Марина Серова - Такой маленький бизнес
— Как вы себе это представляете? — спросила я на всякий случай.
— Ну, не знаю, — пожала плечами Ирина Петровна. — Гранатами или огнеметом…
— У вас что, под рукой склад боеприпасов? И не путаете ли вы частного детектива с наемным убийцей? — ехидно поинтересовалась я.
Макогоненко недоуменно взглянула на Ивана.
— Это действительно та самая дама, о которой ты нам говорил? — еще раз спросила она у племянника. — Я что-то не понимаю…
— Сейчас поймете, — пообещала я. — Давайте суммируем ситуацию, сложившуюся вокруг вас.
— Обложили, как волков на охоте, — пожаловался Денис Абрамович.
— В целом вы правы, — повернулась я к нему. — Но давайте рассмотрим частности.
К сожалению, меня прервали.
Отчаянный звонок врезался в тишину бункера.
Человек у входа дергал за веревочку звонка изо всей силы, останавливаясь только на секунду, чтобы затем снова начать свои попытки с удвоенной силой.
— Ванечка, милый, сделай одолжение, посмотри, кто там рвется в наш дом, — писклявым голоском попросила Ирина Петровна.
Скворцов вернулся через минуту.
— Тот самый еврей, что искал вас в городской квартире, — объявил он.
— Сема! — обрадовалась я. — Давай, веди его сюда!
Иван безропотно подчинился.
Да и Макогоненки вроде бы не возражали.
— Похоже, господин Егуди хочет получить от вас то, что ему причитается? — спросила я.
Ирина Макогоненко печально кивнула.
— Но вы не можете рассчитаться с ним раньше, чем через неделю? — продолжала допытываться я. — Да и то, если удастся убрать опасных конкурентов, не так ли?
— Вы, кажется, глубоко вникли в курс дела, — осторожно ответила Ирина Петровна.
— Вдвойне опасных, если это ваши бывшие партнеры? — задала я следующий вопрос.
— Это решится со дня на день, — пропищала Макогоненко. — Так больше не может продолжаться.
— Но ведь продолжалось же… — грустно усмехнулась я. — И продолжалось бы еще неизвестно сколько, если бы не…
Семен ворвался в бункер, подобно урагану.
— Его похитили! Вы… вы тут сидите, а его украли средь бела дня!
Макогоненко побледнела, а ее супруг покрылся красными пятнами.
— Мы можем произвести замену, — поджав губы, произнесла Ирина Петровна. — Можете не беспокоиться, ваши интересы будут соблюдены.
— Замену? — возмутился Семен. — Да вы понимаете, что говорите?! Как у вас хватает совести на такое предложение! Это же живой человек!
— Видите ли, господин Егуди, — протянул ему банку с пивом Денис Абрамович, — у нас очень большой выбор.
— Да идите вы с вашим пивом! — взметнулся Семен. — Я немедленно обращусь в милицию, если вы не примете меры!
— Не советую, Сема, — положила я ему руку на плечо. — Милиция действует заодно с похитителями.
— Татьяна? — удивился Семен. — Что ты здесь делаешь? И откуда тебе все известно?!
Он в гневе повернулся к чете Макогоненко.
— Это вы все разболтали! Будь проклят тот день, когда я с вами связался! Но ничего! Вы у меня попляшете! Я плюну на все и подам в суд!
— Не советую, — процедила Ирина Петровна. — Вас самого посадят. По новым законам.
— Сема! — затрясла я его за плечи. — Приди в себя! Расскажи о похищении, может быть, удастся что-то поправить!
— Да-да, — провел он по лбу тыльной стороной ладони. — Сейчас…
Рассказ Семена был на редкость кратким и тревожным.
«Эх, Сема, Сема, — думала я, вникая в подробности случившегося, — и что тебе мешало рассказать мне все в нашу первую встречу!»
А Семе было что рассказать.
Впервые в своей многолетней практике я столкнулась с подобным бизнесом.
Вроде бы все законно, комар носа не подточит.
Особенно теперь.
Но количество трупов от этого не уменьшалось.
А наоборот.
Речь шла всего-навсего об интернациональном усыновлении.
Согласно законодательству этим ведал комитет по народному образованию, а именно — покойный господин Подольский. Успешно совмещавший в последнее время, как значилось в одном документе, который я изучила в хранилище мэрии, должность инспектора по охране детства с должностью в швейцарской фирме «Колибри», специализировавшейся на усыновлении.
Все было четко отлажено.
Собиралась база данных на сирот.
Передавалась посредникам.
В Дома ребенка и в клиники, имевшие в своем составе родильные отделения, шла гуманитарная помощь.
Иногда некие зарубежные фонды брали шефство над тем или иным роддомом, помогали оборудованием и медикаментами.
И, увы, нужно признать, в некоторых случаях — небескорыстно.
Как небескорыстно вели себя и некоторые врачи, очевидно, имевшие свой куш в этом деле.
Бумаги просто пестрели бланками заграничных командировок, в которых фамилия Макогоненко упоминалась чаще остальных.
Как ни странно, в таком благородном деле, как усыновление, спрос превышал предложение.
Да-да, в наше тяжелое время находились сотни желающих усыновить ребенка.
И вот тут-то перед моими соотечественниками возникал почти непреодолимый барьер.
Все уже было «схвачено».
Данные на детей оседали в региональных центрах по усыновлению и прятались там под сукно.
А на самом деле переправлялись через посредников за рубеж.
Путем сличения многих документов, мне удалось установить, что очень часто таким посредником выступала госпожа Ганина, напрямую связанная с иностранцами.
Недаром все так развеселились, когда она «предсказала» во время гадания прибавление в семействе некоторым из участников того самого ужина в «Хрустальной ночи».
А Франсуа Бержье, как выяснилось, представлял из себя настолько важную фигуру, что мог вести себя в городской мэрии, словно подлинный глава города.
Он имел отношение к крупнейшему западному центру, ведавшему усыновлением, и лично через него шла практически вся гуманитарная помощь в наш город.
Ну и, разумеется, полезные для наших чиновников-бизнесменов контакты с деловыми людьми Запада.
Что же заставило раскрутиться всю эту кровавую карусель?
Причина была предельно проста.
Государство решило, что очень накладно предоставлять такое выгодное дело на откуп частным фирмам.
Тем более что мафия почти в открытую контролировала их деятельность.
Господин Пустовой прибрал к рукам этот бизнес в нашем городе и неслыханно разбогател.
Гром грянул неожиданно.
Вышло постановление правительства о передаче всех дел по усыновлению под государственный контроль.
И законодательную силу это постановление обретало ровно через неделю.
Все фирмы, занятые подобной деятельностью, оказались у разбитого корыта.
Торжествовали победу чиновники.
Был создан единый фонд-монополист, ведавший вопросами усыновления, под крышей не каких-то там бандюг, а самого государства; его логотип и был найден мной в папке.
В принципе, мало что менялось для простых смертных.
Точно так же российские граждане должны были годами дожидаться, пока до них дойдет очередь и они смогут пополнить свое семейство, усыновив ребенка.
Все роддома теперь были «поделены» по инофирмам, на отдельном листе было набросано, какая страна курирует данный роддом или родильное отделение клиники.
А все данные собирались воедино в Координационно-методическом центре.
Просто-напросто люди, работавшие, так сказать, на общественных началах, переходили в ранг госслужащих.
Это мне стало понятно, когда я ознакомилась с проектом постановления о новом фонде, выработанном именно в аппарате комитета по народному образованию.
В этой бумаге мне встретилось довольно много знакомых фамилий.
Так, госпожа Ганина именовалась теперь не посредником, а представителем вышеупомянутого центра.
Господин Бержье значился на скромной должности консультанта.
А главой координационного центра местным властям виделся не кто иной, как Денис Абрамович Макогоненко.
Его супруга, очевидно, решила сохранить за собой теплое местечко главврача, поскольку в клинике, где она работала, было родильное отделение.
Кстати, четвертая больница сотрудничала с немцами и израильтянами.
Так что интерес Шиффера и Игудина был вполне понятен.
Встал вопрос: что делать господину Пустовому?
Деньги, и деньги, надо сказать, немалые, ускользали из его рук.
Ему, как опять же следует из бумаг, виделось два варианта.
Первый — лоббирование через местные законодательные органы.
Почему бы и не посамоуправствовать на местах?
Принять, скажем, постановление о том, что на территории области вопросы усыновления продолжают оставаться в ведении того же комитета.
Где, как сами понимаете, все давным-давно куплены с потрохами.
Но, судя опять же по бумагам, этот номер не прошел.
