Камилла Лэкберг - Ангелотворец
— У меня есть к вам еще несколько личных вопросов, — сказал он, заглядывая в блокнот. На самом деле Шель помнил все вопросы наизусть, но по опыту знал, что людей такие способности пугают. — Ранее вы рассказывали, что начали интересоваться вопросами иммиграции, когда вам было двадцать лет. На вас напали двое африканских студентов из вашего университета и сильно избили. Вы заявили об этом в полицию, но дело закрыли. Каждый день вам приходилось сталкиваться с ними в университете. Они все время издевались над вами и над шведской системой правосудия. В вашем лице они издевались над всем шведским народом. Последняя фраза — прямая цитата из интервью с вами в «Свенска дагбладет».
Шель посмотрел прямо на Йона. Тот кивнул:
— Да, это происшествие глубоко ранило меня и в значительной степени повлияло на мое мировосприятие. Я понял, как деградировало шведское общество. Шведы превратились в людей второго сорта в собственной стране, где теперь правят индивиды, которых они так глупо пустили к себе.
— Любопытно, — произнес журналист, склонив голову набок. — Я проверил это дело и обнаружил кое-какие интересные факты…
— Что вы имеете в виду?
— Во-первых, я не нашел в полицейском регистре такого происшествия. Во-вторых…
Кадык его собеседника дрогнул:
— Вы ошибаетесь.
— А может, это вы ошиблись? Может, ваши нацистские симпатии возникли в кругу семьи? Я слышал, что ваш отец симпатизировал нацистам.
— Я не хочу комментировать поведение моего отца.
Рингхольм взглянул на часы и обнаружил, что у него осталось всего пять минут. Он почувствовал удовлетворение. Конкретного результата интервью не дало, но приятно было вывести Йона из себя. А сдаваться журналист не собирался. Интервью было только началом. Он готовился копать и дальше, пока не найдет возможность остановить этого человека.
Может, ему снова придется с ним встретиться, поэтому лучше закончить интервью вопросом, не касающимся политики. Шель улыбнулся собеседнику:
— Как я понимаю, вы учились в интернате на Валё, когда исчезла семья директора. Интересно, что там произошло на самом деле?
И тут Хольм вскочил:
— Интервью закончено. У меня много дел. Полагаю, вы сами найдете выход.
Инстинкты Шеля никогда ему не отказывали. Реакция политика была странной. Он что-то скрывал. Журналисту не терпелось вернуться в редакцию и начать расследование.
— Где Мартин? — Патрик обвел взглядом всех присутствующих.
— Он взял больничный, — ответила Анника уклончиво. — Но его отчет у меня.
Патрик не стал расспрашивать. Раз сотрудница не хочет говорить, то из нее правду клещами не вытянешь.
— А у меня материалы из архива, — сообщил Йоста, показывая на папки на столе.
— Как быстро ты их достал! — удивился Мелльберг. — Обычно на то, чтобы получить их из архива, уходит целая вечность.
Флюгаре, помолчав, признался:
— Они были у меня дома.
— Ты хранишь архивные материалы дома? Ты совсем спятил? — Бертиль вскочил со стула, и даже Эрнст, лежавший у его ног, приподнялся и навострил уши. Гавкнув пару раз, он убедился, что все спокойно, и снова лег.
— Я так часто их изучал, что не было никакого смысла в том, чтобы бегать в архив и обратно. И хорошо, что они были у меня, когда понадобились, — объяснил Йоста.
— Надо быть идиотом, чтобы… — не унимался Мелльберг.
Патрик понял, что пора вмешаться.
— Присядь, Бертиль. Самое важное, что у нас есть доступ к материалам. Дисциплинарными вопросами займемся позже.
Пробурчав что-то себе под нос, начальник неохотно подчинился.
— Криминалисты уже приступили к работе? — спросил он резко.
Хедстрём кивнул.
— Они ломают пол и берут пробы. Турбьёрн обещал позвонить, если что-то обнаружит.
— Может кто-нибудь объяснить мне, зачем тратить время на преступление, срок давности которого уже истек? — проворчал Мелльберг.
Йоста уставился на него.
— Ты что, забыл, что кто-то хотел поджечь дом?
— Нет, не забыл. Но я не вижу связи между этими вещами! — нарочито громко сказал шеф, чтобы позлить старого полицейского.
Патрик вздохнул. Ведут себя как мальчишки!
— Конечно, ты решаешь, Бертиль, но мне кажется ошибкой не изучить подробнее находку, обнаруженную в доме супругами Старк.
— Я знаю, что тебе кажется, но это не тебе отчитываться перед начальством, когда оно спросит, почему мы потратили столько времени на дело с истекшим сроком давности.
— Если связь между исчезновением и поджогом обнаружится, мы сможем раскрыть оба преступления, — тихо произнес Йоста.
Мелльберг задумался.
— Ну ладно. Пару часов можем потратить, — сдался он наконец. — Продолжай.
Патрик выдохнул.
— Тогда посмотрим, что нашел Мартин.
Анника надела очки и заглянула в отчет.
— Мартин не нашел ничего странного. Дом Старков застрахован на небольшую сумму. Так что от пожара они бы ничего не выиграли. На счету у них довольно много денег, полученных от продажи дома в Гётеборге. Полагаю, именно на них супруги планировали сделать ремонт и открыть отель. И еще у Эббы есть своя компания. Называется «Мой Ангел». Она сама делает украшения в виде ангелов из серебра и продает их через Интернет, но информация о ее доходах отсутствует.
— Прекрасно. Пока ничто не говорит о страховом мошенничестве, но не будем исключать эту возможность. Теперь вернемся к вчерашней находке, — сказал Патрик и повернулся к Йосте. — Расскажи, как выглядел дом после исчезновения семьи.
— Конечно, сейчас. У меня есть фотографии, — сообщил Флюгаре, доставая из папки пожелтевшие снимки. Хедстрём удивился их качеству. Если не считать желтизну, они представляли собой прекрасные иллюстрации с места преступления.
— В столовой не было ничего странного, — начал рассказ Йоста. — Стол был накрыт к ланчу, и они успели съесть половину еды на тарелках. Никаких следов борьбы. Чистый пол. Вот, сами посмотрите.
Патрик долго изучал фотографии. Его старший коллега был прав. Все выглядело так, словно члены семьи внезапно бросили обед и ушли. Он поежился. Было что-то пугающее в недоеденной еде на тарелках и аккуратно задвинутых стульях. Посреди стола стоял букет нарциссов. Единственное, чего не хватало на снимках, так это людей. И находка под полом придавала этим фотографиям зловещести. Теперь Хедстрём понимал интерес Эрики к таинственному исчезновению семьи Эльвандер.
— Если это кровь, можно ли узнать, чья она? — спросила Анника, угадав его мысли.
Патрик покачал головой.
— Я в этом не разбираюсь, но подозреваю, что она слишком старая для таких анализов. Единственное, что они смогут сказать, человеческая это кровь или нет. И потом, нам не с чем ее сравнить.
— У нас есть Эбба, — возразил Йоста. — Если кровь принадлежит Руне или Инес, то ее ДНК будет схож с ДНК Эббы.
— Конечно. Но, боюсь, слишком много лет прошло. В любом случае нам нужно выяснить, что произошло в тот день. Надо перенестись в прошлое, — сказал Хедстрём, откладывая фотографии. — Надо прочитать протоколы допросов и еще раз поговорить с участниками событий. Кто-то из них должен знать правду. Целые семьи так просто не исчезают. И если подтвердится, что это кровь, можно предположить, что в той комнате произошло преступление.
Он посмотрел на Йосту. Тот кивнул.
— Ты прав. Нужно перенестись в прошлое.
Было странно иметь столько фотографий в номере отеля, но никто из служащих и слова не сказал по этому поводу. Дорогие номера имеют свои преимущества. От богачей часто ждут эксцентричности. К тому же Леон, со своей ужасной внешностью, давно уже перестал обращать внимание на других людей. Фотографии имели для него особое значение. Жене было запрещено их касаться. Во всем остальном он был в ее власти. Но Ия имела власть только над ним нынешним. Тот Леон, каким он был когда-то, был ей неподвластен.
Кройц подкатился на инвалидном кресле к комоду со снимками и, зажмурившись, мысленно перенесся в места, запечатленные на снимках. Представил, как ветер пустыни обжигает ему щеки, как от холода отнимаются пальцы на руках и ногах. Ему нравилась боль. «No pain, no gain»[10] — таким всегда было его кредо. По иронии судьбы теперь он жил с болью каждый день, каждую секунду. Без надежды на победу. Его лицо на снимках было красивым — точнее, мужественным. Красота ассоциируется с женственностью, а этого в нем не было никогда. Леон излучал силу и мужественность. Безрассудный, смелый, он постоянно жил на адреналине. Кройц поднял левую руку, которая, в отличие от правой, почти не пострадала, и взял свое любимое фото. Оно было сделано на вершине Эвереста. Подъем оказался трудным. Участники экспедиции сходили с дистанции один за другим, а Леону их слабость была непонятна. Он никогда не сдавался. Люди не верили, что ему удастся достигнуть вершины без кислородного баллона. Это невозможно, говорили опытные альпинисты. Даже руководитель экспедиции умолял Кройца использовать газ, но тот отказался. Он знал, что это возможно, потому что Рейнхольд Месснер и Питер Хабелер[11] сделали это в 1978 году. Тогда это тоже считалось невозможным — на такое не были способны даже непальцы. Но раз тем двоим удалось, то и у Леона должно было получиться. На фото он широко улыбался со шведским флагом в руке на фоне разноцветных молитвенных флажков в сугробах. Тогда он был выше всех на планете и выглядел сильным и счастливым…
