Екатерина Гринева - Соблазнитель, или Без пяти минут замужем
– Что ты будешь делать дальше?
– Это ты о чем? – грубовато спросил Борис.
– Не делай вид, что ты – чукча. Моя твоя не понимай.
– А я и есть настоящий чукча, – с неожиданной грустью сказал Борька. – Получается, что я ничего не понял в бизнесе и поэтому сел на мель. Со всего размаху.
– Ты не виноват. И ты не один. В таком положении оказались многие. Кризис есть кризис.
– Моя дорогая, кого утешает то, что я нахожусь в компании идиотов, севших голым задом в дерьмо? Во всяком случае, не меня.
– Ладно. Переубедить тебя трудно. Но ты так и не ответил на мой вопрос: что ты будешь делать дальше?
– Если честно, то без понятия. Наверное, продам магазин и кафе. Если найду подходящего покупателя.
– Это мысль! – кивнула я. – И лучше не теряй время.
– Постараюсь.
Разговор состоялся, и в то же время он не получился. Все было сказано. То, что нужно. И ответы я услышала такие, какие хотела. Но было что-то еще. То, что пролегло между нами еще раньше, а сейчас дало трещину, которая постепенно расширялась и оставляла нас на разных льдинах.
Раньше все ссоры, разговоры и конфликты с Борькой заканчивались полным и безоговорочным примирением. После чего на меня накатывал приступ теплоты и жалости к Борису. Вроде тех чувств, что испытывает мать к собственному ребенку, который пошалил и нахулиганил, но потом пообещал, что больше не будет. После этого мы с Борькой дурачились, шутили, подкалывали друг друга, чтобы снять скопившееся напряжение и не оставлять осадок от прошедшей ссоры. Но сейчас ничего этого не было.
Не было легкости, теплоты, шуток. Было желание разбежаться по разным углам.
– Спать! – зевнул Борис. – Завтра утром встану часиков в шесть и махну в Тверь.
– В шесть ты не встанешь, – со смехом сказала я. – Кишка тонка.
В другое время Борис ответил бы мне: сама спать здорова, или «посмотрим, что ты скажешь, когда я проснусь и окачу тебя холодной водой». Или что-то в этом духе.
Здесь – тишина.
Борька лег спать первым. Я же тянула время: сначала принимала душ, потом зачем-то принялась мыть волосы, хотя я мыла их накануне. Но все объяснялось очень просто. Я не хотела ложиться с Борькой спать в одну кровать. Ну не хотела, и все. То ли это влияние Шалимова: вспышка страсти, ударившая по эмоциям, и последующий нокаут предательством. То ли я просто уже устала от Бориса, и нам требовался небольшой отдых друг от друга. Нужно было просто взять маленькую паузу и пожить отдельно.
Если бы я только знала, что в отношениях никаких пауз не бывает. Есть только начало разрыва, про который никто не хочет думать, но который уже неизбежен.
Я расчесывала мокрые волосы и смотрела на себя в зеркало. Шалимов звонил мне все это время постоянно. Он словно стучался в закрытую дверь. Все громче и настойчивее. Я не отвечала на звонки, но мысленно все время возвращалась к нему. И из-за этого злилась на себя еще больше.
Я закончила расчесывать волосы и пошла в спальню. Борис уже спал, отвернувшись к стенке. Но как только я легла рядом, его рука легла мне на грудь.
– Может, не надо, – слабо запротестовала я. – Тебе завтра рано вставать. Я устала…
Быстрый секс закончился даже быстрее, чем я предполагала. Борька скатился с меня и лег рядом, прерывисто дыша.
– Оль…
– Что? – Я лежала и смотрела в потолок.
– А ведь ты меня совсем не любишь. – В его голосе звучали горечь и обида. Как будто он так старался, а я так и не смогла его полюбить.
Несмотря на духоту в комнате, меня вдруг охватил озноб. Я поняла, что в прозвучавших словах была доля правды. И большая.
– Я для тебя всегда был словно мальчик для битья. Или игрушка, которая всегда под рукой.
– Борь! Не будем конфликтовать, – попросила я. – К чему это?
Ответом мне было молчание.
Утром я не застала Борьку, он уехал до моего пробуждения.
А мне нужно было ехать к Лебедевым, отвозить Кристи.
На дачу к Лебедевым мы поехали ближе к вечеру. Вещей у нас было немного. Ярко-розовый рюкзачок с книжками и игрушками и синий чемодан с вещами. Если не будет пробок, я доберусь до Лебедевых к девяти. А то и раньше.
Мы доехали за полтора часа.
Я просигналила, и около калитки вырос муж Ритки Владимир Геннадьевич. Поставив машину на площадку, я открыла калитку и увидела Риту Лебедеву в синих трениках и клетчатой мужской рубахе, сидящую на ступеньках крыльца с неизменной сигареткой в зубах. Рядом сидел сеттер Чарльз с высунутым языком, словно его мучала жажда, и смотрел на меня, ожидая команды.
– Чарльз, расслабься, свои. Привет! – подняла вверх руку Ритка. – Располагайся. Я только что в огороде копалась. Устала, как зверь. Сейчас буду самовар ставить с шишечками еловыми. Поможешь?
– В чем вопрос. Конечно.
Стайка ребятишек – Риткины внучки и племянник – смотрела на Кристи. А она смотрела на меня.
– Ма, можно я пойду к ним?
– Иди! – подтолкнула я ее. – Только переоденься, а то запачкаешься… – Мои слова услышала только ее спина.
– Садись сюда. Пока мой ворота закроет да ужин поставит на плиту, мы можем покалякать. По-бабски. Как твои дела?
– Средней паршивости.
– Как у всех! – кивнула Ритка. – Все живут как на вулкане. Не знают, что будет завтра. То ли пронесет, то ли шарахнет. Главное – не поддаваться панике. А то задавят первой.
– Умеешь ты, Рит, все расставить по полочкам.
– Стараюсь. Только этим и занимаюсь. С утра до ночи.
– Как у Володи дела?
– Средне. Объем заказов упал наполовину. Он говорит, что это еще не предел. Но как-то крутится. Нашел новых заказчиков в Узбекистане. К ним недавно сам туда мотался. Привез всем по тюбетейке в подарок. И вам с Кристинкой тоже. Напомни мне об этом.
– Если не забуду, – пообещала я.
Ритка усмехнулась.
– Так подумать: люди сами себя дурачат. Один говорит другому: «Напомни!» – то есть думает, что голова у другого не такое решето, как у него.
– Я просто сейчас вся замотанная.
– Вижу, на твоем лице все написано.
Риткина прямота иногда действовала на нервы.
– Так уж и написано? – засомневалась я. – Между прочим, я – женщина в расцвете сил и красоты.
– Запутавшаяся в мужиках-мудаках.
Здесь я уже ахнула.
– Рит, ты что? Ясновидящая? Откуда ты про мудаков во множественном числе узнала? Я вроде бы тебе ни о чем подобном не говорила?
– Милая! Поверь мне! Когда у бабы проблемы с одним мужиком, у нее на лице грусть с печалью. А когда с несколькими, то уже злость и стервозность. Проблема крепчает. Понимаешь?
– Понимаю.
– Если честно, – затянулась сигареткой Ритка, – Шалимов твой…
– Вот о нем ни слова, – взвилась я.
Риткины брови взлетели вверх.
– Опять кобелина объявился?
Мои губы задрожали.
– Объявился, да еще самым прямым образом.
– Да ну! Выкладывай, – хлопнула меня по коленке Ритка. – Только потом. К нам Володя идет.
Риткин муж, которого я называла не иначе как Владимир Геннадьевич, был директором строительной фирмы. Внешностью он походил на английского аристократа. Худой, почти тощий, с лошадиным лицом и тонкими руками. Его легко было представить на скачках в Эскоте или перед камином в родовом замке. Мой Володя, говорила Рита, человек навыворот. Все думают, он – интеллигент-хлюпик, а он крепкий бульдог.
Владимир Геннадьевич поздоровался со мной и ушел на веранду.
– Поставь ужин, – попросила Рита. – Человек проголодался.
«Человек» хотел запротестовать, но Ритка мне подмигнула. Все понятно: ей нужно отправить свою половину куда-нибудь подальше, чтобы мы могли без помех поговорить.
Коричневая молния – сеттер Чарльз носился около нас, а потом резко сменил маршрут, кинувшись в дальний угол – к детям. Он застрял там, увлеченный детской возней.
Когда я выложила Рите про предательство Игоря, она сложила губы бантиком и хитро прищурилась.
– А ты думала, что он исправился?
– Ничего я не думаю, – вспыхнула я.
– И правильно делаешь. Такие мужики не исправляются до старости. Знаешь поговорку «Черного кобеля не отмоешь добела»? По-моему, это про него. А ты что хотела, опять с ним сойтись? А как же Боря? К нему Кристинка уже привыкла.
Я не стала говорить Ритуле, что с Борисом мы в разладе. Ритка, которая давно бы получила Нобелевскую премию за примерение всех враждующих и конфликтующих, сразу кинулась бы мне на помощь. А я сильно сомневалась, что нуждаюсь в ее советах и помощи. В своей личной жизни я должна разобраться сама. Не объявлять же Ритке, что у Бориса снесло крышу от неудач в бизнесе, что он стал жутко злой и агрессивный… и вообще пока нам лучше разбежаться и пожить отдельно.
– Я все понимаю. Но…
– Бориса ты не любишь. А по этому сохнешь.
– Вот это меня и злит больше всего. – Я сорвала травинку и прикусила ее зубами. – Вроде глупо это и нелогично, а ничего с собой поделать не могу.
– Конечно, вы снова переспали… – усмехнулась Рита.
– Переспали. И это было плохо.
