Виктор Пронин - Банда - 3
- Остановись, Паша... Пришли.
Ерхов лежал, глядя в потолок. Лицо его было покрыто рыжей щетиной, белесый взгляд казался отрешенным. Увидев Овсова, он оживился, чуть сдвинулся, попытался подтянуться повыше на подушку.
- Ну что, доктор? - спросил он и одними лишь этими словами подтвердил все, что Овсов говорил о нем Пафнутьеву. - Надежда есть?
- Надежда умирает последней, - неловко пошутил Пафнутьев и, только произнеся эти слова, понял, что промахнулся. Ерхов затравленно взглянул на него, побледнел, хотя, казалось, куда ему дальше бледнеть.
- А сам-то как? - спросил Овсов.
- Да вроде держусь... Или это только кажется?
- Везет тебе, старик! - решительно заявил Пафнутьев, нащупав, наконец, тон, которым можно говорить здесь, в этой палате, с этим больным. Овсов с удивлением посмотрел на него, но вмешиваться не стал.
Для себя он уже определил состояние Ерхова по его вопросам, цвету лица, а температуру и прочие показатели состояния организма он знал по донесениям сестричек.
- Что значит везет? - насторожился Ерхов.
- Ну, как же! Твой приятель уже в лучшем мире обитает, похороны состоялись, народ свое отрыдал... А ты здесь балдеешь, на снегопад любуешься... Конечно, везучий.
Овсов только головой крутнул, услышав слова Пафнутьева, но опять промолчал, не приходилось ему еще видеть друга при исполнении обязанностей. Овсов понял - Пафнутьев решил не успокаивать Ерхова, не лишать его трепетного состояния и страха за свою жизнь. Видимо, так ему проще было задавать вопросы.
- Это из прокуратуры, - пояснил Овсов. - Хочет с тобой поговорить... Побеседуйте пока, а я пройдусь по палатам.
- Это.., обязательно? - спросил Ерхов.
- Это более важно, чем твое выздоровление, старик! - опять брякнул Пафнутьев что-то несусветное, и Овсов поспешил выйти.
- Почему более важное?
- Потому что твое выздоровление - дело решенное. А я здесь представляю многих людей, для которых все испытания впереди. И потом, ты же должен подумать, что будет с тобой, куда отправишься, чем займешься после того, как выйдешь отсюда, если выйдешь, конечно.
- А почему могу не выйти?
- Некоторых выносят.
- Что... К тому идет?
- Старик, какой-то ты запуганный... Так нельзя. Это плохо. Держись, и все будет в порядке. Ты попал в руки лучшего врача этого города.
- Точно? - с надеждой в голосе спросил Ерхов.
- Сам не видишь?
- Вообще-то да...
- Он показывал пулю, которую вытащили из твоего бездыханного тела? Нет? Значит, не хотел тебя расстраивать. А мне показал. Даже подарил на память.
- А почему вам, а не мне?
- Потому что она мне нужнее. Я по этой пуле узнаю, кто в тебя стрелял, из какого ствола, в кого еще стрелял или намеревался выстрелить.
- Баллистическая экспертиза?
- Не совсем, но уже где-то рядом бьешь... - Пафнутьев придвинул табуретку и в тот момент, когда повернулся к Ерхову спиной, изловчился нажать в кармане кнопку диктофона. - Поговорим, - сказал он, усаживаясь плотно и всем своим видом давая понять, что разговор будет неторопливый и обстоятельный.
- Ну что ж... - пробормотал Ерхов" - Пусть так...
- Пару дней назад имел подробную беседу с Вовчиком, - сказал Пафнутьев как бы между прочим.
- Неклясовым?!
- Да, - Пафнутьев махнул рукой, давая понять, что это событие для него не столько уж и важное.
- Его взяли?
- В собственном кабинете с ним беседовал, - сказал Пафнутьев чистую правду. Лукавил Павел Николаевич, но что делать, это все-таки лучше, чем врать и постоянно бояться разоблачения. Даже в беседе с отпетым бандюгой не мог Пафнутьев скатиться к откровенной лжи, даже в таком вот положении не забывал он о собственном достоинстве. Гордыня это все, гордыня, но он не собирался отказываться от нее.
- О чем? - спросил Ерхов, глядя в потолок.
- На столе перед нами лежал железный кружочек. - Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.
- А почему в мешочке? - с нервной улыбкой спросил Ерхов. - Порезаться боитесь?
- Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, - рассмеялся Пафнутьев. - А если серьезно - отпечатки пальцев хочу сохранить.
- Понятно, - кивнул Ерхов. - Я как-то забыл, с кем разговариваю.
- Потолкуем? - спросил Пафнутьев.
- Попробуем...
- Нет, начнем без проб... В соседней палате лежит человек, которому ты уши обрезал... Бильдин. Помнишь такого?
- Не может быть! - Ерхов с ужасом уставился на Пафнутьева.
- Привести?
- Не надо... Я прошу... Не надо его приводить. Не хочу его видеть.
- А он не возражает... Всегда, говорит, рад встретиться...
- Нет, не сейчас, только не сейчас, я вас прошу! - шепотом закричал Ерхов.
- Как скажешь, - легко согласился Пафнутьев. - Поговорим без него... Скажи, будь добр, на фига ты ему уши отрезал?
- Неклясов...
- Нет-нет! Про Вовчика потом... Уши Бильдину оттяпал ты. Вопрос зачем?
- Деньги мы с него требовали... Он упирался. Обещал, а потом стал упираться... Нету, говорит, разошлись, говорит... Неклясов рассвирепел... Он легко свирепеет, вы знаете?
- Наслышан.
- Ну, что... Приказал похитить мужика. Похитили... У того и охраны-то не было... Водитель с газовой хлопушкой... И все. Водителя устранили.
- Как?
- Ну, как, очень просто... Из баллончика в лицо прыснули. Он и вырубился. А Бильдину велели в машину садиться. Сел, не сопротивлялся. Побледнел только, дурным стал.
- Это как?
- Ну, как... То ткнется не туда, то дает мне портфель подержать, то говорит, у него на спине зачесалось, потом стал просить, чтоб позволили ему девочке позвонить... Поплыл мужик. Это бывает.
- Часто?
- Со всеми бывает, только по-разному... - без выражения продолжал рассказывать Ерхов. - Один в одно ударится, другой в другое... Один, помню, уделался... Стоит, а у него из штанины течет... По-разному, - Ерхов лежал, откинувшись на подушку, глядя в потолок. Лоб его покрывала испарина, рыжеватое, веснушчатое лицо казалось безжизненным.
- А Неклясов? Участвовал в похищениях?
- Нет, ему доставляли человека... Для последнего разговора.
- Он тоже уши отрезал?
- Пробовал как-то... Перемазался весь, рубашка в крови оказалась... Он очень переживает за свои шмотки... Как увидел, что рубашка в крови, тут же в истерику впал, содрал ее с себя, в камин затолкал и сжег.
- - А это зачем?
- Ну... - протянул Ерхов, и легкая улыбка тронула его бесцветные губы. - С виду он вроде крутой мужик, он и в самом деле крутой, но у каждого есть свой пунктик... Неклясов боится следы оставлять. Если есть возможность перчаток не снимает, даже ест в перчатках. Тонкие у него такие перчатки, черные. Лайковые... Если есть возможность не подписать бумагу, никогда не подпишет... Если надо записку передать, так напишет, что не сразу поймешь, о чем речь идет... Пунктик у него такой. Если вы с ним говорили, то, наверно, знаете, - Ерхов быстро взглянул на Пафнутьева.
- Знаю, - кивнул тот. - Воды попросил, а потом побоялся стакан взять... Видно, вспомнил Штирлица - как немцы на стакане отпечатки пальцев засекли...
- Во-во, - обрадовался Ерхов тому, что его поняли, что разговор идет честный, открытый, и он ничего нового для этого человека не сказал, а значит, и в предательстве его никто не упрекнет.
- Бильдин говорил, что после того, как уши ему оттяпал, ты еще и на сковородке их поджаривал? - спросил Пафнутьев.
- Да ну, поджаривал... Это он с перепугу. Опять же, когда человек без ушей, ему что угодно может показаться... Было дело, бросил его уши на сковородку... Кто же думал, что на него это так подействует... Ну, в общем, как увидел свои уши на сковородке, сразу и отключился. Неклясов говорит, а ну-ка ему нашатырь под нос...
- А где взяли нашатырь?
- Был у нас...
- Приготовлен?
- Да, в аптечке стоял.
- А что еще было в аптечке?
- Ну... Йод, бинты, лекарства всякие...
- Приспособления?
- Кое-какие...
- Какие именно? Утюги? - подсказал Пафнутьев.
- Да что утюги... Одна дамочка не хотела поделиться... - Ерхов усмехнулся. - Поделилась. Неклясов где-то вычитал про китайскую пытку... Берется трехлитровая стеклянная банка, туда помещается голодная крыса... Потом эту банку привязывают к животу горловиной. И крыса начинает вгрызаться в живот...
- Кошмар какой-то! - передернулся от ужаса Пафнутьев.
- Но до этого не дошло... Дамочка как увидела крысу у себя на животе, как почувствовала ее лапки с коготками... Все отдала. Но, по-моему, она после этого немножко дурная стала.
- Это как?
- Рассказывали ребята... Только кто к ней прикоснется легонько, к руке, например... Она в крик.
- Ее фамилия Забелина? - спросил Пафнутьев.
- Да, кажется, так... Забелина. Эля... Элеонора ее зовут.
- А кто это проделывал, с крысой?
- Да все старались, как могли... С ней же, с крысой, не так просто управиться... Самим бы уцелеть...
- Предложил Неклясов?
- Не то чтобы предложил... Приказал. Эля, как увидела крысу в клетке, сразу готова была доллары отдать... Но Вовчик говорит, надо попробовать... Попробовали.
