Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
— Конечно, не твое, но выступай, не бойся.
Он снова коротко зыркнул на меня:
— Ты ведь не местный?
— Не местный, и в чем проблема?
— Да в том, что… Слушай, а давай подброшу куда попроще?
— Это что значит — "попроще"?
Водитель полез в бардачок за сигаретами, выловил одну из пачки, сунул в зубы.
— Ну, это значит — куда нормальный народ ходит.
Я нарочито горько вздохнул:
— Да с удовольствием бы. Только вот штука какая — сегодня мне приспичило не туда, куда нормальный.
Он покачал головой:
— Знаешь, сам-то я не был, но слыхал, что там всякое творится.
— Всякое, уважаемый, творится везде, — нравоучительно заметил я. — Всякое творится и на улицах, и в квартирах.
Он усмехнулся:
— Ну да! Только там уборщицы веником в мусорки бабки не собирают.
— А там собирают?! — изумился я.
— Говорят…
Я засуетился:
— Ой, тогда давай пошустрей! Знать, именно туда мне и надо. Слушай, а потом что?
— Что — потом? — не понял он.
— Потом уборщицы те деньги из мусорок достают?
— Достают, — вздохнул он завистливо. — Ясное дело — достают…
— Ну а на пол-то их кто кидает?
Он посмотрел на меня точно на придурка:
— Как кто? Клиенты.
Я не унимался:
— А зачем?
Водила туманно пошлепал губами.
— Это у них фишка такая. Сорят. Особливо когда перепьются.
— А-а, прикол, значит? Эй, но ведь от меня их уборщицы такого мусора не дождутся.
Шофер понизил голос:
— Во-во. Я и говорю: не фига те там делать. Давай где попроще.
Я почесал затылок.
— Так меня в "Поплавок" этот и не пустят, что ли?
— Не, ну пустить-то, может, и пустят, только сам скоро уйдешь. И хорошо, коли на своих двоих. Там знаешь какие шайбы дежурят?
Я испуганно округлил глаза:
— Побьют?
Он хмыкнул:
— Да ладно, коли побьют. — Опять понизил голос до интимного: — Мужики базарили, там даже у бармена под стойкой пистолет.
— Пистолет?! — ахнул я.
— Или револьвер, — немного подумав, сказал он. — Короче, пушка. Не передумал?
Я кротко развел руками:
— Увы. Мне, понимаешь, как назло именно в такое место сегодня и надо.
Он выкинул окурок в окно.
— Ну, гляди, подъезжаем.
Впереди радужно засверкало море, однако цвет у него был еще не вполне летний. Да и температура, наверное, тоже. Плевать! Обязательно искупаюсь.
Шофер свернул налево и поехал по пляжной рокаде — дороге, параллельной набережной.
— Далеко еще?
— Метров двести. Во-он за теми кипарисами.
Я полез за деньгами:
— Тормозни за сто. Разомнусь малость.
— Как скажешь, командир.
Он остановил машину, и я рассчитался.
— Хватит?
— Порядок. Даже с гаком. — Залыбился: — Только извини, шеф, сдачу не даю. Принцип такой.
Я тоже улыбнулся:
— Принцип зашибись. — Поинтересовался: — Бошку за него еще не рвали?
Парень насупился:
— Покуда цела.
Я открыл дверь.
— Береги ее. Штука нежная, нужная, дается один раз и обратно не крепится.
— Ага. — Наверное, и ему захотелось сказать мне напоследок пару теплых. Он и сказал: — Слышь, а интересно бы поглядеть, как ты обратно выйдешь. Туда-то сам, а вот оттуда?
Я рассмеялся:
— Ну погляди. Покури тут малость, а я недолго — долго мне некогда. И все равно ведь потом тачку ловить, наверняка еще куда-нибудь сгонять потребуется, а к твоей я уже привык, она мне даже понравилась. Будешь ждать — жди, я по-быстрому. — И выбрался на тротуар.
Раздумывал водила секунд пять. Потом преувеличенно серьезно, так, словно делал мне громадное одолжение, изрек:
— Лады, остаюсь. Но учти: не из-за денег остаюсь, а исключительно за-ради зрелища!
— Учту. Значит, обратно даром повезешь?
Он сдержанно повел плечом.
— Ты сперва вернись, а там видно будет.
Я так же сдержанно кивнул:
— Спасибо. Постараюсь.
Глава одиннадцатая
"Голубой поплавок" и впрямь оказался "во-он за теми кипарисами". Я завернул за них и очутился посреди круглой мини-площади, служащей для посетителей и персонала автостоянкой. В разных концах ее притулился пяток машин: "мокроасфальтный" "БМВ", белый "Пежо", вишневый "Форд" и ярко-красная "Королла". Нет, правильно, что не подрулил сюда на оставленной за углом колымаге: авторитет сразу был бы потерян окончательно и бесповоротно.
Задрав голову, я посмотрел на венчающие крышу буквы. Они действительно были огромны — метра два в высоту и диаметром с мою ногу. В самом деле грешно ломать такую клёвую вывеску.
Поскольку ни лучников, ни алебардщиков, ни пикинеров у трапа не наблюдалось, я решил взойти на палубу. В конце трапа была небольшая площадка, окольцованная перилами. Резная дубовая дверь, окованная ярко начищенной бронзой, несомненно вела в святая святых.
Я мысленно перекрестился и толкнул дверь, однако с подобным же успехом мог бы толкать весь этот чёртов дебаркадер. Причем до конца жизни. Но до конца времени не было, а потому я начал искать кнопку звонка. Не нашел и забарабанил по двери кулаком. Побарабанил с полминуты и стал ждать результата.
Ждать пришлось достаточно долго, но наконец дверь приоткрылась и в образовавшемся пространстве нарисовалась весьма импозантная фигура, одеянием, а главное, "бабочкой", смахивающая на официанта, зато ростом, а главное, весом — на Леонида Жаботинского в пору расцвета.
Фигура высунула наружу квадратную харю с профессионально свернутым набок явно не в процессе обслуживания посетителей шнобелем и на удивление вежливо спросила:
— Вас ждут?
Я вылупил зенки:
— Чево?
— Вас ждут? — терпеливо повторила фигура.
— А кто меня должен ждать?
— До свиданья… — Дверь попыталась закрыться, но я подставил носок ботинка, и квадратная харя вновь нарисовалась пред моими очами. Правда, теперь выражение лица хари было уже не столь вежливым, а тон не таким терпеливым.
Харя медленно и очень отчетливо проговорила:
— Пошёл вон.
При встрече с необоснованной грубостью я иногда теряюсь. Вот и сейчас:
— Что?..
— Во что! — гаркнул он, и я чуть отступил назад, якобы малодушно бормоча при том что-то типа: "Нет, ну послушайте… Но я же только хотел у вас пообедать…"
Громила зловеще улыбнулся. Похоже, он регулярно репетировал перед зеркалом — слишком уж этот оскал был киногеничен.
Отулыбавшись, он прорычал:
— Пшёл вон, сука!
Грустно вздохнув, я сделал еще шаг назад и поманил сквернослова пальцем:
— Иди-ка сюды.
Глаза его от такой наглости едва не вылетели из-под неандертальских надбровных валиков.
— Что-о-о?!
— Во что, — сообщил теперь уже я, и…
И "официант" не выдержал. Подобного хамства его горячая русская душа не стерпела и рванулась ко мне, увлекая в этом стремительном порыве за собой минимум полтораста кэгэ мослов, жира и мускулов.
Что оставалось делать? Негуманно, конечно, однако, увернувшись от пудовых кулаков, волей-неволей пришлось врезать ему пинком в пах. Он шумно выдохнул и, скрючившись буквой "зю", застыл как окаменевший от солнечного света гоблин. Практически теперь его можно было брать голыми руками.
Я и взял — треснул сначала по печени, а потом, уже оседающему на "палубу", ткнул пальцем в точку организма, которая в одном древнекитайском трактате называется… А впрочем, неважно, как она называется, главное, что пробуждения этого лестригона можно было ожидать минут через пятнадцать, не раньше.
Я уложил его поудобнее и обшарил карманы. Оружия у парнишки не было. В смысле — огнестрельного. Да и действительно, на кой официанту огнестрельное оружие? В карманчике белоснежной форменной курточки шестидесятого размера я нашел лишь кастет. Гм, "Кастет — оружие официанта"… Звучит неплохо. Да и кастет неплохой, немецкий, со свастикой. Сунул его в свой карманчик.
Шагнув через порог, я невольно присвистнул: такой шикарный интерьер в провинции, пусть даже и курортной. Паркетные полы, роскошные ковры на тех полах, мебель и тяжелые, огромные портьеры были заделаны в классическом, несколько даже пуританском стиле, в то время как оформление стен, потолков, система освещения, а также стойка бара и витрина за ней были ультрасовременными. И целая галерея впечатляющих размеров, в полный рост фотоизображений отпадных девиц на правой стене также являла пример симбиоза старого с новым: все они были не целиком, а лишь полуголые (или же полуодетые) — на одних ничего не было сверху, на других — снизу. В глубине зала посетители, похоже, обычно культурно отдыхали: в левом углу возвышалась небольшая сцена для музыкантов, которых сейчас не наблюдалось, а в правом стояли два стола для карточной игры и один бильярдный. Там тоже сейчас никто не играл, и шары с киями мирно покоились на темно-зеленом сукне. Я вздохнул и защелкнул дверь на замок.
