Эдриан Маккинти - Миг – и нет меня
Но мир никуда не исчезает. И он не знает покоя.
Мои глаза наполняются слезами, веки трепещут. Я просыпаюсь.
Спать невозможно. Я создаю звуковую завесу с помощью вентилятора, который на третьей скорости довольно успешно заглушает сирены, плач, крики, музыку, кошмары и – как ни мелодраматично это звучит – далекие выстрелы.
Уже почти рассвело. Я спал, самое большее, час.
Глухой стук у двери возвещает прибытие утренней «Таймс».
Господи. Эти ночные кошмары… Не такие, каких можно было бы ожидать, но все-таки кошмары.
Я отбрасываю хлопчатобумажную простыню, зеваю и иду за газетой. В прихожей я бросаю газету в таракана на стене. Достаю из морозилки рогалик и кладу в микроволновку. Это простое действие будит во мне какие-то смутные воспоминания – что-то насчет микроволновок… Кажется, Скотчи вчера что-то такое говорил. Но откуда? Постойте-постойте, вчерашний вечер!
Внезапно я испытываю непреодолимое желание сесть посреди кухни на пол.
И я сажусь.
Меня мутит.
Я один.
Нужно расслабиться. Успокоиться. Нужно глубже дышать. Дышать… Я хватаюсь за подоконник и кашляю так сильно, что в легких начинает саднить. Это продолжается почти минуту.
– Нужно бросить курить! – говорю я громко.
Микроволновка негромко звякает. Опираясь на подоконник, я встаю и ем рогалик. Полдюжины таких рогаликов стоят доллар, следовательно, один стоит около шестнадцати центов. Газету, как и кабельный канал, я по какой-то причине получаю бесплатно. Ее просто продолжают приносить и класть перед моей дверью.
Я завязываю пояс домашнего халата, варю себе кофе и выбираюсь на пожарную лестницу. В газете ничего интересного. Я просматриваю спортивный раздел. Для нью-йоркских бейсбольных команд сезон складывается не слишком удачно. Ведущий спортивный обозреватель пространно пишет о том, почему «Янки» не смогут выиграть национальный чемпионат, покуда командой владеет Джордж Стейнбреннер.
Встает солнце. Новый день вытесняет из моей головы воспоминания о вчерашнем. Я снова потягиваюсь, возвращаюсь в квартиру и решаю принять душ и побриться. В ванной я отвертываю краны, чтобы трубы успели прокашляться, а сам разглядываю себя в зеркало. Вчера я побывал в заварушке, так что внимательный осмотр мне не повредит. Мое лицо… неужели это лицо чудовища? Мои волосы успели выгореть на солнце и кажутся намного светлее, чем были в Ирландии; щетина на подбородке тоже имеет соломенный оттенок. Я продолжаю внимательно разглядывать себя. Кажется, синяков нет. У меня красивые зеленые глаза, темные брови и выразительная челюсть, которая в последнее время стала чуть более массивной, чем раньше, но это, пожалуй, хорошо, так как я всегда казался себе недостаточно солидным. Приятное, симметричное лицо, которое немного портит лишь сломанный нос, но в целом я произвожу впечатление порядочного человека, заслуживающего всяческого доверия. Если бы не проблемы с «гринкартой» [16], я бы, наверное, мог получить честную работу в честной фирме, за которую мне платили бы честными деньгами. Честное слово, я бы справился. Я не тупой.
– Я не тупой! – говорю я вслух.
Потом я вздыхаю и достаю новое безопасное лезвие.
Бреюсь.
Кашляю. Отплевываюсь.
Я буквально умираю от голода. Одного рогалика мне явно недостаточно, во всяком случае сегодня утром. Я торопливо пробегаю взглядом газетные заголовки, быстро одеваюсь, выключаю воду, открываю дверь, сбегаю по лестнице и спешу к «Макдональдсу» на 125-й улице.
Еще очень рано. На тротуаре, на дальней от меня стороне улицы, все еще спят на драных матрасах бродяги. Глядя на них, я на мгновение задумываюсь, как им удалось пережить ночь, не будучи избитыми или порезанными. Впрочем, не исключено, что многих из них избили или даже порезали, просто мне этого не видно. Бездомные занимают всю улицу вплоть до парка Риверсайд; многие спят и в проложенном под Риверсайдом тоннеле «Амтрака», но лишь самые храбрые отваживаются ночевать на Амстердам-авеню к востоку отсюда. Несколько безумцев и вовсе избрали своим домом парк Морнингсайд.
Если бы у меня не было Темного и ребят и если бы я не мог вернуться на родину и вынужден был жить на улице (моя навязчивая идея, она же ночной кошмар), я бы купил гамак, привязал к нему веревки, перекинул через древесный сук, подтянул бы повыше и спал бы себе наверху, среди листвы. Правда, этот план годится только для лета. Зимой в гамаке запросто можно откинуть лыжи. Впрочем, в любом случае я предпочел бы поселиться в северной части Центрального парка – безлюдной и относительно безопасной. Сам не знаю почему, но всякий раз мысль эта успокаивает. Если прочим моим надеждам не суждено сбыться, я всегда могу поселиться в листве Центрального парка. Чем не выход? Звучит, конечно, глупо, но это единственный вариант, который мне по силам.
Я иду к 125-й улице.
Прохожу винный погребок и укрепленный, словно какой-нибудь средневековый замок, китайский ресторан со стальными стенами, переговорным устройством на входной двери, толстенным плексигласовым прилавком и противовандальными стульями из толстого железа. Я уверен, что когда Клаату и другие космические пришельцы наконец разбомбят наш шарик к едрене фене, заведение мистера Хана уцелеет. Еда, которую там подают, тоже не способна разрушаться под воздействием пищеварительных соков, поскольку ровно через три часа после того, как вы ее проглотили, она покидает организм практически в первоначальном виде. Проходя мимо ресторанчика, я делаю ручкой Саймону, который, конечно, уже встал, но при неверном утреннем свете, да еще сквозь пятидюймовое стекло, он меня не узнает.
«Макдональдс» только что открылся, поэтому в очереди стою только я да еще несколько бездомных. Я заказываю оладьи, чашку скверного кофе и сажусь у окна.
Оладьи мне приносят без сиропа. Я недоумеваю, и официант отправляется на выяснение. Поднимается суматоха, а я превращаюсь в капризного белого джентльмена, который скандалит из-за пустяков. Впрочем, в зале я не единственный белый. Дэнни-Алкаш тоже здесь. Несмотря на ранний час, он уже пьян. Просто не представляю, как ему это удается; возможно, это у него особый дар. (Или проклятье, смотря как посмотреть.) Дэнни заказывает на завтрак молочный коктейль и расплачивается мелкими монетами по одному и пять центов. В доме, в котором я живу, поговаривают, что Дэнни не так прост, как кажется, но мне по большому счету все равно, да я и не верю в бездомных мудрецов, сумевших стяжать высшее знание и достичь просветления за годы тяжких испытаний и жестоких ударов судьбы. Нет, Дэнни ничему не может меня научить. Он – самый обычный красноносый алкаш, каких я немало видел в Ирландии. Больше того, он вряд ли заинтересовал бы меня, будь он даже президентом какой-либо крупной корпорации, членом экипажа космического корабля «Аполло» или большой шишкой из Массачусетского технологического. Дэнни, впрочем, ни то, ни другое, ни третье. Поговаривают, будто некогда он работал в билетной кассе подземки, но, возможно, это и из области преданий. Хоть Ратко, в частности, и любит порассуждать о таинственных обстоятельствах его падения.
Поскольку мы с Дэнни живем в одном доме, он питает ко мне что-то вроде родственных чувств. Обоняние подсказывает мне, что Дэнни приближается ко мне. И действительно, он подходит и садится напротив меня.
Сволочь.
– Доброе утро? – произносит он вопросительно, словно сомневаясь, правильно ли он определил время.
– Угу, – отзываюсь я, не поднимая головы, и продолжаю намазывать оладьи взбитым маслом и кукурузным сиропом.
– Холодновато, – снова говорит Дэнни.
Я не знаю, относится ли это слово к погоде, к его молочному коктейлю или к моей реакции, но снова соглашаюсь:
– Пожалуй.
– Там есть статья о трупе на 135-й?
– Что?
– В твоей газете есть эта статья?
– Д-да, – нехотя говорю я. – Кажется, есть.
Я как раз читал именно эту статью. На территории студенческого городка Сити-колледжа было найдено мертвое тело. Застрелили молодого негра. Парень наверняка имел отношение к колледжу, следовательно, эта информация должна была попасть на двадцать третью полосу, однако случай оказался не совсем типичным. У убитого вырезали сердце, а полость в груди, где оно когда-то было, набили соломой. Насколько я мог судить, это убийство способно было заинтересовать читателей примерно на сутки, то есть до тех пор, пока не произойдет еще одно кошмарное убийство, а в том, что это случится уже завтра, сомневаться не приходилось. На страницах газеты представитель полиции авторитетно заявлял, что таким способом ямайские банды расправляются со стукачами. Операция, подобная той, что кто-то проделал с несчастным чернокожим студентом, призвана была показать, что у стукачей, мол, нет никаких понятий ни о мужестве, ни о верности и что они вообще не люди, а так – манекены.
– Его набили соломой, – сказал Дэнни и отпил глоток своего молочного коктейля. По всей вероятности, он дошел до такого состояния, что мог питаться только жидкой пищей – ничего твердого желудок не принимал.
