Галина Романова - Демон искушения
— На раз-два!
Проблемы в этом Маша не видела никакой. Помогать ее просили? Просили! Она отказывалась, правда, всегда. Но теперь ведь могла и передумать. А прежде чем начинать помогать, имеет она право узнать, где и как конкретно должна быть применена ее помощь? Имеет.
С матерью, конечно, собиралась дней десять не разговаривать за ее выходку, но теперь придется гордостью поступиться. Придется сделать вид, что ничего страшного не произошло. И что она не обижается. Ради такого дела она готова на многое. Смущало только одно…
Ну, вот узнают они что-нибудь плохое о Федоре, сообщат об этом в милицию, заставят суд пересмотреть решение, с кем должна она — Машка — жить. А вдруг отец не захочет, чтобы она с ним жила?! Вдруг мать права и ему так даже удобнее?!
— А вот пропадешь ты на две недели из дома, там и посмотрим, кому из них ты дороже и нужнее, — снова нашелся предприимчивый закадычный друг. — Все ведь просто, Машка!
Глава 5
Трехдневный кошмар после скоропалительных похорон и не думал заканчиваться. Иногда Юле даже казалось, что она попала в чудовищное зазеркалье, где все над ней потешаются, скалятся и норовят выставить душевнобольной.
Тамара сновала вокруг нее огромным челноком. Заботливо вливала ей в рот лекарства, обтирала лицо и шею влажным носовым платком, укрывала голову от солнца широкополой соломенной шляпой. И все время пыталась ее накормить.
— Да не хочу я!
Юля злилась, отворачивалась от ложки, нацеленной ей в рот. С ложки этой что-то с мягким шлепком падало на стол, растекаясь вязкой кляксой. Тамара сноровисто вытирала кляксу столовой тряпкой. Черпала новую порцию серой бурды и снова тыкала ложкой Юле в лицо.
— Тебе надо есть! — с чего-то решила она. — Обязательно нужно есть! Ты же не хочешь уйти за ним следом именно так!
Это был не вопрос даже, а утверждение. И Тамара, и Юля знали прекрасно, что так, как ушел из жизни Степан, уйти никто не захочет.
Только вот связи ею не прослеживалось никакой.
При чем тут вязкая каша, липнувшая к деснам, — Тамаре все же удалось втиснуть ей в рот одну ложку… Почему вдруг, если она не будет есть, с ней случится все именно так страшно, как со Степаном? Она ведь может умереть как-то иначе, к примеру от голода. Или попав в автокатастрофу, машину-то теперь придется гнать домой именно ей. Почему, если она не съест тарелку каши, то непременно попадет под винт катера, в неурочное время решившего пришвартоваться у пристани? Почему?!
— Да чего ты пристала? Просто так я сказала, просто так, — сдавалась мгновенно Тамара, когда Юля начинала доставать ее вопросами, глядя на соседку по комнате так, как смотрят несмышленые дети. — Поесть тебе нужно непременно.
— А почему непременно эту кашу? — ее передергивало, стоило представить, что придется проглотить еще одну ложку.
— Да потому, что ты не кушала ничего почти неделю! Желудок моментально скрутит, если проглотишь что-нибудь острое.
И Тамара возобновляла свои попытки накормить ее вязкой невкусной овсянкой.
Почему-то Юля не могла плакать все эти дни. Почему, интересно?
Когда бежали с Тамарой к голубой бухте, в груди все клокотало и рвалось наружу, хотя слез и причитаний не было. Не вырывалось через крепко стиснутые зубы. Тамара охала и ахала всю дорогу, собрав целую коллекцию самых разных версий. Юля бежала молча. Необъяснимый животный страх подгонял ее вперед, хотя ноги и подкашивались, сделавшись ватными.
Почему-то ей сразу показалось, что именно ее коснется беда, собравшая на набережной все спасательные службы небольшого поселка. Почему-то сразу показалось, что не обойдет ее она, не промчится мимо и не пощадит. И никогда ведь прежде не была мучима она предчувствиями. Не досаждали они ей прежде в ее безоблачном бархатном счастье, в котором она без маеты и сомнений прожила все эти годы. Утром вставала в хорошем настроении. Ночью засыпала в таком же.
Не казалось ведь, когда Степана лишили прав за управление в состоянии легкого алкогольного опьянения. И он бесился и метался потом в течение месяца, пытаясь выкупить их обратно. Нигде не кольнуло, когда он вывихнул ногу и пришел домой под руку с сослуживцем в самом скверном своем настроении. Да и собственные неприятности, как то серьезная поломка у нее мобильного, купленного накануне, сильнейшая простуда в прошлом феврале, никак подсознанием не была предначертана.
А тут вдруг до того проняло, что затошнило. И когда навстречу из толпы им выскочил незнакомый молодой человек, почему-то сразу угадалось, что это именно тот самый Серж из Пензы, таскающий котлеты с картошкой из чужих кастрюль и сковородок.
Неудивительно, что пожилой Кочетовой Серж приглянулся. Он был очень хорош собой. Даже страх не помешал Юле разглядеть в нем красавца.
— Вы Юля?! — закричал он, больно ухватив ее за руки. — Вы — Юля?!
— Да, да, Юля я! Что случилось?! Почему вы кричите?!
Задавать глупые вопросы в страшной ситуации, что может быть нелепее?! Гомонящая толпа, машины с включенными проблесковыми маячками, суета внутри плотного человеческого круга — все указывало на то, что что-то стряслось. Даже дико орущие чайки орали как будто об этом же. Зачем было спрашивать? Все равно спросила.
— Степан, он… — Красивое лицо Сержа из Пензы сморщилось, и он неожиданно прохныкал. — Он погиб, Юля! Степан погиб!!!
— Неправда, — сказала она абсолютно спокойно и ровно и даже улыбнулась ему.
Чудовищно, правда, было так себя вести? Но по-другому как-то не выходило. То ли успела отбояться свое, пока бежала. Пока острые колючки кустов цеплялись за голые икры, подстегивая. Пока Тамара причитала. Пока задыхалась…
То ли стресс ее накрыл именно таким вот опустошающим спокойствием.
— Это не может быть правдой, Сережа, — произнесла она голосом внеклассного преподавателя, так говорила она всегда со своими ребятами. — Степа ушел на пляж и он…
— Его перемолотило всего винтами, Юля, как вы не понимаете!!! — заорал парень из Пензы не своим голосом.
От его крика задние ряды плотного человеческого круга дрогнули и заколыхались. Несколько голов повернулось в их сторону. Юле сделалось неловко.
Зачем было так орать? Зачем привлекать к себе внимание?
— Он заплыл за тот вон камень. — Серж метнул взгляд в сторону серой глыбы в остаточных голубых разводах. — И в это время катер возвращался. Он не должен был…
— Кто? — задала она очередной глупый вопрос и тут же поправилась: — Что? Что, кто не должен был?
— Катер! Катер не должен был вернуться так рано! Степан… Он же не знал! При чем тут техника безопасности?! — задыхался от хрипа пензенский парень, без конца вздрагивая всем телом и косясь в сторону машины «Скорой помощи».
— Да? А при чем тут техника безопасности, кстати?
Юля снова улыбнулась, совсем не понимая, почему это ее рот ведет себя так странно, чего это он растягивается в улыбке, тогда как лица всех присутствующих серьезны и скорбны.
— Да они все! — Он развернул загорелые плечи к толпе. — Приехали, сразу начали орать, ругаться. Говорят, он не должен был…
— Кто? — как заведенная повторила она свой вопрос, и тут же снова поспешила поправиться: — Что?
Она и правда не понимала, кто или что не должен был. Степан ли не должен был заплывать за скалы. Катер ли не должен был возвратиться так рано. Или не должно было случиться ни того, ни другого. Этот Сережа из города Пензы и впрямь оказался не очень толковым парнем. Не так уж оказался не прав Кочетов в своем сарказме.
— Вы можете толком мне объяснить, Сережа, что конкретно случилось? — чуть более строгим голосом спросила Юля и повернулась к гомонящей толпе спиной.
Стало очень неприятно наблюдать человеческое любопытство, сконцентрировавшееся вокруг нее так густо.
Солнце тут же нацелилось ей в макушку, принявшись жарить, давить. В глазах помутнело, и затошнило еще сильнее. Очень хотелось ледяной воды. Хотелось вцепиться обеими руками в огромный запотевший стакан и хлестать из него обжигающую горло холодом воду. И чувствовать, как отпускает и шипит все внутри, переставая быть спекшимся.
Воды никто не дал. Спасибо Тамаре, сорвала с чьей-то головы широкополую шляпу и нахлобучила Юле на самые брови. О чем-то пошепталась с Сержем, и они, подхватив ее под руки, поволокли к ближайшей скамейке.
Юля снова оказалась лицом к толпе. Так не хотелось, так не хотелось. Потому что народ, быстренько смекнув, что к чему, тут же переключил все свое внимание на нового участника трагедии.
— Жена, жена, наверное… — тут же роем пронеслось над пляжем человеческое жужжание. — Ох, горе какое! Горе какое!
Юля слышала и не слышала. Ей было жарко, душно, хотелось пить и укрыться где-нибудь, и почему-то совсем не было страшно.
Она не знала, что можно было поделать сейчас с собственным равнодушием. Нужно же было как-то реагировать, ведь все вокруг шепчутся, охают. По обрывкам сгустившихся вокруг нее фраз, да и потому, что рассказал Серж из Пензы, понятно было, что со Степаном беда. Страшная неотвратимая беда! Ей надо было хоть как-то…
