Иэн Рэнкин - Не на жизнь, а на смерть
– Джон.
– Рона.
В ожидании его прихода она читала книгу. Он взглянул на обложку: «На маяк» Вирджинии Вульф. «Хотя мне больше по душе Том Вулф», – сказала она. Гостиная была маленькой, даже тесной, но благодаря умело развешанным полкам и настенным зеркалам создавался эффект пространства. Ребус испытывал странное чувство, видя знакомые вещи (стул, чехол для диванной подушки, лампу), вещи из его жизни с Роной, в этой крошечной каморке, в то же время воздавая должное внутреннему убранству и уюту жилища. Потом они сели пить чай. Ребус пришел не с пустыми руками: он принес пластинки Саманте и шоколад Роне. Женщины приняли подарки, обменявшись многозначительными взглядами.
Женщины… Саманта давно уже перестала быть ребенком. Несмотря на то, что ее фигура еще оставалась по-детски неразвитой, ее движения, жесты, выражение лица стали вполне взрослыми.
– Прекрасно выглядишь, Рона.
Она помедлила, оценивая его комплимент.
– Спасибо, Джон, – проговорила она наконец. Он подметил, что она не ответила ему: «И ты тоже». Мать и дочь снова обменялись полными взаимного понимания взглядами. Будто за время своего общения они выучились телепатии – так что в течение всего вечера Ребусу приходилось поддерживать разговор, судорожно заполняя неловкие паузы.
Но все это не имело значения. Он рассказывал об Эдинбурге, стараясь не упоминать о службе. Это было непросто, ибо служба в полиции заполняла всю его жизнь. Рона расспрашивала об общих друзьях, и он был вынужден признать, что никого из них не видел. Она говорила о своей преподавательской работе, о столичных ценах на недвижимость. (При этом Ребус сделал вид, что не услышал в ее тоне намека на то, что он, по идее, должен бы позаботиться о более просторной квартире для дочери и бывшей жены. В конце концов, это она потребовала развода, сославшись на единственную причину: по ее словам, она «полюбила мужчину, а вышла замуж за его работу».) Потом Саманта рассказала ему, что учится на секретаршу.
– На секретаршу? – переспросил Ребус, пытаясь выразить заинтересованность. Саманта ответила ему весьма холодно:
– Я уже упоминала об этом в одном из своих писем.
– Да-да…
Снова повисла неловкая пауза. Ребус хотел выпалить: я читал твои письма, Сэмми! Я проглатывал их! И мне стыдно, что я так редко отвечал тебе, но ты ведь знаешь, как я плохо пишу, сколько времени у меня это занимает и как мало остается досуга и сил. Столько преступлений, которые надо раскрыть, столько людей, которые зависят от меня…
Но он, разумеется, ничего не сказал. Женщины сделали вид, будто ничего не произошло, и вновь потекла пустая вежливая беседа. Светская беседа в крошечной гостиной неподалеку от Бау-роуд. Беседа обо всем и ни о чем. Невыносимо. Просто невыносимо. Ребус положил ладони на колени и расправил пальцы, приняв позу человека, который в любой момент готов уйти. Что ж, было приятно повидаться, но меня уже ждут в отеле накрахмаленная постель, холодильник с напитками и автоматическая чистилка ботинок. Он начал подниматься, как вдруг позвонили в дверь. Два коротких, а затем два длинных звонка. Саманта бросилась открывать. Рона улыбнулась.
– Кенни, – объяснила она.
– Кто?
– Молодой человек Саманты… на данный момент.
Ребус медленно кивнул. Все понимающий отец. Сэмми шестнадцать. Она бросила школу. Учится на секретаршу в колледже. У нее не приятель, а «молодой человек».
– А как насчет тебя, Рона? – спросил он.
Она открыла рот, но топот поднимающихся по лестнице ног помешал ей. В комнату ворвалась Саманта с пылающим лицом, держа за руку своего молодого человека. Ребус инстинктивно вскочил.
– Папа, это Кенни.
Кенни был облачен в черную кожаную куртку на «молнии», черные кожаные штаны и ботинки, доходившие чуть ли не до колен. Когда он двигался, кожа громко скрипела. В руке он держал перевернутый мотоциклетный шлем, из которого торчали пальцы черных кожаных перчаток. Два пальца выдавались вперед. Казалось, они показывали прямо на Ребуса. Кенни высвободил руку из цепких коготков Саманты и протянул ее Ребусу:
– Здрасьте.
У него был довольно грубый голос и уверенный тон. Прямые черные волосы, разделенные пробором, и редкие прыщики на шее и на щеках, покрытых вчерашней щетиной. Ребус нехотя пожал его горячую руку.
– Привет, Кенни, – проговорила Рона. И добавила специально для Ребуса: – Кенни работает курьером на мотоцикле.
– О, – проговорил Ребус, снова опускаясь в кресло.
– Ага, верно, – воодушевился Кенни, – я работаю в Сити. – Он повернулся к Роне. – Сегодня у меня был удачный день, Рона, – сказал он и подмигнул. Рона ласково ему улыбнулась. Этот «молодой человек», этот молокосос неполных восемнадцати лет (такой взрослый, такой искушенный по сравнению с Самантой), очевидно, покорил сердце мамаши, равно как и дочки. Он опять повернулся к Ребусу с видом победителя:
– Если повезет, у меня меньше сотни в день не выходит. Конечно, во времена Большого Взрыва было еще лучше. Тогда образовалось много новых фирм, и все выпендривались, типа «мы самые крутые». И все-таки, я считаю, можно и сейчас кой-чего добиться, если не бояться шевелить задницей. Зато люди знают, что на меня можно положиться. Многие клиенты знают меня по имени. Это показывает, что я на правильном пути. – Он плюхнулся на софу рядом с Самантой, и все они уставились на Ребуса, ожидая, что он что-нибудь скажет.
Он знал, чего они от него ждут. Кенни бросил ему вызов: только попробуй теперь скажи мне что-нибудь поперек. Интересно, что он от него хочет, этот недомерок? Чтобы Ребус погладил его по головке? Или дал торжественное разрешение лишить Саманту девственности? Пару советов, как избежать дорожных пробок? Как бы то ни было, Ребус не собирался так легко сдаваться.
– Не очень-то полезно для легких, – сказал он, – все эти выхлопные газы.
Кенни слегка растерялся. Такого поворота он явно не ожидал.
– Я поддерживаю себя в форме, – ответил он. Ремарка Ребуса задела его за живое.
Неплохо, подумал Ребус. Я могу достать этого маленького ублюдка. Он знал, что Рона буравит его взглядом, умоляя остановиться. Но Ребус сосредоточил свое внимание на Кенни.
– У такого паренька, как ты, наверняка большие планы на будущее.
Кенни моментально оживился.
– Ага, – проговорил он, – я даже подумываю о том, чтобы открыть собственное дело. Все, что для этого нужно…
Он замолчал, не сразу осознав, что Ребус назвал его «пареньком», словно он все еще носит шортики и школьную шапочку. Но уже было слишком поздно пытаться что-то исправить, слишком поздно. Ему пришлось продолжать в том же духе, однако теперь его слова звучали как наивные разглагольствования и пустые мечты. Этот легавый, должно быть, долбаный Джок, но такой же вкрадчивый, словно какой-нибудь старый хрыч из Ист-Энда. С ним надо держать ухо востро. А сейчас? Этот Джок, этот кретин в дурацком прикиде, купленном в дешевом универмаге, ударился вдруг в воспоминания о том, как в юности работал мальчиком на побегушках в бакалейной лавке. Он разъезжал по окрестностям на своем тяжелом черном велосипеде с прямоугольной металлической корзиной, приделанной над передним колесом. В корзину помещалась коробка с товарами, и ему оставалось только крутить педали, выполняя очередной заказ.
– …Я воображал, что я богач, – говорил Ребус, по всей видимости приближаясь к кульминации своего рассказа, – но когда я захотел заработать побольше, я понял, что не так-то это просто. Нужно было подождать, пока я подрасту и смогу устроиться на настоящую работу. Но мне так нравилось гонять на велосипеде, выполняя поручения и доставляя заказы старичкам. Иногда они даже баловали меня чаевыми, давали мне яблочко или банку джема.
В комнате воцарилась мертвая тишина. На улице взвыла полицейская сирена. Ребус откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. По его лицу бродила сентиментальная улыбка. И тогда до Кенни дошло: Ребус сравнивает их! Его глаза расширились. Главное, что все давно это поняли. Рона поняла. Сэм тоже. Да он сейчас по стенке размажет этого легавого. Плевать, что он папаша Сэм. Но он сдержал себя и упустил нужный момент. Рона встала, чтобы приготовить еще чаю, и большой ублюдок тоже поднялся со словами, что ему пора идти.
Все произошло так быстро. Кенни все еще никак не мог врубиться, и Ребус прекрасно это видел. Этот жалкий тупой недоносок пытался понять, куда его Ребус, фигурально выражаясь, послал. Ребус знал ответ на этот вопрос: туда, где ему место. Рона, конечно, возненавидела его за это, да и Саманта выглядела слегка обалдевшей. Ну и черт с ними. Он выполнил свой долг, отдал дань уважения. Больше он их не побеспокоит. Пусть себе живут в своей клетушке с этим… молодым человеком, этим прыщавым недоумком. У Ребуса есть дела поважнее. Почитать книги. Сделать кое-какие записи. Впереди напряженный день. Сейчас десять. В одиннадцать он будет в отеле. Ему необходимо выспаться. Восемь часов сна за последние два дня. Не удивительно, что он на всех набрасывается. Он просто переутомился.
