Манфред Абель - Ограбление банка в 12.55
Грауман хотел было выставить вахмистра за дверь, но, вспомнив поговорку: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», решил выведать у Голлера все до конца.
— Выкинь из головы то парижское дело, — доброжелательно сказал он. — Тогда были другие времена, другие обстоятельства. Мы действовали по приказу свыше, ни больше ни меньше. Я — как офицер, ты — как денщик.
— Верные слова, я — как денщик, — подтвердил Голлер и недовольно поморщился. — Только сейчас ты пытаешься представить все так, будто считал меня тогда своей ровней. В твоих глазах я был всего лишь холуй. Бывая у обер-лейтенанта Бонгарда, ты всякий раз умолкал, когда я входил в комнату.
— Военные тайны, — пояснил Грауман.
— Обер-лейтенант Бонгард никогда не прекращал разговоры при моем появлении.
Грауман усмехнулся.
Голлер бросил на него злобный взгляд.
— Обер-лейтенант Бонгард был…
— …Человеком, — подхватил Грауман, с трудом удерживаясь от насмешки. — Давай оставим эту тему, в настоящее время есть куда более важные дела. Прошлое кануло в Лету.
— Да здравствует настоящее время, — двусмысленно произнес Голлер и поднял стакан. — Настоящее… и обер-лейтенант Бонгард.
Вахмистр выбрался из глубокого кресла и, покачиваясь на нетвердо державших его ногах, приложил стакан к губам. Виски ручейками сбегало по его подбородку на рубашку. — Мир его праху! — глухо крякнул он и снова упал в кресло. Минуту Голлер сверлил комиссара осоловелым, злым взглядом, затем нагнулся вперед и прошептал:
— Его убили!.. Через шесть лет после войны.
Грауман отпрянул назад, он не переносил запаха алкогольного перегара.
— Не мели ерунду, — махнул он рукой. — Бонгард погиб в результате несчастного случая, в Альпах…
— В Швейцарии! — уточнил Голлер. — В озере!
— Трагический случай, — скорбно заключил Грауман.
— Как и тот, в Париже, — съязвил Голлер. Спьяна ему мерещилось, что комната и сидевший напротив комиссар куда-то поплыли. Он судорожно вцепился в подлокотники кресла. Издалека до его сознания доносился голос Граумана, уверявшего, что случай с парижским ювелиром — дело рук Бонгарда.
Голлер стряхнул с себя пьяное оцепенение.
— Бонгард невиновен! — тихо сказал он. — Я видел все от начала до конца. Из своей комнаты. Ты убил ювелира. И я — свидетель! — Помолчав, он продолжал: — Ты мог бы просто припугнуть его. Так делали многие, кто хотел кое-что вытряхнуть из французов.
Грауман ухмыльнулся:
— Как ты, например.
— Но я при этом никого не убивал. — Шатаясь, вахмистр подошел к окну и глубоко вдохнул холодный воздух. — Глядя на тебя, блевать тянет! — выкрикнул Голлер. — Но глаз с тебя я теперь не спущу.
Он покачнулся и оперся на подоконник. Из своего кресла Грауман внимательно следил за вахмистром и не прерывал его, давая выговориться.
Ночной воздух взбодрил Голлера. Он вновь почувствовал прилив сил и медленно отошел от окна.
— Все украдено, — тяжело вздохнул он. — Все! То дельце после войны — твоя работа. Драгоценности, которые вы перетащили в Швейцарию, ты прихапал. — Голлер остановился перед полотном Ренуара. — Будь я проклят, если не видел эту картину у ювелира!
Он прошелся по комнате, тупо разглядывая антиквариат.
— Вы понимали, что война не вечна и надо позаботиться о своем будущем. Для себя-то вы войну выиграли!
— Еще одно слово, Голлер, и я вызову наряд полиции.
Грауман оттолкнулся от ручек кресла и вплотную подошел к вахмистру. Он достаточно узнал, и теперь пришла нора ставить точку.
Комиссар открыл дверь и крикнул экономке, чтобы она приготовила кофе.
Когда Грете внесла в кабинет поднос с чашками и кофейником, мужчины чопорно сидели в своих креслах. Стаканы были наполнены, а бутылка — полупустой, хотя полицейские и не выглядели пьяными.
Экономка расставила принесенное на столике и, не говоря ни слова, вышла. Кабинет наполнился ароматом кофе.
— Отлично заварен, — похвалил Голлер, с шумом отхлебывая душистый напиток.
Грауман, не скрывая своего отвращения к незваному гостю, демонстративно молчал.
Вахмистр допил третью чашку, пружинистым движением поднялся и, пересев в рабочее кресло комиссара у письменного стола, схватил папку с делом.
— Не иначе — совершенно секретно, — с иронией сказал он.
— В отличие от некоторых полицейских я, к сожалению, по окончании работы не всегда могу позволить себе отдых, — мрачно сообщил Грауман.
— Великий криминалист у себя дома за письменным столом разгадывает тайну ограбления банка, — продолжал насмехаться Голлер. — И что же ты тут понаписал обо мне?
Грауман понимал, что пьяного вахмистра едва ли убедит довод о необходимости сохранения тайны до окончания расследования. Поэтому он уклончиво ответил:
— Тебя касается лишь один протокол, который мне прислали из комиссии по расследованию убийств.
— И всего-то? — удивился вахмистр. — Происходит покушение на полицейского, а его коллеги составляют протокольчик и на этом умывают руки.
— Ты знаешь, что твое дело расследуется.
— Расследуется, — рассмеялся Голлер и резко отодвинул кресло от стола. — Во всяком случае, вы до сих пор не обнаружили преступника. На мое счастье, это был касательный выстрел. Чего ради вам из кожи лезть из-за какой-то царапины? У вас ведь как принято: нет убийства — и вы преспокойно закрываете дело, будто ничего и не было: есть убийство — вы заходите в тупик.
— У меня стопроцентное раскрытие дел, — с обидой заявил Грауман.
— А на Грюне Эк?
— Не беспокойся, я поймаю налетчика.
— Поймаю налетчика, — передразнил комиссара Голлер. — Ты так уверенно говоришь, словно уже напал на его след.
— Все возможно, — протянул Грауман и многозначительно постучал по папке.
— И кто он?
— Что это тебя так интересует?
— Может, я хочу перейти в уголовную полицию, и ограбление банка, которое произошло почти у меня на глазах, станет моим дебютом.
— Разумеется, — вскинул брови Грауман. — Как это я мог забыть! Ты ведь был на месте преступления за десять минут до налета!
— Так арестуй меня, — предложил Голлер. — Тогда преступник окажется у тебя и руках. — Он захихикал: — Звучит неплохо: налетчик на банк — вахмистр сто тридцать второго участка. — Неожиданно его лицо посерьезнело. — А как же в этом случае объяснить покушение на мою жизнь?
Грауман не ответил. Он давно и безуспешно ломал голову, пытаясь установить связь между налетом на банк и нападением на вахмистра.
— Может быть, тебе все же дать охрану? — спросил комиссар.
Однако вахмистр отверг это предложение, объяснив свои отказ тем, что Грауман, таким образом, получит возможность легко контролировать каждый его шаг.
— Нет никакой гарантии, что после сегодняшнего разговора ты не начнешь собирать против меня компроматы.
Грауман широко зевнул.
— Ты становишься скучным, Голлер, давай заканчивать. Я устал. Нам не о чем больше говорить. Теперь мы знаем, как нам следует относиться друг к другу.
— С величайшей осторожностью, — откликнулся Голлер. — Оставь для себя свои елейные речи. Они тебе пригодятся, когда ты будешь докладывать, что не можешь раскрыть дело на Грюне Эк.
Грауман хитро улыбнулся и скрестил руки на груди.
— Этой декларацией господин вахмистр выказал себя мыслителем, — заметил он. — Я почти не знаю начальников, которым нравится, когда нижние чины думают, и тем более когда превосходят своих начальников в этом отношении.
— Я здесь нахожусь как частное лицо.
Грауман пропустил замечание вахмистра мимо ушей.
— Давай провожу тебя, — сказал комиссар и подтолкнул Голлера к двери. Проходя мимо письменного стола, Грауман незаметно выключил магнитофон. У него вошло в привычку записывать на пленку все важные разговоры, которые велись в его домашнем кабинете.
Когда они спустились по лестнице, в прихожей раздался звонок. Грете направилась к двери, но Грауман опередил ее. На пороге стоял Мелер.
— Что случилось? — нахмурившись, спросил комиссар.
Мелер с любопытством взглянул через плечо шефа на вахмистра. Помедлив, ассистент возбужденно зашептал:
— Лангнер и кассир в баре «Огайо».
— И по такому пустяку ты беспокоишь меня ночью? — возмутился Грауман.
— Я… я думал… — залепетал Мелер, — проезжал мимо и увидел свет в ваших окнах. Возможно, решил я, это вас заинтересует.
— Он думал! — пробурчал Грауман. — Лучше надо думать!
— Простите за беспокойство, — пробормотал ассистент, намереваясь уйти.
Грауман удержал его.
— Теперь уж подожди. Поедем вместе.
Голлер подошел вплотную к Грауману, но расслышал только последнюю фразу.
— Куда? — полюбопытствовал он.
Не обращая на вахмистра внимания, Грауман попросил Грете подать ему плащ и предупредил, чтобы она его не ждала.
