Но, наверное, Джосселин Грей привык жить на широкую ногу: костюмы, клубы, лошади, азартные игры, женщины — или по меньшей мере подарки для женщин. Полиция так и не поинтересовалась кругом его знакомых, полагая, что убийство — дело рук случайного грабителя с улицы, а сам убитый — просто жертва рока.
— Благодарю вас, — обратился он к лорду Шелбурну. — Другие источники доходов вам не известны?
— Мой брат не обсуждал со мной свои финансовые дела.
— Вы сказали, ваша супруга очень его любила. Не будет ли мне позволено побеседовать с леди Шелбурн? Майор Грей мог сообщить ей во время своего последнего визита нечто для нас важное.
— Вряд ли. Она бы передала это мне, а я — вам. Или другому представителю власти.
— То, что могло показаться несущественным для леди Шелбурн, может иметь большое значение для меня, — заметил Монк. — Во всяком случае, попытаться стоило бы.
Лоуэл шагнул на середину комнаты, как бы оттесняя Монка к двери.
— Я так не думаю. Она и без того пережила сильнейшее потрясение. Не вижу повода снова волновать ее грязными подробностями.
— Мне бы хотелось поговорить с ней о личности майора Грея, сэр, — возразил Монк с едва уловимой иронией. — О его друзьях, о его интересах, не более. Или леди Шелбурн была настолько привязана к нему, что я рискую расстроить ее даже этим?
— Меня не задевает ваша дерзость! — парировал Лоуэл. — Разумеется, они не были настолько близки. Но к чему бередить старые раны! Вряд ли вам было бы приятно, если бы кого-нибудь из вашей семьи избили до смерти!
Монк смотрел в глаза Лоуэлу. Их разделял всего ярд.
— Конечно, нет, но именно поэтому нам и необходимо найти преступника.
— Ну, если вы настаиваете…
С болезненной усмешкой Лоуэл предложил Монку следовать за ним, и они прошли коротким коридором в центральный холл.
Пока Шелбурн вел его к одной из дверей, Монк успел оглядеться. Стены до уровня плеча были облицованы деревянными панелями, на паркетном полу красовались китайские ковры пастельных тонов. Наверх вела величественная лестница, разветвлявшаяся на два рукава и тянувшаяся по обе стороны обнесенной перилами площадки. На стенах висели картины в позолоченных рамах, но у Монка не было возможности рассмотреть их.
Шелбурн открыл дверь гостиной и нетерпеливо выждал, пока Монк войдет. Окна продолговатого помещения выходили на южную сторону, из них открывался вид на лужок, обрамленный пышным цветочным бордюром. Розамонд Шелбурн, сидевшая в парчовом шезлонге с круглыми пяльцами в руках, заметив вошедших, подняла глаза. На первый взгляд она была похожа на свою свекровь: такие нее белокурые волосы и красивые брови, тот же разрез глаз, правда, карих, а не голубых. Однако лицо леди Розамонд отличалось большей мягкостью черт, чувствовалось, что супруге лорда Шелбурна свойственны и юмор, и воображение. Одета она была скромно, как и подобает женщине, недавно потерявшей деверя, но единственной черной деталью туалета была нитка бус, выделявшаяся на фоне платья цвета темного вина.
— Прошу прощения, дорогая. — Шелбурн бросил взгляд на Монка. — Этот человек — из полиции. Он полагает, что, поговорив с тобой о Джосселине, сумеет справиться с расследованием более успешно. — Он прошел мимо жены и остановился возле первого окна, глядя на залитую солнцем траву.
Леди Розамонд слегка порозовела и потупилась.
— В самом деле? — вежливо переспросила она. — Я слишком мало знаю о жизни Джосселина в Лондоне, мистер…
— Монк, мэм, — подсказал он. — Как я понял, вы были дружны с майором Греем и могли бы рассказать мне о его знакомых, о знакомых его знакомых — и так далее.
— О!.. — Она отложила иголку и пяльцы. По канве были вышиты розы. — Понимаю. Боюсь, я несколько рассеянна. Пожалуйста, присядьте, и я постараюсь помочь вам.
Монк принял предложение и приступил к осторожным расспросам, чутко ловя изменения в выражении ее лица и вслушиваясь в интонации.
Постепенно перед ним вырисовывался портрет Джосселина Грея.
— Когда я появилась здесь сразу после замужества, он был еще очень молод, — с улыбкой говорила Розамонд, глядя мимо Монка в окно. — Конечно, ведь это было еще до его отъезда в Крым. Он уже был офицер, только что получил звание, и он был такой… — она тщательно подбирала слова, — беспечный! Помню, он впервые явился сюда в мундире, алая куртка и золотые галуны, сапоги сияют. Он был счастлив. — Голос ее дрогнул. — Война казалась ему приключением.
— А потом? — спросил Монк, изучая тонкие черты ее лица.
— Он был ранен, разве вам это не известно? — Она посмотрела на него, слегка нахмурившись.
— Известно.
— Дважды — и вдобавок болел. — Она взглянула в глаза Монку, как бы допытываясь, не знает ли он больше, чем она сама. — Он сильно страдал, — продолжала Розамонд. — Его вышибли из седла во время атаки под Балаклавой, а еще он получил сабельную рану в ногу под Севастополем. Джосселин неохотно рассказывал о том, как лежал в госпитале, это были слишком тягостные для него воспоминания.
Вышивка соскользнула с колен на пол, и леди Шелбурн не стала ее поднимать.
— Он сильно изменился? — допытывался Монк.
Она слегка улыбнулась. Рот у нее был мягче и чувственней, чем у свекрови.
— Да, но чувства юмора не утратил. По-прежнему был жизнерадостен и ценил красивые вещи. Он подарил мне в день рождения музыкальную шкатулку. — При воспоминании об этом она улыбнулась чуть шире. — Эмалевая крышка с изображением розы. Она играла «Fur Elise»… Бетховена…
— Послушай, дорогая! — резко перебил ее Лоуэл, отворачиваясь от окна. — Полицейский здесь по делу. Его не интересуют ни Бетховен, ни музыкальная шкатулка Джосселина. Пожалуйста, сосредоточься на более существенных вещах. Ему нужно знать, не оскорбил ли Джосселин кого-нибудь, не задолжал ли… Бог знает еще что!
По лицу ее пробежала тень, словно внезапно изменилось освещение, хотя небо за окном по-прежнему было голубым и безоблачным. В глазах Розамонд появилось выражение усталости.
— У Джосселина время от времени возникали денежные затруднения, — тихо ответила она. — Но были ли у него долги, мне неизвестно.
— Вряд ли он стал бы обсуждать такие вопросы с моей женой, — язвительно напомнил Лоуэл. — Возникни у него нужда в деньгах, он скорее бы обратился ко мне… Но у него хватало ума этого не делать. Содержание ему выплачивалось щедрое.
Монк оторопело оглядел роскошную комнату, бархатные шторы, сад за окном — и с трудом воздержался от замечания насчет щедрости. Он снова повернулся к Розамонд.
— Вы никогда не помогали ему, мэм?
Розамонд поколебалась.
— Чем? — спросил Лоуэл, приподнимая брови.
— Подарками, например, — предположил Монк, стараясь быть по возможности тактичным. — Небольшой ссудой по случаю…
— Мне кажется, вы издеваетесь, — раздраженно заметил Лоуэл. — Что довольно низко с вашей стороны. Если вы будете продолжать в том же духе, я добьюсь вашего отстранения от дела.
Монк опешил: он никого не хотел оскорбить — лишь выяснить правду. Однако Шелбурн решил, что полицейский его не понял.
— Мистер Монк, замужняя женщина не владеет собственностью и таким образом не может давать в долг ни своему деверю, ни кому-либо другому, — наставительно произнес Лоуэл.
Монк вспыхнул, чувствуя, что попал впросак. Вот уж о чем ему не следовало забывать! Даже драгоценности леди Розамонд по закону ей не принадлежали.
— Я имел в виду, с вашего разрешения, милорд, — своего рода жест доброй воли.
Лоуэл хотел ответить, но передумал и снова отвернулся к окну.
— Война сильно повлияла на майора Грея? — Монк снова обратился к леди Розамонд.
— О да! — с чувством воскликнула она, затем, вспомнив о правилах приличия, попыталась взять себя в руки. Наверное, если бы не многолетнее строгое воспитание, она бы разрыдалась. — Да, — повторила леди Розамонд. — Хотя его мужество достойно восхищения. Лишь спустя несколько месяцев после возвращения он снова стал напоминать себя прежнего. Он часто играл на фортепиано и пел для нас. — Взгляд Розамонд вновь был устремлен мимо Монка. — А еще он бесподобно умел рассказывать забавные истории. Но иногда он вспоминал о погибших товарищах, и это причиняло ему страдание.
Портрет Джосселина Грея вырисовывался все яснее и яснее. Храбрый молодой офицер с прекрасными манерами, но совсем еще неопытный. Затем молодой человек, повидавший кровь и боль войны, вернувшийся домой и пытающийся, насколько это возможно, жить по-прежнему. И наконец, младший сын без средств, но с большим обаянием.
