Анна Данилова - Белоснежный лайнер в другую жизнь
– Все женщины похожи на нее, – говорил Бантышев, обводя пьяным взглядом комнату и словно не видя Бориса. – Все – продажные и грязные. До меня Исабель жила с одним типом, он занимался наркотиками… И вообще, мне кажется, что она была шлюхой… Но она была так красива, так сильна, она всегда знала, в отличие от меня, что ей нужно от жизни, что мне казалось, ее силы хватит нам обоим… Ирина была существом более слабым, мы были похожи с ней, но это было до поры до времени, а потом, когда появились деньги, я изменился, мне кажется, что я даже внешне стал другим – особенно взгляд… Я иногда подолгу смотрю на себя в зеркало и не узнаю себя…
Потом он, к ужасу Бориса, переключился на всех тех, кто окружал семью до несчастья, друзей, приятелей, подруг Ирины, вспомнил, как они все налетели на него с просьбой вернуть им какие-то деньги…
– Сережа, я думаю, они все сговорились – ну какие деньги? О чем они? У Ирины были свои деньги, ей не надо было занимать у кого-то, в крайнем случае, если бы ей понадобились крупные суммы, она могла бы спросить у меня, я снял бы со своего счета, без проблем…
– Ты хочешь сказать, что Ирина не брала в долг ни у кого? Что ее подруги и коллеги по работе все это выдумали? Согласись, звучит идиотски… не совсем же они потеряли совесть… Но факт остается фактом. Они приходили друг за дружкой и требовали… Нет, сначала просили, но потом начали требовать свои деньги. И я отдавал им… А что я мог поделать? Сказать, что я не верю им? Что Ирина не такой человек, чтобы при живом муже у кого-то одалживать деньги?.. Ведь если все, что они говорят, – правда, это означает, что Ирина не доверяла мне, что у нее были какие-то крупные расходы, а она не могла рассказать мне о каких-то своих проблемах или желаниях…
– А что говорят ее кредиторы? Что она говорила им, когда просила деньги?
– Вроде бы собиралась в какое-то путешествие, что ли… Одной приятельнице сказала, что хочет заняться всерьез английским языком и поехать в Лондон…
– Может, у нее там родственники?
– Нет, я бы знал… Но что удивительно – суммы-то ничтожные: две, три тысячи долларов…
– Но для ее подруг – это деньги…
– Я все понимаю. И еще… Эта история с туфлями… Пришла одна ее знакомая, я даже имя не запомнил, и попросила обратно туфли, розовые… Говорит, что дала их Ирине на продажу… Я ничего, признаться, не понял. Зачем моей жене продавать какие-то туфли? Борис, может, ты мне что-нибудь объяснишь? Какая ей выгода от продажи туфель? Это не партия какая, а так, просто пара…
– Между женщинами это принято: кто-то купил, не подошли, вот и предлагают друг другу, особенно если вещь дорогая, стоящая… – без особого энтузиазма отвечал, еле ворочая языком, опьяневший Желтухин. – Да ты не обращай внимания. Расплатился? Деньги всем вернул?
– Вернул.
– И за туфли отдал?
– Отдал.
– Ну и забудь ты все это, вычеркни из памяти…
– Но она же не доверяла мне, ты понимаешь?
– Ты изменял ей, Сережа, ты проводил с ней слишком мало времени, ты избегал ее, ты не знал, как сказать ей, что любишь, но не можешь больше жить с ней… Ты должен был отпустить ее, и тогда ничего бы не случилось, уж поверь мне…
– Что не случилось бы? – всхлипнул Бантышев. – У нее не лопнул бы аппендицит? Не случилось бы того, что случилось? Да разве ж я в этом виноват?
– Нет, Сережа, ты ни в чем не виноват, и хватит об этом, старик…
– Тогда давай о любви? – и лицо Бантышева расплылось в счастливой улыбке. – Я влюблен, Борис! И ты знаешь, в кого? Понимаю, ты можешь презирать меня за мягкотелость, за легкомыслие, за ту поспешность, с которой я принимаю решения, но я все равно решил, уже решил: я женюсь на Лиле. И не просто так, как на Исабель, которую привел в дом не как жену, а как отвлекающий фактор, ты меня понимаешь… А как настоящую жену. Она достойна этого, честное слово! В ней, в этой простой и одновременно чистой женщине, слились воедино и Ирина, и Исабель. В ней есть все для жизни. Для моей жизни, вот так!
Он поднял указательный палец правой руки вверх, как бы подытоживая сказанное, после чего, словно очнувшись, запустил этот самый палец в соус и выловил кусок мяса.
– Что-то проголодался я у тебя. Все пьем, пьем…
Борис хоть и был пьян, но все равно чувствовал какое-то внутреннее напряжение, он ждал, что вот сейчас Сергей вспомнит о болезни Лили, о ее временной потере памяти и всех тех странностях, которые происходят с ней в последнее время. Ему одновременно и хотелось узнать все об отношениях Бантышева с Лилей, и не хотелось. В сущности, какая ему теперь разница, кто на ком женится и кто кого любит? Главное – кого любит он сам, Борис.
– Знаешь, старик, она мне как-то ночью такие ужасы начала рассказывать… Такое учудила, что я ничего не смог, представляешь? Так опростоволосился… Но и она тоже хороша, вспомнила зачем-то Бальзака… или нет, постой, не Бальзака… Гюго, кажется… или Золя? Не могу вспомнить, да это и неважно, кто написал этот роман, но там, старик, о том, как мужик умер, всю ночь рядом с ним просидела его жена, а утром увидела, что у него щетина отросла… Он умер, понимаешь, а борода росла… Я точно не помню, зачем она начала мне это рассказывать…
Вот оно, сжался Желтухин, даже плечи поднял, словно защищаясь от удара. Сейчас он начнет рассказывать про заусеницы…
– Лиля вспомнила это в связи с Ирочкой, она же присутствовала на похоронах… Говорит, что у нее что-то изменилось, я имею в виду Иру-покойницу… Она очень впечатлительная, Лилечка… Конечно, я понимаю, ей было нелегко увидеть в гробу свою подругу, соседку… Да, именно соседку, они никогда не были подругами, скорее приятельницами… Ты не осуждаешь меня, Борис?
Но Борис не осуждал его. Он был даже рад тому, что Сергей, наконец, женится, причем на нормальной молодой женщине, умеющей готовить щи и обожающей его… Кроме того, она же такая красавица. Он сказал это Сергею.
– Да, мне вообще везет на красивых женщин… – Его лицо снова осветила улыбка довольного жизнью человека. – Ты мне скажи: а как теперь быть с Катей? Вдруг она станет презирать меня? Она бы могла, заметь, уже давно сказать мне: папа, зачем ты приводишь своих девок в дом? Но она так не говорит. Она щадит меня. Любит меня и ужасно боится потерять… А я боюсь потерять ее… Между прочим, у нее же случилось несчастье… У нее был парень, с которым она встречалась и которого прятала от нас с матерью… От меня и от Ирины. Сначала Катя думала, что он бросил ее, она тогда совсем закисла… Мы тогда с Исабель жили. После похорон в квартире так все пусто, тяжело, и Катька еще плачет в своей комнате… Я же не знал, что ее парень бросил… А потом ей кто-то позвонил, сказал, что этот парень оставил для нее записку или что-то в этом роде… И она помчалась! А перед этим – пела в своей комнате, представляешь? Я так обрадовался! Посчитал это хорошим знаком… Она уехала, ее что-то долго не было, кажется, она не ночевала даже… Приехала утром или днем, я точно не помню… Оказывается, он ее все-таки бросил. Уехал куда-то очень далеко. И вообще, он женат, у него дети и все такое. Ее, такую юную, обманули, даже представить себе невозможно, какое разочарование постигло мою ласточку… Так что не уберег я Катьку, не смог, родители в таких случаях вообще бессильны помочь. И она снова заперлась в своей комнате и рыдала… Слава богу, все в прошлом и, скажу я тебе, с наименьшими потерями… Может, разбитое сердце, да, но не беременность, не ранние роды, ты понимаешь меня, старик… Я, представь себе, даже молился, чтобы она как можно скорее пришла в себя, забылась, точнее, забыла того парня… А сейчас у нее новая пассия… И она снова поет, как и в прошлый раз… Правда, снова не хочет мне ничего рассказывать, но я-то вижу, что она счастлива, что вся так и светится… А еще… она увлеклась английским… Подойду к двери, а из ее комнаты доносится английская речь, это значит, она включила свои школьные записи… учит язык. Я думаю, это замечательно. Вероятно, парень, с которым она встречается, и сам знает английский и хорошо влияет на Катю…
Желтухин слушал Бантышева, смотрел на его раскрасневшееся от алкоголя и сытной еды гладкое лицо и спрашивал себя, как так могло случиться, что они, совершенно разные люди, больше того, соперники, сидят за одним столом и пьют, разговаривают спокойно о том о сем, и это вместо того, чтобы разобраться по-мужски: кулаками, болезненными ударами, сопровождающимися брызгами крови и слюны, взаимными оскорблениями…
– Вспомнил! – вдруг вскричал Бантышев с набитым ртом. – Мопассан! Это его роман…
12. Опалиха. Июнь 2005 г. Катя
Катя приехала в Опалиху на этот раз одна. Вошла в дом, включила электрический чайник, как тогда, когда они были здесь вместе с Маргаритой. Приготовила себе чай и села на веранде, вспоминая часы, проведенные здесь с Валерой. Потом мысли вернулись к Маргарите. Такая странная женщина, любопытная, решила с ней встретиться, как с будущей снохой, обо всем расспрашивала, захотела вот на дачу посмотреть, призналась в том, что у нее есть любовник… Если Валера ей не рассказал про дачу, значит, не посчитал нужным. Тогда зачем же, спрашивается, Катя привезла ее сюда? Как отреагирует на это Валера? А вдруг ему это не понравится? Ну и пусть он ее отругает, пусть, главное, чтобы он вернулся, появился, ей доставит удовольствие просто слышать его голос, видеть его. Не преступление же она совершила! Подумаешь, показала его сестре дачу… Да и вообще, при чем здесь сестра? И почему она о ней думает? Но мысли все равно возвращались к Маргарите. Это неплохо, что они познакомились поближе, что Маргарита так хорошо к ней отнеслась, что они пили вместе чай, беседовали и у Кати была возможность рассказать немного о себе, о том, какое у них в семье произошло несчастье, Маргарита была тронута, пожалела ее, даже всплакнула… Вот только Валера ничего не знает, а ведь будь он рядом с ней в тяжелую минуту, ей было бы много легче, она бы обняла его, прижалась щекой к его теплой груди, поплакала бы…
