Патриция Вентворт - Ускользающие улики
Без плаща, без пальто и нескольких шарфов мисс Каннингэм выглядела уже не такой объемной, хотя и чересчур пышной. Как бы там ни помогал йогурт, чай она пила с не меньшим удовольствием, продолжая тараторить, но не забывая при этом с аппетитом поглощать булочки с маслом, и фруктовый пирог, и, конечно же, фирменное печенье к чаю, которое пекла миссис Болдер, втайне соревнуясь с Флорри Хант. Люси Каннингэм вот уже тридцать лет пыталась вызнать у нее рецепт, но могла бы с таким же успехом пытаться еще тридцать лет. Миссис Болдер все свое держала при себе и передала бы этот рецепт только тому, кто был бы ее плотью и кровью. Но мисс Каннингэм продолжала надеяться. А вслух продолжала вещать о пользе кислого молока, а также черной патоки и кошмарного пойла из молока и пивных дрожжей — для Розаменд и Дженни.
Николас прыснул:
— Смотри не вздумай нам с дядей устроить такую диету. Сама-то ты ничего этого не принимаешь и пока, слава тебе, господи, не потчуешь нас.
Круглые голубые глаза мисс Люси посмотрели на него с укором:
— Но, милый мой, мне это не нужно. Да, я могла бы похудеть, но зачем, если хорошо себя чувствуешь? И что значит несколько лишних фунтов, когда жизнь уже позади?
Дженни засмеялась:
— Но мы с Розаменд совсем не хотим худеть. Нам всегда советуют на несколько фунтов поправиться.
— Еще поправитесь, лапочка. Вам не надо худеть, так что можно пить сливки, есть масло, яйца и даже пирожки, жаренные в масле, сколько захочется.
— Мне бы ничего не хотелось, если бы я ела черную патоку, да еще с кислым молоком, — сказала Дженни. — Мне бы вообще больше не хотелось есть, никогда. Поэтому, наверное, люди и худеют.
Розаменд незаметно вклинилась между Дженни и Люси Каннингэм. Ну и вечер, хуже не придумаешь. Дженни удалось завладеть всеобщим вниманием, и она начала важничать. Розаменд и не заметила, как умоляюще взглянула на Крейга. Поддерживая с мисс Люси светский разговор о курах, она услышала, как Лестер спросил Николоса, не видел ли он того спектакля, на котором все очень смеются, а потом принялся забавно его пересказывать, на самом деле явно стараясь отвлечь Дженни от «взрослой» беседы, и вскоре рассмешил маленькую болтунью.
Через некоторое время и куриная тема иссякла. Мисс Каннингэм взглянула на часы:
— Мне так хотелось повидать Лидию. Она, надеюсь, скоро придет?
— Да, скоро.
— Она ведь тут поблизости. Генри видел, как она направилась в Белый коттедж.
— И я тоже, — вставил Лестер и сразу пожалел, что не промолчал.
— Надо же! — По помрачневшему тону мисс Люси было ясно, что она уже знает об оскорбительном пренебрежении мисс Лидии к мистеру Генри во всех деталях. Она стала расхваливать печенье миссис Болдер и намекать на то, чтобы Розаменд раздобыла этот замечательный рецепт.
— У меня не хватит духу спросить — правда не хватит.
— Робость не дружит с удачей! — засмеялся Николас. — Вы все дрожите перед миссис Болдер, а Розаменд больше всех. Она это чувствует.
Розаменд тоже рассмеялась, но с ноткой грусти:
— Ох, она ведь тут же скажет, что она бедная вдова и потому каждый может притеснять ее, а уж как сядет на своего конька, то ее просто невозможно остановить, пока она не перечислит всех, кого потеряла. И так продолжается не меньше получаса, и под конец тебе уже начинает казаться, что во всех ее бедах виновата только ты.
Николас послал ей воздушный поцелуй:
— Радость моя, ты просто бесхребетное создание, вот она и давит на тебя!
— Не надо обзываться и не стоит сердиться на миссис Болдер, — покачала головой Люси Каннингэм. — А готовит она превосходно.
— Тетя Лу за мир любой ценой. Она на все согласна, лишь бы никто не ссорился. Правда, Лу?
— Николас, сколько раз тебе повторять?
— Что, тебе не нравится это глупое, неуважительное имя? Ладно, дорогая, но бывает по-всякому. Можно начать ссориться и прийти к компромиссу раз в будни и дважды по выходным и праздникам.
Мисс Каннингэм невольно заулыбалась. Дженни задумчиво подхватила:
— Люди называют смешными именами только тех, кого любят. И если им запрещать, они могут и разлюбить, так что пусть лучше зовут как хотят. Я бы очень, очень хотела, чтобы меня называли Дженнифер, только никто не называет.
— Хочешь, я буду до конца своих дней называть тебя Джинивер, — сказал Николас. — Почти то же самое имя, а звучит красивей. Почти Джиневра.
Дженни явно понравилась эта идея:
— Действительно красиво, а почему бы нет?
— Ну, тебе, конечно, придется заплести две длинные косы и надеть монашеское покрывало.
— Ты смеешься надо мной! — вспыхнула девочка.
— Ни за что не посмел бы.
В глазах Дженни засверкали сердитые слезы. Голос задрожал:
— Нет, смеешься! Ты все время надо мной смеешься!
— Дженни, — мягко произнесла Розаменд.
— Николас, дорогой, не дразни ее! — сказала мисс Люси.
Но их голоса заглушил скрип внезапно распахнувшейся двери.
Крейг Лестер первым увидел мисс Лидию — он сидел напротив двери, — очень высокую и мрачную. Она дождалась, когда все умолкнут и недовольно проговорила:
— Вы все слишком шумите. Особенно ты, Дженни.
Вы во что-нибудь играете? Здравствуй, Люси. Здравствуйте, мистер Лестер. Николас, и ты здесь? — ее брови приподнялись. — Милая компания! Надеюсь, я не помешала?
Мужчины встали, Николас по-прежнему приятно улыбался. Но первой заговорила Розаменд:
— Позвольте предложить вам чаю, тетя Лидия.
Мисс Крю оглядела старый поднос из папье-маше, чайник с отбитым носиком, чашки и блюдца из разных сервизов.
— Неприлично поить гостей из такой посуды, Розаменд.
Я-то полагала, что у нас еще можно найти пять одинаковых чашек. И, мне помнится, у нас был серебряный чайник. Он хорош еще и тем, что не бьется, именно поэтому я предложила им пользоваться. Пристойный вид теперь, конечно же, мало кого волнует, но, даже и с утилитарной точки зрения он лучше, ведь из-за отбитого носика много чая проливается в блюдце.
На щеках Дженни вспыхнули красные пятна. Она сказала по-детски дрожащим голосом:
— Розаменд ни в чем не виновата. Чай принесла мисс Холидей.
— Это одна из наших помощниц на кухне, — пояснила мисс Крю Крейну Лестеру. — Как видите, очень бестолковая. Ей, конечно, не следовало браться не за свое дело.
Розаменд учтет, чтобы такое не повторилось. — Она заметила, что мисс Каннингэм весьма неуклюже поднимается со своего места. — Люси, ты еще посидишь с нами?
Мисс Каннингэм покраснела. Она не любила скандалов, а уж язвительности Лидии тем более. Она проговорила:
— Нет, пожалуй, пойду. Я вообще-то не на чай пришла.
Так, заглянула на минутку, хотела тебе кое-что сказать. Если у тебя есть время. Но сперва надо собрать все свои вещи.
Так, что у меня было? Шарф? Нет, их было два — ведь никогда не знаешь, сильный ли ветер, пока не выйдешь.
Лидия Крю презрительно бросила:
— Опять ты кутаешься, Люси. Чем больше на себя надеваешь, тем сильнее чувствуешь холод. Я уже который год твержу тебе об этом.
Мисс Каннингэм тщательно обернула вокруг шеи оба шарфа, надела теплое твидовое пальто и сунула руки в рукава огромного плаща.
— Я люблю тепло, — коротко сказала она. — Благодарю вас, мистер Лестер. Ну вот и все, кажется? Ах да, еще зонт — без зонта я никуда!
Крейг подал ей зонт, а Николас — пухлую сумку.
— Теперь вроде бы все, тетя. Никаких мелочей больше не оставила? Пойдем, я провожу тебя, — сказал Николас.
— Ну, раз ты уже совсем собралась, Люси, — проговорила мисс Крю.
Глава 13
Воскресенье подходило к концу. Загудели церковные колокола. Мисс Силвер и миссис Мерридью отправилась на вечернюю службу. Народу в церкви почти не было.
Жена викария играла па органе поминовение павшим в Первой мировой войне. Викарий мощным баритоном выводил псалмы и духовные песнопения, приходская сестра милосердия вторила ему слабым сопрано. В холодном душном воздухе звучали старинные благородные слова. Уже в эпоху войн Алой и Белой роз эта церковь считалась старой. Здесь находились могилы двух крестоносцев, один из них был изображен со скрещенными на уровне колен ногами — знак, что он совершал свою священную миссию дважды. Здесь же хранились старинные доспехи и стояло несколько памятников. Мисс Силвер подумалось, что мертвых здесь больше, чем живых. Когда они помолились за то, чтобы свет восторжествовал над тьмой и защитил от опасностей ночи, викарий взошел на кафедру и пять минут проповедовал о долге любить своего ближнего, как самого себя. У него был сильный, звучный голос и он говорил, что мир был бы намного прекраснее, если бы все старались быть добрее. После этого все спели «Солнце моей души» и вышли во мрак холодной ветреной ночи.
По воскресеньям после полудня Флорри отпускали отдохнуть, поэтому две подруги сами приготовили себе ужин и помыли потом посуду. Тихие часы, никаких событий, мирная деревня, воскресный отдых, церковный колокольный звон и вечерня, ужин, час-другой у камина, незамысловатая беседа, интересная книга, музыка по радио, потом пожелания спокойной ночи и неспешный отход ко сну.
