Диана Чемберлен - Забытая сестра, или Письмо на чужое имя
Я досмотрела первую часть концерта, но потом все же прервала просмотр: слезы сами собой лились и лились из глаз, и мне не удавалось унять их. И душило чувство утраты. Я потеряла сестру – потеряла ее сейчас, услышав ее игру и увидев ее на пленке живую. Ну как так могло случиться, что мы не встретились? Мне выпало всего несколько часов видеозаписи прошлого, но ощущение было таким, точно минул месяц – настолько я изменилась за эти мгновения. Да, я Лизу не знала. Но она очень повлияла на мою жизнь, и сейчас любовь к ней переполняла меня. Я осознала, что до настоящего момента во многом придумывала ее себе. Мне и в самом деле пришлось представлять, какая она была. Но теперь я увидела ее, ее фигурку, лицо и поняла, что все не так просто. За красотой игры было видно, как много она работала. И это ребенок! Совсем маленький на первой кассете – и полный надежд подросток на второй. Люди, слушавшие ее, могли оценить лишь талант, мастерство. Но разве же кто-то знал, что творилось в ее душе и сердце, пока она шлифовала игру?
Из-за чего же она сломалась? Из-за дирижера, который требовал от нее совершенства? Или из-за родителей? Может быть, бремя славы оказалось для нее непосильным? Я запустила пальцы в волосы, и слезы снова наполнили мои глаза. Как бы я хотела ее обнять! Крепко-крепко. Я бы сказала ей, что она не обязана быть совершенной – ей достаточно быть просто Лизой. Мне хотелось прикоснуться к тому хрупкому юному ангелу и шепнуть: «Держись, все будет хорошо».
11– Чего только не покупают люди на распродажах имущества! – воскликнула Дженни, когда мы перебирали в столовой мамин фарфор. – Кристин захочет, чтобы ты и это оставила! – Она показала на старую зеленую тарелку в моей руке, однажды кем-то разбитую, а потом склеенную.
– Неужели битые тарелки кого-то интересуют? – не поверила я.
– Представь себе, – ответила Дженни. – Художники делают из таких вещей бижутерию и много чего еще – тебе бы и в голову не пришло. Поэтому оставляем всё! Эти коробки тебе не понадобятся? – Она указала на три пустые коробки.
Я притащила их из подвала, намереваясь заполнить вещами, которые планировала отдать на благотворительность, о чем и сообщила Дженни. Но у нее возникла другая идея.
– Сначала я хочу хорошенько рассмотреть коллекции. Надо понять, каких оценщиков приглашать, – сказала она. – Если есть что-то, что захочешь оставить себе, сразу отложи в сторону – отведем этим вещам специальное место. Ну хоть в кабинете. А пока можно заняться бумагами, которые хранятся в шкафах в гостиной. – Она взяла у меня зеленую тарелку и поставила обратно в шкаф. – Пойдем посмотрим, что там, – и она потянула меня за собой в гостиную.
Встав посреди комнаты – руки на бедра, – Дженни окинула единым взглядом десять встроенных в стену шкафов, расположенных по периметру. Они замыкали собой почти все помещение.
– В основном твой отец хранил здесь свои страховые бумаги и еще массу всего ненужного. Так что все это можно будет пропустить через бумагоизмельчитель. Ты как раз можешь этим заняться.
– Хорошо… – Я побаивалась даже открывать эти шкафы: мне приходилось видеть, как папа засовывал в них бумаги, будто выбрасывал.
– Только взгляни на эти гортензии! – Дженни подошла к окну, из которого был виден двор. – Твой отец их очень любил, – сообщила она, – жаль, что он не дожил до этого лета. Он так его ждал! Его любимое время года…
Я не знала этого об отце, и мне было неприятно осознавать, что Дженни известно о нем больше, чем мне. Но я сегодня настроилась быть с нею милой, коли уж нуждалась в ее помощи.
– Что за?!. – воскликнула вдруг она, заметив, что в шкафу с коллекцией трубок отсутствуют стеклянные дверцы. – Где стекло?
Я думала было соврать, но в итоге решила рассказать все как есть.
– Недавно здесь был Дэнни… Его что-то… расстроило, и он шарахнул по шкафу бутылкой из-под пива, – честно призналась я.
– Какой ужас! – возмутилась Дженни. – А твой отец утверждал, что Дэнни не склонен к вспышкам злобы, вполне нормальный.
– И это действительно так. – Я вспомнила, как Дэнни рассказывал мне, что специально изображал перед ней неуравновешенную личность. – Он тогда просто рассердился. Дэнни никогда не навредит человеку.
– Вы близки?
– В детстве были близки. Но с возрастом он стал скрытным, и мы почти перестали общаться. Боюсь, что он, как отец, стал интровертом. – Мне очень не хватало того Дэнни, каким он был в детстве.
– Не думаю, что отец твой был таким уж интровертом, – не согласилась со мной Дженни.
Я заставила себя улыбнуться: меня все больше царапало, что она на каждом шагу демонстрировала, что знала отца лучше меня. Это выглядело как хвастовство.
– Наверное, мы просто видели его с разных сторон, – дипломатично заметила я.
Теперь улыбнулась – или заставила себя улыбнуться – Дженни.
– Главное, мы обе знаем, каким хорошим он был человеком.
Не согласиться с этим я не могла.
Дженни подошла к шкафу с трубками и вынула одну из подставки.
– Вот эта меня всегда привлекала, – сказала она.
Трубка была вырезана в форме птичьей головы с взъерошенными перьями и зелеными бусинками вместо глаз. Я заметила, что руки Дженни дрожат. Интересно, невольно подумала я, она нервничает или просто плохо себя чувствует? Как бы то ни было, эта маленькая слабость, подмеченная мною, неожиданно заставила меня проникнуться к ней симпатией. Никогда не знаешь, с какими демонами приходится человеку бороться.
– Хотите взять ее себе? – предложила я.
Дженни удивилась.
– О, нет! Что я буду с ней делать? Хотя, должна признаться, я все еще не могу переварить тот факт, что Фрэнк оставил коллекцию Кайлам.
– Я думаю, они много помогали ему с парком и…
Дженни с отвращением фыркнула:
– Вот что я тебе скажу… Я не люблю сплетничать, но тебе следует знать, почему я так к этому отношусь. На самом деле – Том Кайл был в долгу у твоего отца, а не наоборот.
– Это как?
Дженни осторожно положила трубку на место в шкаф.
– Твой отец был его руководителем, когда они состояли в службе маршалов США, – начала она. – У Тома случился роман с клиенткой, которую он должен был защищать, и Фрэнк об этом узнал. Он мог тогда уволить Тома, но не сделал этого. Более того, он помог ему это скрыть. И благодаря ему Том сохранил тогда свою работу и, возможно, даже брак. Так зачем твоему отцу…
– …нужно было каждый месяц давать Тому по пятьсот долларов?
Дженни метнула на меня быстрый взгляд, и я заметила в ее глазах искры гнева.
– Твой отец мог бы и мне давать такие деньги, раз уж ему не терпелось с ними расстаться, – с горечью высказалась она. – Ипотека скоро загонит меня в гроб. Я думала, что после шестилетних отношений… – Дженни покачала головой. – Извини меня… – Она провела рукой по лбу. – Говорю как есть.
Теперь мне было понятно, почему она с таким равнодушием восприняла новость, что отец оставил ей фортепиано и десять тысяч долларов. На моем же счете скоро будет сто тысяч.
– Мне очень жаль, Дженни, – проговорила я. – Может быть, я могу вам чем-то помочь? Папа оставил мне гораздо большую сумму, чем мне требуется в данный момент, и…
Дженни взяла меня за руку.
– Даже не думай об этом, дорогая. – Черты ее лица смягчились. – Прости, что потеряла самообладание. У меня все хорошо, честное слово. Я бы просто хотела понять, почему он так высоко ценил Тома и Вернис?
– А вы знакомы с Вернис?
– Не совсем. Они какие-то себе на уме.
– Она утверждает, что меня удочерили.
Дженни округлила голубые глаза.
– Что? – поперхнулась она и кашлянула. – Да она в своем ли уме?
Мне показалось или она побелела?
– Вернис сказала, что ей в этом призналась моя мама.
– Да они ведь даже знакомы-то не были! – Дженни нахмурилась и снова достала из шкафа трубку, пальцы ее дрожали.
Я не сразу решилась продолжать разговор:
– Вернис с этого и начала. Они были совсем незнакомы. Но она увидела ее на приеме. Кого-то провожали на пенсию, и их места за столом оказались рядом. Вернис была подавлена; ребенок, которого они так ждали, родился мертвым. Вернис поделилась этим горем с мамой – а она и сказала ей, что я у них приемная дочь, и посоветовала сделать то же, взять чужого ребенка на воспитание, усыновить, возраст, требующийся по формальностям, еще позволял… Таким образом моя мама вдохновила Тома и Вернис на то, чтобы усыновить Люка.
– Нелепость какая, – протянула Дженни. – Это просто нелепость! Сама подумай, даже если бы это было правдой, твоя мать не стала бы рассказывать об этом первому встречному! Господи, да ты же знаешь, какой она была скрытной!
– Кажется, этого я тоже не знаю, – пожала я плечами. – Со мной она была…
– Послушай, Райли, я была лучшей подругой твоей матери, мы дружили со школьных лет. Но она все равно не рассказывала мне и половины того, что с ней происходило! Поэтому сама мысль, что она признается в чем-то настолько личном совершенно незнакомой ей женщине, просто глупа.
