Марина Серова - Казусы частного сыска
В конце концов, недалеко осталось. Придем — поглядим, что это за чудовище.
Мы вошли в какой-то двор, весь заваленный остатками детской спортивной площадки и прочим железным и деревянным хламом.
— Сюда, — хмуро кивнул мне Кошкин на подъезд с покосившейся дверью.
Когда мы поднялись на второй этаж, Александр Александрович вдруг остановился — я шла позади него — и сказал, не глядя на меня:
— Знаешь, лучше тебе все-таки подождать здесь…
А то…
— Ну, как скажете, — несколько удивленно согласилась я, — подожду.
— И, знаешь, еще что: там сейчас скандал начнется, — Кошкин тяжело вздохнул, — крик будет.
Дела семейные… Не вмешивайся, а то еще хуже получится…
Вот уж заинтриговал так заинтриговал! Что это за чудо-женщина, которая способна приревновать даже к такой неприглядной бабульке, какую я собой сейчас представляю?
Кошкин, вздохнув, покачал головой, сплюнул на ступеньки пивную и душевную горечь и медленно начал подниматься на третий этаж. Я прислушалась — он позвонил в дверь, ему открыли и впустили без слов. Когда закрылась дверь, я быстро поднялась и, определив дверь по звуку, — я же слышала звонок — приникла ухом к замочной скважине.
Я же все-таки телохранитель! А по состоянию Кошкина легко можно определить, что свиданка с женой может быть опасна для здоровья и жизни моего клиента.
Минут пять было тихо. Совсем ничего не слышно. Потом, постепенно становясь все громче, зазвучал голос Кошкина. В его интонациях явно преобладали гневные нотки. Еще через пять минут голос Александра Александровича окреп и разросся до такой степени, что стал напоминать паровозный гудок.
Я оторвалась от замочной скважины и, отступив на шаг от двери, встала, удобно опершись на перила. И так все было прекрасно слышно.
Никогда не подозревала, что человек, особенно таких скромных габаритов, как Кошкин, может издавать звуки подобной силы.
Содержание речи Александра Александровича было предельно просто: он вопрошал жену, как она посмела его, Кошкина, обмануть и почему она хочет свести его, Кошкина, в могилу.
Прошла еще минута, и теперь уже к воплям моего охраняемого примешались женские взвизгивания и вскрикивания.
Кристина Владимировна сообщила мужу, что она, Кристина Владимировна, никого не обманывала, передала ему бумаги, которые нашла в сейфе своего начальника, и посоветовала гражданину Александру Александровичу (она так и сказала — гражданин Александр Александрович) убираться к какой-то там матери. Какой именно, я не разобрала: как раз в этот миг протестующе взревел гражданин Александр Александрович.
Мне становилось скучно — супруги оставили тему ложных сведений о кошкинских стульях и перешли к взаимным оскорблениям. Я уже собиралась закурить, как вдруг в семейный дуэт вмешался грубый низкий голос. Явно — не Кошкина.
Я напряглась, вслушиваясь в оглушительную разноголосицу. Так-так, а вот это уже интересно — третий, как говорится, лишний. Что-то будет?
В квартире жены Александра Александровича бабахнуло разбитое стекло, звонко и громко зазвенело — похоже, посуда. Шкаф они, что ли, на кухне опрокинули?
Причитания Кристины Владимировны переросли в режущий ухо визг.
Кажется, придется мне все-таки вмешаться.
Я думаю, Кошкин будет мне благодарен — судя по тяжелому голосу, этот «третий» человек по комплекции намного превосходил гражданина Александра Александровича.
Аккуратно положив незакуренную сигаретку обратно в пачку, я поправила на плече сумочку. Ну что ж, входная дверь в этой квартире не металлическая — деревянная и довольно хлипкая на вид.
Одного удара хватит.
Представляю, как удивятся Кристина Владимировна и «третий лишний», когда вдруг в проеме слетевшей с петель двери появится бабушка — божий одуванчик — в стойке каратиста.
Я отошла к противоположной стене, сосредоточилась и рывком бросила свое тело на дверь. Все получилось даже легче, чем я предполагала, — хрустнув, вылетел замок, дверь распахнулась и повисла на одной петле. Шум в квартире тут же смолк. Я бросилась на кухню посмотреть, не убили ли там моего драгоценного Александра Александровича.
Драгоценный Александр Александрович сидел, широко расставив ноги, на полу посреди кухни.
Обеими руками он прижимал к голове мокрую тряпку. Очевидно, мой клиент снова схлопотал по чайнику.
Молодая довольно миловидная женщина — так вот вы какая, Кристина Владимировна, — плакала, отвернувшись к стене. Она сидела на единственном уцелевшем стуле, все другие погибли при схватке. Останками стульев был густо усеян пол.
Больше никого в кухне не было.
Я подошла к Кошкину и, подхватив его под локоть, легко поставила на ноги. Он качнулся, но устоял, скрипя осколками посуды под подошвами ботинок. Женщина перестала плакать, повернулась и недоуменно уставилась на меня.
— Чего смотришь? — морщась от боли — он так и держал тряпку у головы, — прикрикнул на нее Кошкин. — Это мой телохранитель. И любовница, — подобравшись, добавил он.
Я сочла нужным поздороваться.
— Здравствуйте, Кристина Владимировна, — прошамкала я, — Ликсандр Ликсандрыч мне про вас мно-ого рассказывал.
Кристина Владимировна быстро-быстро заморгала и, не сводя с меня округлившихся глаз, закричала в комнаты:
— Олег! Олег! Иди, тут кто-то с ума сошел. Или я, или Сашка.
Ага, вот и он!
Из дальней комнаты раздалось громоподобное бурчание и ворчание. Шаркая ногами в широких шлепанцах, в кухню вошел здоровенный бородач в старых растянутых трико и майке.
— Без меня нельзя разобраться? — пробасил он недовольно. — Ну и родственнички… Здравствуйте, бабушка, — вежливо поздоровался он, увидев меня.
— Доброго здоровьичка, — прокряхтела я.
Какой он приятный человек, этот «третий лишний»! Только почему он Кошкина с женой называет родственничками?
— А дверь у вас кто выбил? — вопросил бородач, налив себе стакан воды из-под крана.
— Она. — Кристина Владимировна указала на меня пальцем.
Бородач, поднесший было стакан с водой ко рту, опустил руку, вхолостую клацнул челюстями и внимательно посмотрел на меня:
— Правда, что ли, бабуль?
— Правда, сынок, — я покряхтывала и причмокивала губами, как заправская старушка, — ентот.., телохранитель я…
— Дела… — не особенно сильно удивился бородач.
Он допил воду, поставил стакан в раковину, повернулся уходить, но в дверях кухни уже сказал, погрозив пальцем Кристине Владимировне:
— Ты вот что, сестрица… Дверь я, конечно, сейчас починю. Но впредь я тебя и муженька твоего попрошу выяснять отношения где-нибудь на полигоне. Чтоб жертв было поменьше. А покуда ты у меня живешь… В общем, постарайся.
И ушел.
Так это ее брат? О, как неинтересно! Я-то рассчитывала воочию увидеть драму, крушение сердец и ураган чувств. А тут…
Ну, в таком случае нужно поскорее разобраться с кошкинскими стульями и покинуть этот гостеп-риимный дом.
— Так, Крися… — просительным тоном начал было Александр Александрович, но был тут же прерван.
— Опять?! — во весь голос закричала Крися. — Опя-ять! Ты что же, в могилу меня свести хочешь?
Хочешь, да?!
— Не хочу, — глядя в пол, пробурчал Кошкин.
— Не знаю я, где эти стулья твои дурацкие могут быть! — заголосила она. — Я ж тебе документы официальные показывала! С печатями!
— Да верю я, верю, — оправдывался Кошкин, — но, может, они там где-нибудь в запасниках свалены? А? Может, их не успели отвезти?
— Может, и свалены, — плачущим голосом согласилась Кристина Владимировна, — но я-то здесь при чем? Я здесь при чем?
Я посмотрела ей в глаза — не врет. Это опять, если хотите, интуиция. А я этому своему шестому чувству привыкла доверять. Ни разу еще оно меня не подводило.
— Ты бы, Крися, позвонила куда надо… — осторожно попросил жену Кошкин. — Может, там посмотрели бы?..
— Не буду я больше никуда звонить! — Она решительно поднялась со стула, далеко обойдя нас, проследовала к шкафчику, достала оттуда сигареты и, закурив, вернулась на свое место. — И так уже всем там глаза намозолила! Да на какой хрен они сдались тебе, эти стулья чертовы?
— Сдались, значит… — пробормотал совершенно потерянный Александр Александрович, — значит, помочь нам.., мне не хочешь?
— О, боже мой, — выдохнула Кристина Владимировна, — ну за что мне такое?! За что?! — Она снова начала кричать.
Все, по-моему, нам пора. Здесь уже ловить нечего.
Видимо, и Кошкин тоже так подумал. Он положил тряпку в раковину и неловко затоптался на месте. На жену свою он смотрел, как пес на побившего его хозяина.
— Пойдем мы тогда…
Кристина Владимировна молча кивнула, затягиваясь сигаретой. Мы вышли в коридор, где бородач, кряхтя, приколачивал верхнюю петлю. Снятая дверь стояла, прислоненная к стене.
Увидев нас, бородач что-то буркнул себе в густую растительность на лице — видимо, попрощался — и ушел в дальнюю комнату.
