Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом
Дел у тебя по горло, подумал Уоррен. Хоть бы белье свое грязное прополоскал.
— Ну а кого-нибудь, кто мог знать Коррингтона, вы знаете? — спросил он.
— Не знаю я никого, кто мог бы знать этого вашего Коррингтона. Надо же, Коррингтон!.. Прямо как название какого-нибудь вонючего городка…
— Ну а тех двоих ребят, что ходили с ним грабить аптеку в Лос-Анджелесе?
— Брать аптеку? Что за дела такие?! Какого хрена вы мне еще шьете, а?
— Мы же не утверждаем, что вы тоже были там, — сказал Уоррен.
— Причем Коррингтон тогда удрал, — добавил Гутри.
— И оставил этих двоих ребят в полной заднице.
— Первый раз слышу… — протянул Донофрио, изображая изумление, что удавалось ему крайне плохо. Смотрел он теперь испуганно и жуликовато. И оба сыщика поняли, что он не только знал Коррингтона, но и, возможно, тех ребят, что были с ним. Или уж по крайней мере был наслышан об их делишках.
— Известно ли вам, что Коррингтон был здесь, в Калузе? — спросил Гутри.
— Да я самого этого Коррингтона не знаю! Так откуда же мне знать, был он тут или нет?!
— Он приехал на Новый год.
— Нет, какого, собственно, хрена, я теряю с вами время, ребята, а? — снова попробовал возмутиться Донофрио. — Вы не копы, так какого, собственно, дьявола я должен с вами разговаривать, а?
— Курирующий вас офицер полиции может узнать о револьвере, — сказал Гутри.
— Так езжайте в Тампу и расскажите ему! Какого хрена?.. Одни пустые слова… А я буду говорить: нет у меня никакой пушки, и все тут!
— Но нас двое, — возразил Гутри. — И оба мы его видели.
— А как насчет того, чтоб засунуть эту пушку к себе в задницу, а?
— А как насчет магнитофона? Тоже прикажете засунуть его к себе в задницу, а? — спросил Уоррен.
Гутри тут же смекнул, что к чему.
— Покажи ему, — сказал он.
Донофрио, похоже, растерялся.
Уоррен достал из кармана миниатюрный магнитофон.
— Мы записали каждое слово, произнесенное в этой комнате, — сказал он Донофрио. Ложь. Они использовали этот магнитофон для записи бесед со свидетелями, и, как правило, с разрешения последних. — Вся эта мутота относительно ваших дружков…
— Каких еще дружков?
— Да мистера Смита и мистера Вессона, или забыли? Все здесь, на пленке, — сказал он. Снова ложь. Магнитофон не был даже включен. И он сжимал его в пальцах.
— Ну все, влип, — пробормотал Донофрио и удрученно затряс головой, словно демонстрируя твердое убеждение, что никому в этом мире верить нельзя. — Влип, как последняя дешевка.
— Да уж, — буркнул Гутри.
— Чего вам от меня надобно, никак в толк не возьму?..
— Где ваша подружка?
Если верить словам Донофрио, то о «дружбе» Мелани с типом по имени Джек Лоутон он слышал впервые. Во всяком случае, она, когда была здесь, не упомянула о нем ни словом.
— Иначе бы я разбил ей гребаную башку, — добавил Донофрио.
Впрочем, оказалось, что она все-таки рассказала ему об этом Коррингтоне. Который, помимо того что был вооруженным грабителем, брал еще уроки в той же театральной студии, куда ходила и Мелани. В студии под названием «Театр-плейс». По всей видимости, парень был прекрасным актером, и особенно удавались ему роли разных подонков. Способствовал тому и факт, что он был мускулист, прекрасно сложен и развит физически и оттого выглядел угрожающе. Как-то на одном из импровизов…
— Импровизами они называют импровизации, — пояснил Донофрио.
Так вот, во время одной из импровизаций он в деталях обрисовал и изобразил нападение на аптеку, причем с такой убедительностью, что Мелани тут же смекнула — происшествие действительно имело место. Коррингтон этого и не отрицал. Он подтвердил, что был тем самым третьим грабителем, которому удалось смыться, как только на улице появился полицейский автомобиль. Он также сознался ей, что освобожден досрочно и что не имел права выезжать из штата Калифорния.
— Вообще все эти людишки, актеры, страсть как любят рассказывать о своей личной жизни первому встречному.
Причина, по которой сам Донофрио не сопровождал свою подружку на север, оказалась вполне банальной. Он тоже был освобожден досрочно и должен был отмечаться в участке — на что, кстати, и указывали довольно ненавязчиво оба детектива. Являться и отмечаться он должен был только во Флориде, а не в Калифорнии или каком другом штате. Хотя, по его собственному признанию, отношения у них с Мелани были вполне свободные — то есть каждый был золен делать то, что ему заблагорассудится, и никакие упреки или объяснения в ход не шли.
— Хотя, если честно, мне было бы противно застукать ее за чем-то таким, — добавил он. — Да и ей тоже…
Он задумчиво почесал себе верхнюю губу стволом револьвера. Только бы не прострелил ноздрю, подумал Уоррен.
— А когда она сюда приехала? — спросил Гутри.
— С неделю назад. Да, в пятницу.
Гутри достал бумажник, взглянул на карманный календарь. Сегодня двадцать шестое. Пятница на прошлой неделе…
— То есть семнадцатого? — сказал он.
Донофрио пожал плечами.
Семнадцатое, подумал Гутри. То есть за четыре дня до убийства Коррингтона, Уоррен подумал то же самое.
— И никогда не упоминала человека по имени Лоутон, так? — спросил он.
— Никогда.
— Ну а с кем она здесь встречалась? С кем ходила в музеи?
— Мелани? В музеи?
— Ну, хотя бы разок… почему бы и не заглянуть в музей…
— Нет, она никогда не говорила о человеке по имени Лоутон.
— А двадцать первого была здесь?
— Двадцать первого? А когда это было?
— В прошлый вторник.
— Нет.
— А где была?
— Не знаю. Пробыла только уик-энд… Приезжает, потом уезжает. Так уж у нас заведено.
— Да, да… Так, значит, приехала она сюда в пятницу…
— Ага.
— А когда уехала? В понедельник?
— Да, точно. В понедельник утром.
— И куда же?
— Понятия не имею.
— А у вас случайно нет ее фотографии, а? — спросил Уоррен.
— Кого? Мелани? Ну, ясное дело, есть. Она же моя девушка, верно? Да у меня целые кучи ее фотографий!
Он пошел в спальню и через несколько минут вернулся со «смит-и-вессоном», заткнутым за ремень брюк, и небольшой картонной коробочкой в руках.
— По большей части старые, — сказал он. — Но есть одна, снятая совсем недавно… Мелани, знаете ли, очень любила менять внешность. Сегодня блондинка, завтра, глядишь, рыжая…
— И какая же она сейчас, мистер Донофрио?
— Когда приехала, была рыжая.
— А в понедельник? Когда уезжала?
— Блондинкой. Вот, сейчас присядем, — сказал он и взмахом руки смел с дивана на пол тряпье, пустые бутылки и журналы. Оказалось, что и диван обит в точности такой же черной тканью с крупными розовыми гибискусами. Мало того, он был заляпан чем-то — похоже, соусом для спагетти или же кетчупом, словом, чем-то в тон декору. Донофрио уселся в середине, мужчины — по бокам от него. И вот он снимает крышку с коробочки — с таким видом, точно вскрывает какую-нибудь древнеегипетскую гробницу. И начинает по одной вынимать фотографии, передавая их то Гутри, то Уоррену. Револьвер был по-прежнему заткнут за пояс. Только бы не прострелил себе яйца, подумал Уоррен.
Похоже, что Холли Синклер, она же Мелани Шварц, просто обожала сниматься. Причем с довольно раннего возраста — лет с двенадцати-тринадцати. Что, впрочем, было довольно трудно определить, поскольку расцветать начала она еще в подростковом возрасте. И позировала перед камерой в самых разных костюмах — от кокетливого костюмчика-матроски до белого спортивного свитера и клетчатой юбочки в одном случае и тореадорских штанов, коротенького жакета с золотым шитьем и смешной маленькой шапочки — в другом. И всегда улыбалась при этом. И всегда, на всех этих ранних фото, волосы у нее были темными. По мере того как она взрослела, волосы меняли цвет — от черных до золотисто-белокурых. Потом они стали рыжими, потом снова белокурыми, но только более бледного, пепельного оттенка, затем — снова рыжими. А в качестве нарядов она стала предпочитать купальники, по большей части — бикини. Но иногда позировала и в цельных, причем всякий раз они очень выгодно подчеркивали все достоинства фигуры. Короче, маленький бутон по имени Мелани превращался в пышногрудую цветущую красавицу. А на нескольких снимках она вообще…
— Класс! — заметил Донофрио.
Она вообще была без лифчика и находилась при этом, как решили детективы, на одном из флоридских пляжей. Донофрио тут же отобрал у них эти снимки, причитая и охая, точно какая-нибудь девственница-тетушка. Но взамен показал самые последние. То были снимки, сделанные, по всей вероятности, в театральной студии, и Мелани красовалась на них в самых разнообразных костюмах и драматических позах — очевидно, с целью продемонстрировать, сколь широкого плана она актриса. И на всех этих последних фотографиях волосы у нее были рыжие и мягкими волнами спадали на плечи. А вот в прошлый понедельник она опять перекрасилась и уехала из Калузы блондинкой.
