Лариса Соболева - До и после конца света
– Не хочешь заниматься Никиткиным делом.
– Не хочу, – призналась Сима, потупив глазки.
– Почему? – Ляля не любила, когда ей отказывают, потому взяла несколько агрессивный тон: – Тебе подвалил неплохой заработок, так в чем проблема?
А Серафима не изменила себе, иногда казалось, вывести ее из состояния равновесия не способно ни одно живое существо, что для женщины нетипично. Впрочем, появись перед ней черт с рогами, она и в этом случае отличится спокойствием, граничащим с заторможенностью. Но данное суждение субъективно, принимать врожденную манеру держать эмоции внутри за дефект большая ошибка. Сима не пофигистка, к тому же ее основополагающая черта – не кричать, не махать руками, не лезть в бутылку – не дает повода к ссорам, что бывает не всегда удобно для оппонента.
– Ляля, я выслушала вчера вас обоих только из-за тебя. Пойми, после того как установили отцовство, у него нет шансов, я консультировалась…
– Тебя не о шансах просили, а разобраться.
– Сама-то веришь в то, о чем говоришь? Извини, но свечку ты не держала, значит, утверждаешь со слов Никиты. Очнись, по всем показателям он лжет.
Ляля попала впросак, не зная, что ответить, посему переключилась на кофе, тем самым взяла тайм-аут, не желая конфликта, начало которому сама же и положила. Исподволь она поглядывала на Серафиму, которая смотрела в окно, потирая тонкими пальцами скулу и остренький подбородок. Эти незначительные движения пальцев и вызвали сомнения, что подруга действительно хочет отказаться от работы, Ляле осталось лишь легонько надавить на нее.
– Может, ты и права, – сказала она. – Но понимаешь, когда я с Никитой нахожусь, у меня и мысли не возникает, что он лжет. Переживания и отчаяние, дорогая, не разыграешь, всегда видно, насколько человек искренен.
– Ты влюблена в него? – неожиданно спросила Серафима, делая ложечкой месиво из пирожного.
– Я?! – вытаращилась Ляля и фыркнула, потом засопела, что означало высшую степень негодования. Так-так, легонько уговорить не получится, сдержаться тоже. – Слушай, твои мозги юриста настроены только на гнусности? Никита друг моего Герки, я знаю его давно, знакома с невестой… бывшей невестой, из-за мерзавки Яны свадьбы не будет, а Никита и Алика любили друг друга. И знаешь, что хочу тебе сказать? Он замечательный мужик. Без закидонов. Талантливый. Да, конечно, он взлетел высоко, почему бы ему не побаловаться с подвернувшейся простушкой? Божеству все можно. Но есть одно «но». Все принимаю: фотографии, эс-эмэски, квитанции, а письма – нет. Члены, лобки, соски – не его стиль. Короче, если до тебя туго доходит, этих писем он не писал. А раз не писал, то все остальные доказательства – фикция. Не мог он жить с Аликой, а переписываться грязным стилем с Янкой, не та порода. Да сам выбор – затащить в постель Янку, эту недоделанную дуру, одноклеточную тупицу – у меня вызывает сомнение. А скажи-ка, по-твоему, Никита дебил безграмотный? Нет? Тогда зачем настоял на экспертизе, если отец он? Ух, коньячку заказать, что ли. Да здесь наверняка бурду подают.
– Ну а как она забеременела от него?
– Ветром надуло, – схохмила Ляля, однако зло. – Думаю, от такого мужика, как Никита, бабы беременеют, только поглядев на него или рядом постояв. Ладно, мне пора домой к любимому (особо подчеркнула она) мужу.
– Ляля, – задержала ее Серафима, схватив за руку. – Не обижайся, но положение действительно безнадежное…
– Тем не менее не смертельное. А тебе самой, любопытства ради, не хочется покопаться в темной истории? Янку ли разоблачишь, Никиту ли изобличишь за его же деньги – при любом раскладе тебе водрузят лавровый венок на голову. Опять же – клиенты хлынут толпой. Дело за малым: нужно хорошо потрудиться.
– Да угомонись ты, – мягко сказала Сима. – Покопаюсь, уговорила. Но ты обо мне слишком высокого мнения, я ведь не иллюзионист. Сядь, сядь… – потянула ее за руку, Ляля плюхнулась на стул. – Значит, говоришь, письма не он писал?
– Нет, – уверенно тряхнула головой ярая защитница Никиты. – Не его обороты, стиль, не говоря уж о том, в каких словах выражена так называемая бэ-зумная страсть. Я с Герой живу шесть лет, он никогда не позволяет себе подобных выражений, когда мы в постели.
– При чем здесь Гера?
– При том. У мужа не может быть друга, зацикленного на порнухе, мы выбираем друзей по себе. Уровень другой и у Германа, и у Никиты, ферштейн?
Сима промолчала, она в очередной раз задумалась, стоит ли браться за расследование, что, собственно, не по ее части. Впрочем, многим адвокатам приходится вести детективное расследование, ко всему прочему дело не уголовное, значит, не опасное, как ей казалось.
Не откладывая в долгий ящик, Серафима с утра поехала к старинному другу семьи и одновременно учителю за советом. Дмитрий Данилович – человек-гигант в прямом и переносном смысле, не теоретик, а практик, имеющий огромный опыт работы в следствии, но вышедший в тираж, проще – ушедший на пенсию. Да разве кто из молодых сравнится с ним в уме, сообразительности, знаниях и энергичности? Ему предложили преподавать студентам уголовное право, к его бесспорным достоинствам прибавилось еще одно – Дмитрий Данилович оказался неплохим учителем, а для Серафимы он еще и просто дядя Дима, но в неформальной обстановке. Когда она вошла в его дом, Дмитрий Данилович радушно раскрыл руки:
– Ангел мой, Сима! Давно тебя не видел. Иди ко мне, моя девочка… – Обняв ее и чмокнув в лоб, пожурил: – Ангелам гнить в болоте адвокатуры грех, от этого они постепенно превращаются в черных ангелов, следовательно, незаметно становятся дьявольскими слугами.
Отстранив девушку и обняв за плечи, Дмитрий Данилович повел ее к старому кожаному дивану.
– Дядя Дима, я обязательно подумаю над вашим предложением и, возможно, перейду работать в администрацию. Но только начальником.
– У, какая! – Он потрепал девушку по бледной щечке. – Вам сразу начальственное кресло подавай.
– Там ведь скучно, должна же я чем-то компенсировать скуку?
– Ну, садись, садись… – И бухнулся сам, откинулся на подушки. – Могу другое теплое место подыскать. Адвокат – профессия гнилая…
– Просто вы не любите адвокатов.
– Не люблю. С тех пор, как начал работать в следствии. А разве не гнилая? Само слово, ты подумай, на какие части раскладывается: ад-во-кат. А кат – это был палач на Руси. Что же выходит? Во какой кат из ада! Или проще: адский палач.
– Да что вы сегодня так мрачно рассуждаете? Не похоже на вас.
– Ладно, рассказывай, какая нужда тебя привела…
Сима подробно изложила проблему и сопутствующие ей сомнения, показала фотографии, правда, непристойности не позволила читать, а в скупых фразах и общих чертах изложила содержание.
– Ну, факт отцовства не оспоришь, позже объясню – почему, – наконец сказал он, рассматривая фото Никиты. – Значит, этот молодой и красивый мужчина отрицает связь?
– Категорически. Скажите, это возможно, чтоб без него Яна зачала ребенка? Да, я знаю, некоторые сдают для искусственного оплодотворения… только Никита Кораблев утверждает: даже кровь не сдавал.
Дмитрий Данилович протянул в сторону руку, взял со стола коробку конфет, открыл и в приказном порядке предложил Симе:
– Ешь конфеты! Видишь ли, раз делают искусственное оплодотворение, то… все возможно, детка. Человек изворотлив, он бывает гениален как в науке, совершая великие открытия, так и в подлости, идя на тягчайшие преступления и придумывая новые способы их совершения, чтоб не засветиться, а получить максимальную выгоду.
– Вы думаете, Яна нашла способ… – Но способ добычи биоматериала для зачатия ее богатое воображение предоставило примитивный и в духе все тех же писем. Стало неловко и стыдно, словно дядя Дима подсмотрел ее фантазии, Серафима поспешила убедить его: – Это нереально!
– Я ничего не думаю и тебе думать не советую.
– Не поняла. Мне отказаться?
– Зачем? За работу неплохо платят? Берись. Не то время, чтоб бросаться заработком. А думать в моей трактовке означает – это заранее принимать чью-то сторону. Да, ты должна Кораблеву помочь разобраться, он тебя нанимает, но! Не забывай ни на секунду, что он может отказываться от факта отцовства, чтоб избавиться от забот и затрат на ребенка, что ему уже не удастся.
– Даже если…
– Без «если», Сима. Генетическая экспертиза будет основным документом в суде, по нему – он отец, каким бы способом ни произошло зачатие, да хоть ветром надуло, как говорит твоя подруга. Это я и хотел тебе сказать. Так вот, Сима, думать – значит работать. Но дело интереснейшее, попробуй разобраться, кто из них лжец – Яна или все же Кораблев.
Вдруг Серафима по-деловому придвинула журнальный столик, разложила на столешнице фотографии и повернулась к Дмитрию Даниловичу:
– В таком случае, дядя Дима, еще раз посмотрите на фото, но более внимательно. Кораблев клянется, будто в глаза никогда не видел Яну, по снимкам этого не скажешь.
