Диля Еникеева - Любовь требует жертв…
— Он не пытался за вами ухаживать, как-то проявлять свою симпатию?
— Нет. — Лариса облегченно вздохнула, но тут же одернула себя: “Ну что ты вздыхаешь, как беременная корова! Для него каждая твоя эмоция — почти улика, а твое лицо — как открытая книга”.
Прохоров внимательно смотрел на нее, но Лара не разглядела в его глазах ни сомнения, ни подвоха. Ей было невдомек, что паук плетет свою невидимую паутину. Следователь опять начал задавать вопросы о деятельности ее фирмы и взаимоотношениях с сотрудниками, она вяло отвечала. Лариса устала, голова стала тяжелой, хотелось пить, курить, но почему-то она не смела попроситься даже в туалет.
— Лариса Николаевна, у вас своя фирма, вы генеральный директор. Однако Алла Дмитриевна принимает активное участие в деятельности вашей фирмы, даже может увольнять ваших сотрудников. Заметьте, на ее долю выпадает только грязная работа... — Хозяин кабинета пытливо посмотрел на нее.
“Опять топчется вокруг да около”, — сердито подумала Лара, решив не отвечать на дурацкие вопросы.
Подождав некоторое время, Прохоров начал снова:
— А не проще ли было объединить ваши фирмы в одну и работать вместе?
— Так сложилось, что лучше работать отдельно.
— Видимо, вы не очень доверяете друг другу?
— Вы неправильно интерпретируете мои слова, — огрызнулась Лариса. — У фирмы не может быть двух начальниц. Я могу принять решение, которое не понравится Алле, и наоборот. А так мы работаем каждая на свой страх и риск.
“Зачем я все вываливаю перед этим ехидным очкариком? — спохватилась Лара. — Ведь он въедливый, как жук-короед, наверняка сейчас опять прицепится к моим словам и все переврет...”
Но она не знала, как правильно себя вести. Молчать, глядя в пол, как в отечественных фильмах про умных милиционеров и тупых преступников: “Я в отказе, ничего не скажу, отвали, начальник”? Это неприемлемо для интеллигентной женщины. Ей задают вопросы вежливым тоном — она отвечает. А молчание и тупое запирательство — почти признание вины...
— А не могла Алла Дмитриевна в ваше отсутствие делать что-то себе на пользу? — продолжал гнуть свое следователь. — Возможно, вы организовали две фирмы именно по ее инициативе, чтобы ваша подруга питалась из двух источников?
— Вы имеете в виду, что Алла обворовывала меня?
— А почему бы и нет? — Прохоров смотрел многозначительно. — Кстати, Алла Дмитриевна могла сговориться с Соховым, чтобы тот принимал участие в махинациях.
— Никогда! — отрезала Лара. — Я Аллу сто лет знаю, она мне как сестра.
— Ну, не будьте так наивны, Лариса Николаевна... — Следователь вздохнул, изображая мнимое сочувствие. — Даже между сестрами порой идет скрытое соперничество. Да и обыкновенная зависть имеет место.
— К нам это не относится.
— Как знать... Обычно далеко искать не приходится. Ищи преступника в ближайшем окружении, установи, кому это выгодно, — вот и вся разгадка.
— Конечно, вам проще найти козла отпущения из тех, кто рядом.
— Не-ет, — хитро улыбнулся собеседник, покачав головой. — Подоплека большинства убийств однотипна — деньги, ревность, зависть, — мотив установить несложно. Тот, кому выгодно, обычно и оказывается виновным в преступлении.
— Что вы ходите вокруг да около? Кому была выгодна смерть Кости? Жил себе человек, работал, я была им довольна, Алла тоже.
— Вот и я о том же...
— Не понимаю...
— А вы подумайте, Лариса Николаевна. Алла Дмитриевна когда-нибудь говорила, что недовольна Соховым?
— Костя не давал повода для недовольства.
— Вот видите! Получается, что у Аллы Дмитриевны к нему было особое отношение. Другим сотрудникам она не доверяла, чуть что — увольняла, а Константин пользовался ее расположением... Она красивая женщина, он — симпатичный молодой человек... Вывод напрашивается сам собой.
Чтобы взять тайм-аут, Лариса попросила разрешения закурить и сделала вид, что не может найти в сумочке зажигалку. Руки немного дрожали, когда она наконец достала сигареты и зажигалку. Следователь не сделал ни единого движения, чтобы дать ей прикурить. Сделав несколько затяжек, Лара взглянула на него. Тот конечно же понял, для чего понадобилась пауза.
“Успокойся, он же ничего не знает, — уговаривала она себя. — Просто у него такая инквизиторская манера вести допрос. Прохоров видит, что я совсем расклеилась, и делает свои выводы. Если я от растерянности что-нибудь ляпну, он тут же ухватит наживку”.
Опять пошли вопросы вокруг да около — о ее взаимоотношениях с сотрудниками и деловыми партнерами, не было ли от них неформальных предложений, ухаживаний, намеков на постель, есть ли у нее любовники.
Ларе было неприятно, что следователь интересуется ее интимной жизнью.
“Специфика работы наложила отпечаток на его образ мыслей, — подумала она. — Прохоров каждый день допрашивает проституток и преступников, видит грязь и людские пороки и полагает, что это свойственно всему роду человеческому”.
— А до расплаты натурой дело доходило? — спросил Прохоров с гнусной улыбкой.
“Наверное, ему очень хочется покопаться в чужом грязном белье. — Лара с отвращением посмотрела на собеседника. — Ведь это явно не по теме, за дверью ждут посетители, допрос затянулся, но он не может отказать себе в удовольствии посмаковать детали. Но не дождется!”
— Нет, конечно! — отрезала она.
— Потому что вы себя блюдете? — ехидно сощурился следователь.
“Ах ты, мерзкий пакостник! Желаешь влезть своими грязными лапами в мою интимную жизнь, надеясь ощутить причастность к недосягаемому для тебя миру. Что за гадость — терпеть все эти расспросы?!” Лариса заставила себя сосчитать до десяти и лишь потом ответила:
— Мои партнеры знают, с кем имеют дело. Я деловая женщина, а не шлюха, готовая платить собой.
— А деловые женщины не влюбляются?
— Почему же? Ничто человеческое им не чуждо.
— А вам партнеры не нравились?
— Не нравились.
— Почему?
— По кочану! — разозлилась Лариса.
— А может быть, сердце деловой женщины уже было занято другим?
— Да перестаньте вы меня провоцировать! — повысила она голос, но, спохватившись, одернула себя и произнесла обычным тоном: — Бизнес для меня — всего лишь работа.
— И никакой личной жизни?
— Какая может быть личная жизнь, если я с утра и до позднего вечера в офисе или на переговорах?
— Обычно личная жизнь и происходит на работе, так сказать, не отходя от рабочего места. Кто рядом, тот и близок. Во всех смыслах.
Прохоров изобразил задумчивость и взглянул на нее поверх очков. Она тоже смотрела ему в лицо. Ускользающий взгляд, как у сонной рыбы... Или у рыбы нет взгляда?.. Не важно, но собеседник производил именно такое впечатление — мерзость, от которой хочется держаться подальше.
С первой минуты допроса Лара почувствовала скрытую неприязнь следователя. Будучи эмоционально чуткой, она хорошо чувствовала отношение других людей. Все, с кем ей довелось встречаться, относились к ней доброжелательно. Почему же этот очкарик ее невзлюбил? Всего лишь за то, что от растерянности она надерзила ему? Но ведь именно Прохоров поначалу был невежлив — полтора часа мариновал в коридоре, а потом вынудил столбом стоять у двери. Даже если ты облечен властью, нельзя вести себя по-хамски.
— Мне неприятен этот разговор, — холодно отпарировала Лара. — Я расцениваю ваши намеки как оскорбительные и порочащие мое женское достоинство. Для этого у вас нет никаких оснований. А даже если бы и были, то это не дает вам права унижать меня. Вы ищете убийцу, а мой моральный облик вас не касается.
— Я не зря спросил о ваших отношениях с деловыми партнерами. Давайте предположим, что один из них расценил ваш любезный тон, улыбки и прочее как аванс. Не получив желаемого, он озлобился и отомстил более удачливому сопернику, которому досталось то, в чем было отказано ему...
— У вас есть конкретные доказательства? — перебила его Лариса.
— Это пока лишь мысли вслух. Однако порой самые невероятные предположения оказываются верными.
— Оставьте свои абсурдные предположения при себе. Если вас интересуют какие-то конкретные сведения — спрашивайте, я отвечу. Мне скрывать нечего.
— Так-таки нечего, а, Лариса Николаевна? — На его лице застыла иезуитская улыбка.
“До чего же он омерзителен, — отметила она, оставив без внимания вопрос. — Своими ухмылками он намеренно старается вывести меня из равновесия, действует целенаправленно, провоцируя меня оскорбительными намеками”.
Следователь задавал еще много вопросов, в основном касающихся взаимоотношений с мужчинами, сопровождая ее ответы ехидными, а порой откровенно хамскими комментариями. Лариса уже с трудом сдерживалась. Уговаривая себя успокоиться, считала перед ответом до десяти, сжимала руки, впиваясь ногтями в ладони, но ее спокойствия хватало ненадолго. Вновь звучал провокационный вопрос, и опять она нервничала и терялась. Любого другого человека Лара поставила бы на место, но Прохоров — следователь. У нее было ощущение, что ее публично раздели и высекли. Ей было мерзко от грязных намеков следователя, а самое главное — оттого, что она позволяет ему унижать себя.
