Дональд Уэйстлейк - Вне закона
В это воскресенье, около семи вечера, Тол сидел в своей маленькой библиотеке, забитой книгами. В ней царили такие же порядок и чистота, как и в его кабинете на работе. За этот уик-энд он переделал много мелких дел, прибрался в доме, помыл автомобиль, позвонил отцу в Чикаго, пообедал с семейной парой, которая жила по соседству и реализовала свою угрозу познакомить его с кузиной (над пустыми тарелками произошел обмен адресами электронной почты). Теперь же, под классическую музыку, звучащую из радиоприемника, Тол отгородился от мира и работал над доказательством.
Это доказательство постоянно искали лучшие математики. На человека могло снизойти озарение по части чисел, но без доказательства, цепочки вытекающих одно из другого уравнений, которые подтверждают высказанный тезис, это озарение останется всего лишь теоремой, чистой догадкой.
Доказательство, которое в последние месяцы превратилось для него в навязчивую идею, имело непосредственное отношение к совершенным числам. То есть положительным числам, делители которых (за исключением самого числа) в сумме давали то самое число. Число 6, например, совершенное, потому что делится на 1, 2 и 3 (не считая 6), а 1, 2 и 3 в сумме равны 6.
Тол пытался ответить на следующие вопросы: как много существует совершенных чисел? И, что более интересно, есть ли вероятные совершенные числа? За всю историю математики никто не смог представить доказательства того, что вероятное совершенное число существует (или не может существовать).
Совершенные числа всегда занимали математиков… и теологов тоже. Святой Августин предполагал, что Бог намеренно выбрал совершенное число дней, шесть, чтобы сотворить мир. Раввины придают мистическое значение числу 28 — количеству дней в лунном цикле. Тол не рассматривал совершенные числа в духовном или философском аспектах. Для него они представляли собой лишь любопытные математические конструкции. Но от этого их важность не уменьшалась: доказательство теоремы о совершенных числах (или решение любых других математических загадок) могло привести к открытиям как в математике, так и в других науках и, возможно, позволило бы узнать что-то новое о жизни в целом.
Он склонился над аккуратными строчками расчетов, гадая, что же такое вероятные совершенные числа — миф или все-таки реальность? Может, они только и ждут, когда же их откроют. Прячутся где-то в численном ряду, уходящем в бесконечность.
Мысль эта взволновала его. Тол откинулся на спинку стула. Потребовалось несколько секунд, чтобы он понял, в чем дело. Мысли о бесконечности напомнили ему о предсмертной записке, которую оставили Сай и Дон Бенсон.
«Останемся навсегда…»
Он словно наяву увидел опять комнату, где они умерли, кровь, справочник, купленный ими, от одного вида которого по коже пробегал холодок. «Последнее путешествие…»
Тол поднялся, прошелся по кабинету. Что-то не так. Впервые за несколько лет он решил вернуться в офис воскресным вечером. Хотелось посмотреть, какая информация есть по таким самоубийствам.
Через полчаса он проходил мимо удивленного охранника, который поначалу его и не признал.
— Офицер…
— Детектив Симмс.
— Точно. Извините, сэр.
Еще через десять минут он сидел в кабинете за компьютером, выводил на экран информацию о самоубийствах в округе Уэстбрук. Поначалу раздражался, что пришлось прервать математические занятия, но скоро с головой ушел в мир других чисел, показывающих, сколько жителей округа Уэстбрук решили свести счеты с жизнью.
Сэм Уитли появился из кухни с бутылкой старого «Арманьяка», присоединился к Элизабет в гостиной.
То есть пятнадцать минут назад к дому подъехал именно он, только по каким-то причинам решил войти через черный ход.
Элизабет, по-прежнему в кашемировом свитере, наклонилась вперед, зажгла ароматизированную ванилью свечу, которая стояла на столе перед ней. Заметила бутылку в руках мужа, рассмеялась.
— Что такое? — спросил Сэм.
— Я читала рекомендации, оставленные тебе врачом.
Он кивнул.
— Там сказано, что вино в умеренных количествах тебе не повредит.
— Я тоже это читал.
Он стер пыль с бутылки, присмотрелся к наклейке.
— Тебе следует выпивать по стакану или два каждый день. Но коньяка в списке не было. Я не знаю, полезен ли он для твоего здоровья.
Рассмеялся и Сэм.
— Я чувствую, что жить нужно как хочется.
Он ловко открыл бутылку — пробка едва не рассыпалась от времени.
— Это у тебя всегда хорошо получалось, — заметила Элизабет.
— У меня никогда не было особых талантов… только важные навыки. — Он протянул ей стаканчик с жидкостью цвета меда, наполнил свой. Они выпили. Он вновь разлил коньяк.
— Так что ты привез? — Ей стало еще теплее. Она запьянела чуть больше, всем довольная, счастливая. И указала на выпирающий наружный карман пиджака спортивного покроя из верблюжьей шерсти, который в холодную погоду он всегда надевал по воскресеньям.
— Сюрприз.
— Правда? Какой же?
Он поднял свой стаканчик, они чокнулись. Выпили.
— Закрой глаза, — потребовал он.
Она закрыла.
— Ну сколько можно меня дразнить?! — Она почувствовала, как он пододвинулся ближе, звякнул металл.
— Ты знаешь, как я тебя люблю. — Голос у Сэма дрогнул. Иногда он становился таким сентиментальным…
— И я люблю тебя, дорогой.
— Готова?
— Да, я готова.
— Хорошо. Опля!
Вновь звякнул металл.
И Элизабет почувствовала что-то в своей руке. Открыла глаза, рассмеялась.
— Что… Господи, неужели это… — Он держала в руке кольцо с двумя ключами, каждый с логотипом «MG».[63] — Ты… ты его нашел? — промямлила она. — Где?
— Не поверишь, но у дилера, торгующего импортными автомобилями, салон в двух милях от нашего дома. Модель 1954 года. Он позвонил месяц назад, но ему потребовалось время, чтобы довести автомобиль до кондиции.
— Так вот что означали эти загадочные телефонные разговоры. Я уже начала подозревать, что ты завел любовницу.
— Цвет, правда, не такой. Темно-красный, как бургундское.
— Будто это имеет значение, сладенький.
Первым автомобилем, который они купили, поженившись, был красный «MG». Они проездили на нем десять лет, пока автомобиль не развалился. И если подруги Лиз покупали «лексусы» и «мерседесы», она отказывалась последовать их примеру, оставаясь верной «кадиллаку» и мечтая о старом «MG», таком же, как и их первый автомобиль.
Она обняла его за плечи, наклонилась, чтобы поцеловать.
Фары приближающегося автомобиля осветили их через окно.
— Попались, — прошептала она. — Совсем как на нашем первом свидании, когда отец вернулся домой. Помнишь? — Она весело рассмеялась, почувствовав себя независимой второкурсницей колледжа Сары Лоренс,[64] в клетчатой юбке и блузке с отложным воротничком, какой была сорок два года тому назад, когда встретила мужчину, с которым прожила всю жизнь.
Тол Симмс сидел, наклонившись вперед, внимательно изучая подробности самоубийства, делая пометки в блокноте, когда ожил динамик, связанный с линией 911.
— Всем патрульным экипажам в окрестностях Гамильтона. Сообщение о возможном самоубийстве.
Тол окаменел. Потом отодвинул стул, поднялся из-за стола, глядя на динамик. Голос не умолкал.
— Сосед сообщает, что в закрытом гараже дома двести пять по Монтгомери-уэй работает двигатель автомобиля. Патрульные экипажи, находящиеся в этом районе, проверьте, что там такое.
Тол Симмс еще с мгновение смотрел на динамик, а потом выбежал из кабинета. Только выехав со стоянки и разогнав «тойоту» до семидесяти миль в час, он понял, что не пристегнул ремень безопасности. Потянулся к нему, но автомобиль повело в сторону. Тол сдался, вновь обеими руками схватился за руль и помчался к Гамильтону-на-Гудзоне, в пяти милях от здания полицейского управления округа Уэстбрук.
Трудно назвать какую-то часть округа Уэстбрук пустынной, но Гамильтон окружен парками и поместьями очень богатых мужчин и женщин, которые любят тишину и покой. Площадь большинства участков, на которых построено по одному особняку, составляет пять-десять акров, а некоторые гораздо больше. Так что Тол мчался мимо старых деревьев, вьюнов, кустов, торчащих из земли скал. Не так уж далеко от этих мест, подумал он, Вашингтон Ирвинг написал мрачную историю о Всаднике без головы.
Обычно очень осторожный и аккуратный водитель, в этот вечер Тол метался с полосы на полосу, то и дело сигналя. Но он не находил ничего алогичного в своем поведении. Перед глазами мелькали бурые пятна крови в кабинете дома Бенсонов, неровный почерк их предсмертной записки.
«Мы навсегда останемся друг с другом».
Он проскочил через центр Гамильтона, чуть ли не в три раза превысив разрешенную скорость. Будто следом галопом несся Всадник без головы.
