Полина Дашкова - Место под солнцем
— Не соглашусь, — покачал головой майор, — убийство любого человека нельзя считать обычным делом. Вы, стало быть, уверены, что Калашникова заказали?
— А вы? — прищурился Гришечкин. — Вы имеете основания сомневаться?
— Мы обязаны проверить все возможные версии.
— Сочувствую, — слабо улыбнулся Гришечкин, — лично я могу с ходу придумать около десятка разных версий.
— Например? Поделитесь хотя бы одной.
— Нет уж, — Гришечкин энергично замотал головой, — я лучше воздержусь.
— Почему?
— Это выглядело бы неэтично по отношению не только к вам, но и ко многим моим знакомым. Я могу предполагать, гадать, а это, согласитесь, не повод, чтобы называть вам конкретные имена. Вот я упомянул этого несчастного поклонника, и мне уже не по себе. Вдруг вы начнете его подозревать? А это смешно, в самом деле. Людей уровня Глеба Калашникова редко убивают из ревности или из зависти. В наше время такие мотивы вообще экзотика. Случается, конечно, но в другой среде. — Гришечкин устало прикрыл глаза и покачал головой. — Боюсь, в процессе расследования вы не раз столкнетесь с возможными мотивами личного порядка. Если вас интересует мое мнение, не стоит тратить на это время и силы.
— Спасибо за заботу, — усмехнулся Кузьменко, — мы учтем ваш совет.
— Нет, я не собираюсь давать вам советы. Разумеется, вы все решаете сами. Но, к сожалению, не всегда успешно. Как показывает статистика, убийства такого рода редко раскрывают. Киллер наверняка был одноразовый, но заказчик… Я искренен с вами хотя бы потому, что меня тоже беспокоит заказчик. Я не исключаю, что стану следующим после Глеба. А что касается недоброжелателей" мстителей, обманутых женщин и ревнивых мужей, так это, простите, из области «мыльных опер».
Иван заметил, что настроение его собеседника меняется каждую минуту. Лицо то краснеет, то бледнеет. Только что он говорил спокойно и рассудительно, а тут как-то сразу сник, словно из него выпустили воздух. Последние слова он произнес медленно и вяло.
Секретарша принесла кофе в тонких чашках из настоящего фарфора. Майор отхлебнул и удивился — это была не обычная растворимая бурда, которую подают в кабинетах из вежливости, а отличный крепкий кофе по-турецки, с желтой пенкой, в меру сладкий.
— У вас замечательный кофе, Феликс Эдуардович.
— Это из бара. Если вы хотите курить, не стесняйтесь, я сам недавно бросил, но запах табачного дыма люблю.
Он подвинул майору большую хрустальную пепельницу. Иван с удовольствием затянулся. Настроение собеседника между тем опять изменилось. Он заерзал в своем кресле, заговорил быстро и возбужденно:
— Я знаю, Глеба заказали. И все это знают. А насчет других версий убийства — да, тайных недоброжелателей у Калашникова было много. Он был человеком ярким, талантливым, везучим. Ну и, разумеется, многие завидовали. Но не смертельно. Нет, не смертельно. Никто не мог ожидать… Глеб и сам не ожидал, он был очень жизнелюбивым, очень… Ему все всегда сходило с рук, ему везло, он думал, что будет жить вечно.
Гришечкин покрылся испариной.
— Понятно, — кивнул Иван, как бы не заметив ни волнения своего собеседника, ни странной последней фразы. — У вас есть какие-либо предположения насчет заказчика? Вы кого-то конкретно подозреваете?
— Не знаю… — Гришечкин опять сник, стал вялым и отстраненным.
— Хорошо, — кивнул майор, — а почему вы опасаетесь стать следующей жертвой?
— Это простая арифметика! — вздохнул Гришечкин. — Когда убивают хозяина, следующим может стать управляющий. Вы сейчас начнете ворошить личную жизнь Калашникова, найдете там много всякой гадости, а настоящего убийцу потеряете! Да, Калашников был не самым порядочным и чистым человеком, но не лезьте в это. Слышите? Его многие ненавидели, но никто не стал бы стрелять из кустов. Никто.
Толстяк опять завелся, перешел на крик, он побагровел и даже поднял руку, чтобы шарахнуть по столу, но в последний момент одумался, пухлая кисть безвольно, мягко упала на дубовую столешницу. Майор дал ему отпыхтеться и прийти в себя, молча наблюдал эту странную вспышку нервозности и пытался понять, чего здесь больше — искренней истерики, испуга или идет заранее продуманный, отрежиссированный спектакль.
«Зачем он так старается внушить мне, будто Калашникова могли только заказать? Неужели он надеется, что мы поверим на слово и не сунемся в личную жизнь его драгоценного шефа? Не может быть, он ведь не идиот… Однако он в который раз повторяет разными словами одно и то же. Зачем ему это?» — подумал Иван и медленно произнес:
— Однако кто-то все же выстрелил.
— Нодар Дотошвили. — Гришечкин назвал это имя еле слышно и тут же замолчал, лицо его резко побледнело, он прикрыл глаза и обессиленно откинулся на спинку кресла.
— Феликс Эдуардович, вам нехорошо? — осторожно поинтересовался майор.
— Нет, все нормально. — Гришечкин, не открывая глаз, помотал головой. — Простите, Феликс Эдуардович, кто такой Нодар Дотошвили? — Не валяйте дурака. — Гришечкин открыл глаза, и они показались майору красными, воспаленными. — Вы оперативник, у вас должна быть сеть своих информаторов. После убийства прошло больше суток, и вряд ли вы за это время не успели узнать про историю с бандитом Голбидзе и про его человека, Нодара Дотошвили. Голбидзе по кличке Голубь наезжал на наше казино, это был наглый откровенный рэкет. А потом он внедрил к нам своего человека. Человек этот всюду совал свой нос, наблюдал за работой крупье, смотрел, кто сколько выигрывает и проигрывает, — в общем, вел себя здесь по-хозяйски, не стеснялся.
— Простите, — перебил его майор, — а в каком качестве Нодар Дотошвили был внедрен в казино?
— А ни в каком! В том-то и дело, что он просто здесь ошивался каждую ночь, слонялся по залам, не играл, почти ничего не заказывал.
— Но ведь охрана могла бы не пускать его, — заметил Кузьменко.
— Как вы не понимаете? — поморщился Гришечкин. — Не пустить в казино человека Голубя без всякой уважительной причины, просто выставить вон — это вызов, то есть война. А воевать с Голубем открыто — это значит погубить заведение. У нас станет опасно. В любой момент может начаться стрельба. Сюда никто из приличных людей не придет. Мы не можем так рисковать репутацией.
— Логично, — кивнул майор, — но из того, что Голбидзе хотел прибрать к рукам ваше казино, вовсе не следует, что его человек мог убить Калашникова.
— Вы не дослушали. Дотошвили все-таки стал играть и проиграл большую сумму, пятьдесят тысяч долларов. Отдать сразу не мог, очень испугался. Ведь главным условием его работы здесь было — не играть. Глеб дал ему отсрочку на неопределенное время, а по сути, простил долг.
— Значит, Дотошвили проиграл эти деньги в казино? — уточнил майор.
— Да. В «блэк джек».
— Но были свидетели игры — крупье, другие игроки. О долге знало достаточно много народу. Убивая Калашникова, он все равно оставался в должниках.
— Глеб сказал всем, что Дотошвили деньги отдал.
— Вот как?
— Именно так. Считается, что Нодар Дотошвили нашему казино ничего не должен. Правду знают двое — Глеб и я. А теперь только я. Вы понимаете, что у меня есть причины опасаться за свою жизнь?
«Ну, положим, кроме тебя, об этом знают и Ляля Рыкова, которая раскрутила Голбидзе на игру, и Лунек. Наверняка еще кто-то. А впрочем, ты прав. На самом деле не так уж много посвященных. Слухи ходили, но только слухи», — подумал майор.
Сам он узнал про историю с Дотошвили исключительно потому, что давно интересовался бандитом Голубем, внедрял своих информаторов всюду, где можно было Голубя зацепить.
Осведомитель, внедренный в казино недавно в качестве уборщика, оказался человеком добросовестным и дотошным. Он был уголовником с большим стажем, имел на молодого бандита Голубя свой зуб, а потому работал на совесть. Голубь давно зарился на этот лакомый кусок, у него был здесь особый интерес. И майора вот уже месяц интересовало все, что происходит в роскошном игорном заведении.
От своего осведомителя майор успел узнать также и то, что ходят упорные слухи, будто нервный управляющий подворовывает на своей прибыльной должности. Глеб Калашников, хоть и производил на многих впечатление человека легкомысленного и щедрого, деньги считал аккуратно. Гришечкина он за руку поймать не успел. Так, может, потому и не успел, что был вовремя убит?
Разумеется, Феликс Гришечкин в шефа из кустов не стрелял. Он оставался на фуршете до двух часов ночи. Его там видели несколько десятков людей. Алиби железное. Но нанять киллера мог запросто. Мотивы у него были, возможно, еще более весомые, чем у Нодара Дотошвили. Впрочем, на каких весах их можно взвесить, мотивы убийства?
Старушка, соседка Крестовских по коммуналке, все время мерзла. Круглые сутки в ее комнате был включен электрический камин. За электричество соседи платили отдельно, однако Ирина Борисовна, проходя мимо комнаты соседки, всякий раз бросала тревожный взгляд на счетчик, по которому быстро бежали черные цифры.
