Юлий Файбышенко - Осада
- Вовремя вы, - сказал он, и Клешков узнал в нем руководителя местного отделения "Союза спасения родины".
Не теряя времени, военный развязал женщину и старика. Старик был огромен, тучен и настолько черен лицом, что Клешков думал, что он сейчас умрет от разрыва сердца. Старик сидел, ухватившись за ручки кресла, и прерывисто дышал.
- Онуфрий Никитич, надо уходить! - сказал ему военный. - Выстрелы слышали в городе, скоро будут гости.
Затопали шаги. Клешков с наганом и военный с обрезом кинулись к двери. Вломился дьякон.
- Живы? - завопил он оглушительно. - Спаси господи! Целы!
- Поздненько являешься, Дормидонт, - опустил обрез военный.
Дьякон подошел к мертвецам, разбросанным на полу, поглядел и часто закрестился:
- Помилуй господи, сам Фитиль.
- То-то и оно. Я говорил вам и Князеву: нельзя связываться со шпаной. Так и вышло.
- Учтем, господин ротмистр.
- Уходим немедленно. Передай своим ребятам, чтобы проводили обоих: и этого, - он указал на Клешкова, - и того за город. Задерживать никого не будем. Побратались в деле. Уходить немедленно.
Дьякон исчез.
На время их разговора женщина пропадала куда-то и теперь возникла в дверях:
- Его нет!
- Нет? - переспросил военный. - Тогда бегом! Уходим! - Он быстро натянул шинель, нахлобучил фуражку.
- Сигналы остаются прежними, - сказал он Клешкову, - сроки тоже. Нас, конечно, будут искать, но, надеюсь, не сыщут. Через двое суток начинаем. До встречи.
Клешков выскочил во двор, за ним вышли и остальные. У ограды темнела кучка людей, слышался негромкий разговор. Когда Клешков подошел, один из молодчиков при дьяконе подал ему пальто и шапку.
- Бегом! - гаркнул дьякон. И сам первый пустился тяжеловатой трусцой.
С вечера эскадрон Сякина выступил. Движение это постарались сделать неприметным. Всадники группами и по одному съезжались к монастырю, во дворе его пристраивались к своим взводам. Гуляев, получивший задание быть при Сякине, ездил рядом с комэском как привязанный. Бубнич появился около полуночи, перед самым выступлением.
По плану, принятому после сообщения Гуляева, эскадрон должен был обрубить одно из щупалец, охватывающих город: встретить и уничтожить запасной отряд Клеща. Тот самый, во главе с Кикотем, что должен был появиться завтра здесь и напасть на защитников города с тыла.
Перед самым наступлением из монастыря, около полуночи, появился Бубнич.
Шли несколько часов. Кони вязли в размытой дождями глине, всадники, ежась от ветра, кутались в бурки, шепотом матерились. К Сякину и Бубничу подскакали разведчики.
- Выходят по болоту, - доложил один из них, парень с чубом цвета спелой пшеницы, выбившимся из-под кубанки.
- Много? - спросил Сякин.
- Да сотни две, кабы не больше.
- Последи и докладывай, - сказал Сякин и, переждав глухой топот умчавшихся разведчиков, повернулся к Бубничу: - Что будем делать, комиссар?
- Лучше всего подождать, когда они скопятся на выходе из болота, и рубануть пулеметами. А вы как считаете?
- Думаю, лучше бы их прямо на болоте резать, - сказал Сякин и желваки заходили по скулам. - Трудно будет, коли они до твердой земли дойдут. В два раза превосходят.
- Поступайте как знаете, - после минутного колебания ответил Бубнич. - Вы тут командуете. Вы тут командуете, Сякин, - повторил он, - и только вы, запомните. Мы верим в вас.
- Запомню, - пообещал Сякин. - Взводный, - закричал он, - второй взвод! Гони сюда старшего!
Примчался на рыжем дончаке лихой казачина с пышными черными усами, отсалютовал шашкой.
- Ты пощупай их за бугром, - сказал Сякин. - Мнится мне, они уже повылезли с того чертячьего болота. Коли так, не атакуй, а сообчи!
- Слухаю! - Взводный умчался.
На поляне строился эскадрон. На вершину бугра выехали и развернулись за стволами могучих дубов обе эскадронные тачанки.
- Первый и третий взводы - в резерв! - командовал Сякин. - Гони к тому клену, где комиссар товарищ Бубнич расположился! Четвертый взвод выдвинуться на взгорок и по команде - беглый огонь!
Гуляев сквозь кусты всмотрелся в пятнистое и кустистое поле впереди. Далеко сзади темнел лес, а по кочкам, с которых осыпался в черную прорву снег, гуськом - по одному - передвигалась длинная змейка людей, и в самом конце лошади осторожно вывозили тачанку. Это было неожиданностью: считали, что у банды нет пулеметов. Было слышно, как с глухим чавканьем прыгали с кочки на кочку идущие впереди. Коней большей частью вели в поводу, но кое-кто ехал верхом. Трясина, то и дело проступавшая сквозь снежный покров, была в этих местах, как видно, неглубокой. Передние бандиты давно обошли холм, где ждали сигнала милиционеры, и были уже не видны из-за других лесных холмов. Выход из болота был где-то в стороне, туда они и направлялись. Все ближе чавкала грязь под сапогами и копытами. Лица притаившихся за кустами милиционеров были бледны.
В этот момент Сякин вырвал шашку, и блеск ее высоко полыхнул в лучах рассветного солнца.
- Огонь! - крикнул он, и оба "максима" на тачанках одновременно затарахтели. Змейка повстанцев на болоте сразу порвалась. Несколько человек в середине ее рухнули в черную воду, остальные кинулись в стороны, забарахтались в трясине.
- Тачанку, тачанку не упустите! - высоким ломающимся голосом кричал сзади Сякин.
Гуляев увидел, как поднимались на дыбы и падали кони у самого начала болота, оттуда тоже затарахтело и заплясал огонь вокруг пулеметного дула. Вся цепь милиционеров и чекистов в кустах беглым огнем крыла разбегающихся и падающих повстанцев. Те, на болоте, почти не отвечали. Многие завязли, соскочив с тропы, многие пятились, пытаясь отстреляться, но пулемет на дальнем краю холма сек и сек разбегавшиеся серые фигурки, а второй "максим" непрерывно слал очереди по тачанке бандитов.
Гуляев тоже непрерывно стрелял. В несколько секунд он выпустил три обоймы. Вражеский пулемет замолчал.
- Урра-а! - закричали в цепи.
- Молодец, мильтон! Умеешь воевать! - одобрительно сказал хрипловатым голосом Сякин.
Но Гуляев не ответил. Он слушал. В тылу на поляне творилось что-то неладное. Вскочив и перебежав пространство до пологого спуска, он посмотрел вниз. Там внизу сшиблись всадники, и в полном безмолвии, лишь изредка вскрикивая, эскадронцы и неведомо откуда взявшиеся бандиты рубили друг друга. Хрипели лошади, стонали люди, но хрип, стон и топот были странно приглушены, словно это происходило во сне, а не наяву. У подножия холма жались испуганные коноводы четвертого взвода.
- По коням! - гаркнул сзади уверенный голос.
И сразу же покатились, поехали по пятнистому склону милиционеры и чекисты. Бандиты стали заворачивать коней в сторону коноводов. Но было поздно. Гуляев сам не помнил, как он влетел в седло.
- Вперед! - ударил голос Сякина. - Дави, ребята! Даешь!
- Да-е-шь! - заревели со всех сторон. Резко ударило несколько выстрелов, и бандиты, как по команде, стали поворачивать коней.
- В угон! - закричал Сякин.
Десятки всадников помчались радужным клубком, догоняя и обгоняя друг друга. Сякин, белый, потерявший кубанку и шашку, шагом ехал навстречу Бубничу. Тот на ходу осадил, вздыбил лошадь.
- Спасибо тебе, командир!
- А ты, дурочка, боялась, - сказал Сякин, блестя глазами. - Я, комиссар, присягу один раз даю. Вот тебе моя революционная дисциплина! Видал, как мы их гоним! Видал?
Из-за деревьев возвращались всадники, ведя в поводу трофейных коней. Вся поляна была завалена трупами людей и лошадей.
- Назад надо! - сказал Бубнич, пытаясь забинтовать плечо Сякина.
- Трубач! - из последних сил крикнул тот, и откуда-то из-за деревьев труба серебряно завела сигнал сбора.
Был уже полдень, когда проводник вывел Гуляева к монастырю. Солнце поджаривало землю не с ноябрьской, а скорее, с августовской силой, снег падал и исчезал. Болота вскрылись, тяжелые испарения висели над забредшими в трясину лесами. Лишь тогда, когда облезлые купола монастырских колоколен высверкнули из-за деревьев, копыта застучали по тверди. Правда, и тут была грязь, но выцветшая трава и облетевший кустарник цепко держали землю. Палахинские болота были пройдены.
Простившись с проводником, Гуляев перевел лошадь на рысь и, проскакав мимо белых, потрескавшихся и поросших курчавым кустарником монастырских стен, выехал к первым домикам окраины. Здесь он был задержан патрулем. Пока караульцы в шинелях и двое рабочих, переговариваясь, рассматривали его документы, Гуляев смотрел на город, на слои каменных и деревянных домов с порыжелыми голыми садами, возвышавшихся один над другим. Над всеми этими пластами ослепительно горел золоченый купол Соборной церкви. Там на самом куполе мелькали точки человеческих голов.
- Проезжайте, - сказал старший патруля. Гуляев погнал коня вскачь.
По искореженной мостовой он доскакал до исполкома. У входа стояло несколько оседланных лошадей. Часовой, не сказав ни слова, пропустил его внутрь. Пробежав по коридору, он остановился у двери председателя. За дверью сшибались голоса. Он вошел.
