Александр Бондарь - Год Чёрной Обезьяны
— Ну видишь, — Беляков пожал плечами, — ты тоже в курсе.
— И что случилось с Ромашовым — не слышал?
— Это — кто такой?
Лена молчала, прикусив губу. Они подъехали к большой и серой девятиэтажке. У подъезда было пусто. Вокруг тоже — ни души: дома, деревья, лавочки — все таяло в молочно — кисельном тумане. Беляков вылез наружу. Он запер левую дверцу и открыл правую.
— Давай. — Бросил он Лене. — Пока тебя никто не увидел.
В подъезд он вошел первым. Лена брела сзади, держась за рукоятку пистолета и всё время туда-сюда оглядываясь.
У лифта царил полумрак. Беляков повернул выключатель, но ничего за этим не последовало: лампочку опять кто-то выкрутил. Обычно ее вымазывали красным, чтобы она уже не представляла интереса ни для кого, но желающие разжиться всё равно находились. Приехал лифт. Дверцы его, заскрипев распахнулись, и осветили своим мутно-зеленым светом облезлые и покарежённые почтовые ящики напротив. Беляков нащупал в кармане ключи и вошел в лифт.
— Давай.
Дверцы сомкнулись. Лена молча смотрела на узенькую полоску-щёлку. Беляков размышлял о чём-то. Ключи в руке у него самоуверенно позвякивали. Обернувшись, он посмотрел на Лену.
— Ты рано обычно встаешь?
Та глядела, не понимая.
— Чего?
Детектив спокойно дожидался ответа.
— Я спрашиваю, ты спать любишь долго?
Лена смотрела на него молча, прожёвывая вопрос, потом скривилась:
— Ты нормальный?
Беляков устало пожал плечами:
— Я пытаюсь тебе помочь, а ты пытаешься меня обидеть.
Лифт встал. Двери раскрылись.
— Пойдем, — пригласил ее Беляков.
Лена вышла следом за ним.
— Что все это значит? — Спросила она, когда тот открыл дверь. — Зачем ты меня сюда привел?
— Я думаю, — ответил Беляков, — тебе следует прежде помыться, переодеться, поесть. Потом поговорим об остальном.
Очутившись внутри, Лена поняла сразу — таких богатых квартир она еще не видела. Стены в коридоре были оббиты красного цвета кожей. Пол выложен мозаикой. Под потолком красовалась маленькая хрустальная люстра. Когда Лена разделась, Беляков повел ее в ванную. Там в нос ей ударил букет ароматов, в основном незнакомых — мыла, шампуни, одеколоны. В большом зеркале, обнесенном узорчатой железной рамкой, она увидела себя. Рядом с холённым Беляковым Лена выглядела ужасно.
— Здесь — мыло, вот — шампунь. Возьми эту мочалку.
Беляков показал ей, как пользоваться краном.
— У меня в прошлом году девица одна ночевала, — он заулыбался. — Сломала мне ручку. Стала ее крутить, когда нужно — оттягивать.
Беляков вышел, и Лена защёлкнула за ним дверцу. Потом разделась. Пистолет она пристроила на полке между шампунями и ещё какими-то пузырьками — так, чтобы в любой момент можно было до него дотянуться…
Лена легла в ванную и закрыла глаза. Не треволнения последних дней, а какие-то очень далекие воспоминания — стёршиеся и почти забытые, нахлынули на неё: школьный двор, туапсинские улицы, пляж, нагретый от солнца… Лена чуть не уснула. Она отряхнулась, мгновенно вернувшись в действительность. Конечно, было бы глупо сейчас утонуть в ванне.
Вымывшись, Лена облачилась в мягкий махровый халат, оставленный для нее Беляковым. Сунула пистолет в кармашек.
Когда она появилась на кухне, где возился хозяин квартиры, и откуда уже доносились запахи, тот прервался и сходил в ванную. Беляков брезгливо скосился на ком грязной одежды.
— Я думаю, что все это пойдет в мусор, — он почесал нос. — Я тебе подберу что-нибудь. — Потом увидел цепочку с крестиком на полочке между шампунями и дезодорантами. — И украшение свое забери.
— Это — не украшение.
Лена взяла крестик. Беляков поглядел на неё с интересом.
— Ты веришь?
Лена серьезно кивнула. Частный детектив пожал плечами.
— Каждому своё, — сказал он. — Я верю только в то, что я могу пощупать.
Беляков вернулся на кухню и продолжал возиться с едой. Лена подошла ближе и поглядела насмешливо.
— Сразу будем трахаться, — спросила она, или вначале покормишь?
Беляков обиженно скривился.
— Как захочешь. Но, вообще-то, я ещё никогда не принуждал женщин. Я тебе не хачик какой-нибудь.
Лена вернулась назад, в прихожую.
— Дай мне расческу.
— Возьми в ванной — какую хочешь, — ответил Беляков, не поворачивая головы.
…Старший инспектор сидел у себя в кабинете. Его перебинтованная левая рука неподвижно покоилась перед ним на столе. Красиков рассеянно глядел на охотничью двустволку, изъятую сегодня утром у одного мужика из станицы Пашковской. Тот стрелял в соседа, изнасиловавшего его дочь, которая наутро повесилась. Сосед лежал сейчас в больнице. «Лучше бы убил, — думал Красиков. Одной скотиной стало бы меньше.» Но главное, что его заботило теперь, было, конечно, не это.
Послышался стук в дверь.
— Да, — устало проговорил старший инспектор, — открыто.
В кабинет ввалился Сергеев. Следом показалась смуглая небритая физиономия.
— Знакомьтесь, — инспектор подвел гостя к столу Красикова. — Это — Алик Кабардинец. А это — Лёша Красиков. Между прочим, старший инспектор.
Алик угрюмо хмыкнул. Для него это вряд ли звучало как комплимент. Он молча бухнулся на стул и зажёг сигарету. Сергеев присел рядом.
— Короче, чё делать? — Алик Кабардинец с вызовом разглядывал Красикова.
— В самом деле — кабардинец? — Недоверчиво спросил тот, отодвигая ящик стола.
— Он в Нальчике родился, — ответил за Алика инспектор Сергеев.
Красиков вынул фото и бросил его небрежно на стол перед уроженцем горной республики.
— Я больше не хочу ничего слышать об этом человеке, — проговорил он сумрачно. — На обороте — все данные.
Кабардинец двумя пальцами подобрал карточку, где анфас был изображен Валет и брезгливо её повертел. Наморщив лоб, прочитал нацарапанное на другой стороне. Письменная речь ему явно давалась с трудом.
— Четыре штуки баксов сразу — чтобы не торговаться. — Он достал изо рта сигарету и потушил её о крышку стола, рядом с пепельницей.
Красиков посмотрел на Сергеева.
— Он не понимает, где находится?
Сергеев серьезно кивнул.
— Понимает.
— Бабки вперед, — сказал Кабардинец. — И — два, три, четыре дня, неделя максимум: будет трупак.
— А если не будет? — Старший инспектор спокойно смотрел на кабардинца.
Глаза у Алика холодно блеснули.
— Если не будет — верну бабки.
— А если ни тебя не будет, ни бабок? — Красиков продолжал внимательно разглядывать нальчикского хулигана.
Тот спокойно поднялся.
— Слушай, — сказал он медленно. — Я — Алик Кабардинец. Я свою мать на куски порежу…
Развернулся и двинулся прямо к двери. Сергеев проворно ухватил его за куртку.
— Стой, Алик, не горячись. Сядь на место, не дергайся.
Кабардинец снова уселся.
— Леша, послушай меня, — Сергеев говорил убежденно, и Красиков, который знал его не один день, понимал — тот не лукавит. — Алик — хороший парень. Он ошибок не делает. У Алика восемнадцать мокрух на счету. Ему ещё четыре года назад ростовский суд расстрел дал. Он убил двух конвойных и свалил. Ты меня знаешь, Леша. Я бы тебе не стал абы кого пихать.
Старший инспектор с тяжелым сомнением посмотрел на кабардинца.
— Хорошо, — он кивнул наконец и достал из ящика толстую пачку, обернутую газетой. Повертев, бросил её на стол. — Здесь — три штуки. — Вытащил ещё несколько стодолларовых купюр, отсчитал десять и положил рядом. — Не буду тебе говорить, что произойдет, если провалишься.
Алик молча сгреб деньги, сунул их в карман и, не прощаясь, вышел.
— Он — парень грамотный, — уверенно повторил Сергеев. — Можешь не сомневаться.
— Ты, что, серьезно считаешь — я дам ему уйти с этими деньгами? — Красиков с интересом глядел на своего коллегу.
Тот развёл руками.
— Ну, это уже — чисто твоё дело.
— Интересно, — старший инспектор покосился на смятый окурок и потрогал пальцем след от него посреди стола, — там у них в Нальчике — все такие дебилы, или он один?
— Не знаю, — Сергеев пожал плечами. — Спроси у него самого.
Глава 13
Ресторан «Три платана» бодро сверкал разноцветными огоньками неоновой вывески, зазывая праздную публику и обещая прямую возможность просадить лишние деньги. Веселье тут кипело наполную. Смазливого вида девица, без голоса, но с ногами, исполняла последний шлягер из репертуара Маши Распутиной. Столы уставлены тарелками с расковырянной уже едой, початыми бутылками самого разного содержания. Путаны угощались за счет клиентов. Столбом стоял сигаретный дым. Кто-то уже нажрался, кто-то только еще начинал. Кого-то от выпитого неумолимо клонило в сон, и он начинал дремать, упав носом в тарелку, кого-то — тянуло в уборную, кого-то — танцевать, а кого-то — в драку, но он не находил пока повода. Бандиты, фарцовщики, милиционеры, деятели полуподпольного бизнеса, судьи и адвокаты — все хотели хорошо отдохнуть, расслабиться и не думать хоть пару часов о проблемах минувшего дня.
