Кэрол Дуглас - Кошачье шоу
— О! — Темпл была опять готова влюбиться. Хорошо, что она уже отдала свое сердце Чернышу Луи, безродному непородистому созданию с улицы, иначе она ушла бы домой с настоящим кладом в виде особи экзотической породы. Теперь в ней родилось новое понимание происходящего: – Какая жалость!
Пегги Вильгельм только покачала головой:
— Я расчесывала и пудрила эту шерсть, чтобы приблизиться к волшебству.
— Потом случилось… нападение, в то время, как вы покинули здание в…
— В восемь или около того.
— Итак, — Темпл обратилась к своим часам, а потом и к зрителям: – Сколько человек побывало здесь утром в период между восьмью и десятью двадцатью?
Посыпались разрозненные ответы:
— Пару дюжин. Но мы все были заняты своими клетками.
— Большинство просто проходило мимо.
— А кто был ближе всех к клеткам Пегги? — спросила Темпл.
Повисло неловкое молчание, пока собравшиеся пытались это выяснить, размышляя также, не поставят ли их слова кого-нибудь из знакомых или их самих под подозрение.
— Я готовила к соревнованию своих персидских кошек в конце ряда, — вызвалась большая женщина в велюровом спортивном костюме.
Подавляющим большинством разводчиков были женщины, но не все.
— Клетки организованы по породам? — продолжала задавать вопросы Темпл.
— Нет, — ответила Клео. — Для посетителей гораздо интереснее, когда кошки перемешаны.
— И еще, возможно, дипломатичнее держать прямых конкурентов подальше друг от друга, чтобы им не приходилось любоваться животными друг друга, — добавила Темпл. — Кто-нибудь заметил того, кто не должен был находиться рядом с чужими котами?
Все, как по команде, закачали головами. Клео взяла на себя обязанность объяснить еще раз:
— Всех волнуют только их собственные кошки. Все концентрируются на том, чтобы все было готово вовремя. И даже если появится космонавт в полном боевом обмундировании, с целью побрить всякую оставленную без внимания кошечку, что попадется ему на глаза, — никто и не заметит.
Темпл вздохнула:
— А кошки не возмущаются, когда их начинают внезапно брить незнакомые люди?
Пегги Вильгельм замотала своей седой в мелких кудряшках головой:
— Этих животных специально тренируют для того, чтобы их брали на руки и причесывали как хозяева, так и незнакомые судьи.
— Что мы можем сделать? — спросила высокая худая девушка в красном вязаном свитере.
— Ничего, — ответила Пегги. — Теперь просто следить за стендами друг друга, чтобы такого не повторилось.
— Отлично, — начал кривляться высокий мужчина в клетчатой спортивной рубашке. — Мы ведь до пяти вечера не откроемся. Может, стоит организовать патруль? Есть желающие?
— Хорошая идея! — подключилась Клео.
Кошатники тотчас разбрелись, оживленно постукивая каблуками и обсуждая возможные средства самозащиты. Темпл взглянула на тощую обритую кошку в клетке:
— Видимо, кто-то действительно ненавидит кошек, раз сделал такое.
— Или меня, — горько уточнила Пегги Вильгельм.
— Похоже на соперничество, правда? — спросила Клео. Пегги кивнула:
— Звонки, которые я получала, были всего лишь предупреждением. Возможно, мне следовало воздержаться от выставки. Теперь мне придется находиться здесь все время. Но кто же тогда позаботится о бедных созданиях тети Бландины?
Все трое закачали головами, задумчиво потупив взор, не зная, как быть в таком затруднительном положении и что делать с его причиной.
Оскорбленная бирманская подняла свою бледную нетронутую машинкой лапу и принялась лизать ее.
— Может быть, я могла бы помочь, — неожиданно для самой себя произнесла Темпл. Она ненавидела быть волонтером, и все же… — Только два раза в день, да?
Пегги Вильгельм, почему-то, не была в восторге:
— Кто ты? Что ты знаешь о кошках?
Клео торопливо ее представила, а потом добавила:
— Единственная причина, по которой я очень хотела, чтобы Темпл попала на шоу кошек, это то, что раньше она была вовлечена в преступление, совершенное на подобном мероприятии. Она разыскала украденных кошек с книжной ярмарки. И это не считая мертвого редактора и нескольких трупов стриптизерш на голиафском конкурсе в том месяце…
— Послушайте, — перебила Пегги Темпл, не желая выглядеть в ее глазах Тифозной Мэри (Мэри Маллон (1869–1938 гг.), известная также как Тифозная Мэри, была первым человеком в США, признанным здоровым носителем брюшного тифа. За время ее работы поваром от нее заразились 47 человек, трое из них умерли. В настоящее время так называют носителей опасных заболеваний, которые представляют угрозу для окружающих из-за отказа принять соответствующие меры предосторожности). — Я не находила тела стриптизерш, только редактора. Но и этого было довольно.
— Но ты ведь умеешь ухаживать за животными? — спросила Пегги Вильгельм со строгим лицом кормилицы, передающей свои полномочия.
— У меня всего один кот, но он весит почти девять кило, так что, думаю, я хорошо справляюсь.
— Что за порода?
— Уличная.
— А, — она произнесла это так небрежно, даже Луи обиделся бы. — Полагаю, ты справишься. Я позвоню тете Бландине и скажу, что ты придешь сегодня днем. Она живет недалеко от меня.
Темпл вытащила торчащий их сумки толстый органайзер и записала адрес и номер телефона тетушки, а также Пегги.
— Может быть, мы позже поговорим о телефонных звонках, — сказала она.
Пегги Вильгельм кивнула, не сводя взгляд с Минуэт, которая теперь выглядела со своей трогательной неудачной прической, как панк.
— Мне надо найти свитерок для бедняжки, пока она не простудилась, — затем она сузила искрящиеся гневом глаза и добавила: – Если я когда-нибудь найду того, кто это сделал, я побрею его там, где ему будет очень больно.
Глава 9 Убогие звонки
Церковь Девы Марии Гваделупской являла собой именно то, что и подразумевала под своим названием: старый приход в латинской части города. Мэтт медленно, квартал за кварталом, приближался к бледной башне из необожженного кирпича. Ее оттенок, впрочем, как и у остальных зданий вокруг, казался выцветшим и каким-то голым, набирающим силу только по мере приближения.
Кусты роз и олеандров обрамляли фасады старых домов, которые по размерам могли сравниться разве что с бойницами. Это слово он не слышал с тех пор, как покинул Чикаго. В таких маленьких домиках, если выстрелить из пистолета, стоя у входа, пуля даже разогнаться не успеет, пока долетит до задней двери, выходящей во двор.
Непрочные, облезлые дощатые конструкции, кое-где еще со штукатуркой, не пережили бы чикагской зимы, также как и их обитатели. Но теплый климат этих мест позволял подобным домам простаивать даже дольше, чем можно было предположить. Жара не могла так просто разрушить их, тогда как зимний холод, очевидно, уничтожил бы их целиком.
То там, то здесь здания подчеркивали черные кованые прутья. Они напоминали тюремные решетки, однако висели скорее для вида, потому как вряд ли могли послужить хорошей защитой от воров. Один предприимчивый хозяин решил отличиться от всех: вытащив на лужайку перед домом керамическую ванну на ножках, он выкрасил ее в приторно-голубой цвет, такой неестественный, что и вообразить сложно. Каким-то образом он посчитал, что такой оттенок воплощает Деву Марию. Внутрь ванны он установил ее гипсовую фигурку, со скромно опущенными глазами, а также с руками, сложенными в молитве на плоской груди. Несмотря на дешевизну гипсового образа, солнце щедро одаривало его своей заботой, создавая в складках длинного одеяния Божьей Матери чудесные тени.
Украшения во дворе – кувшины и вазы, купальни для птиц, ослики, нагруженные корзинами герани – были разбросаны по всему щебню и грязи, как вызывающее, клюющее что попало стадо, медленно мигрирующее из терракотового здания. Остатками былой роскоши Детройта были съежившиеся в сомнительной тени полуразвалившиеся навесы для автомобилей и насаждения неряшливых деревьев. Двадцатилетние красные «шевроле» с ржавчиной на потертых крыльях оттеняли коричневые или желтые «понтиаки». Несколько более новых моделей с пушистыми игральными кубиками на зеркалах заднего вида были кое-как переоборудованы для создания впечатления низкой посадки автомобиля. Эти машины, видимо, принадлежали крутым парням из гетто.
Мэтт слышал в отдалении крики детей. Разумеется, школьный двор был здесь совсем не таким, как у него в Чикаго, а пыльным клочком земли, окруженным деревьями, под которыми вечно толпятся ученики. В этом дворе скрипели старые качели, а гимнастический «уголок» шатался под весом ленивых «спортсменов», умирающих от жары.
Из-за прогулки он слегка вспотел, правда влага испарилась так же неожиданно, как и появилась, когда он подошел ближе к церкви – низкой, кремового цвета постройке с ржавой черепичной крышей. Ее единственная квадратная колокольня располагалась сбоку и поднималась вверх этажа на три. Церковь была скрыта в самой гуще района, дальше, на сколько хватало глаз, простирались дома. Загремел грубый колокол.
