Валерия Вербинина - Самый лучший вечер (сборник)
Садовников предположил, что тело еще в судмедэкспертизе.
– Точно? – подозрительно спросил Кошкин. – Его никуда не увозили?
– А куда его увозить-то? – удивился лейтенант и зевнул. – Разве что на кладбище…
– Извини, если разбудил, – сказал капитан на прощание и отключился.
Сигнал светофора сменился на зеленый, и машина тотчас рванула с места.
«Да нет, ерунда какая-то, – бубнил себе под нос Кошкин. – Мало ли что могла придумать хозяйка Мурзика, в конце концов! Я просто проверю для очистки совести… Но как подозрительно, черт подери!»
Перед тем как войти в здание морга, он сделал глубокий вдох. Наконец мысленно приказал себе: «Вперед! Черт возьми, чего я боюсь?»
Внутрь его пропустили без проблем. Но в коридоре наперерез капитану бросился чрезмерно бдительный сторож с грозным окриком:
– Куда? А ну, стой!
Кошкин предъявил удостоверение, но вид заветной книжечки не оказал на сторожа никакого действия. Он стал напирать на капитана, заявив, что сегодня воскресенье, и вообще ему строго-настрого велели никого не пускать.
– Я из милиции! – сердито напоминал Кошкин. – Веду дело об убийстве. Труп находится здесь!
Но сторож, услышав эти слова, еще пуще разошелся.
– Ну и что, что из милиции? Нечего вам тут делать! – свирепо оскалил остатки зубов мужичок.
– Где труп Пономарева? – спросил капитан напрямик.
– Кого? – Сторож поднес ладонь к уху.
– Антона Пономарева, 1974 года рождения, которого застрелили вчера вечером! Где он?
– Нет тут никакого Пономарева! – злобно сверкнул глазами сторож. – Убирайтесь! Шастают тут всякие…
Закончить фразу он не успел, потому что побелевший от бешенства Кошкин схватил его за горло и стиснул так, что сторож и сам посинел наподобие трупа. Вообще-то обычно капитан избегал подобных методов введения следствия, но он ненавидел, когда его принимали за глупца и думали, что могут вот так запросто обвести вокруг пальца.
– Слушай, ты! – прохрипел Кошкин в лицо вредному мужичку. – Или ты сейчас же покажешь мне Пономарева, или я тебя самого уложу в морозильную камеру! Да еще бирочку к ноге привешу! Ну?
Дедок наконец понял, что капитан вовсе не шутит, что он на многое способен, даже, пожалуй, оборвать его жизненный путь прямо тут, возле вонючей прозекторской… Душа сторожа наполнилась жалостью к себе самому.
– Ладно… ладно… – прохныкал он. – Так бы сразу и сказали… Сюда, пожалуйста.
Служитель морга провел Кошкина в отдельную комнату, где на каталке лежало тело, прикрытое простыней.
– Простыню сними! – Капитан дернул ртом, глаза его сделались сосредоточенными и ледяными, зрачки сузились, как у кошки.
Не смея глядеть ему в лицо, сторож подчинился. Олег подался вперед.
– Это Пономарев? – спросил после паузы.
– Да, он самый, – боязливо ответил сторож. – Его на «Скорой» к нам привезли… – Тут мужичок все-таки посмотрел на капитана – и окоченел от ужаса, не смея продолжать.
– Ага, и вскрытие делали, – усмехнулся Кошкин.
На каталке находилось тело совершенно неизвестного ему человека примерно того же возраста, что и Антон Пономарев. Кошкин нагнулся, увидел рану от пули возле сердца, и тут его озарило. «Это он… он шел по лестнице полуразрушенного дома. В него выстрелили, он упал, и немного крови попало на ступеньку. Вот откуда там пятно!»
– Проклятье! – сиплым, полным бешенства шепотом выпалил капитан, не помня себя. – Это же снайпер!
Не обращая внимания на сторожа, который смотрел на странного милиционера круглыми от страха глазами, Кошкин полез в карман и достал рисунок, который ему дала художница-инвалид. На листке было изображено лицо… врача.
Того самого врача, который увозил убитого Пономарева.
– Вы закончили? Мы можем забирать тело?
– Да, конечно. Как только будут результаты вскрытия…
– Само собой, я сразу сообщу, – с улыбкой ответил врач.
И тут Кошкин наконец понял, что же произошло на самом деле.
Все – до самого конца.
23
Антон, отплевываясь красным, выбрался из мешка для трупов. Врач, раскуривая очередную сигарету, дружески улыбнулся ему.
– Ну как все прошло? – весело спросил он.
– Нормально, – буркнул Пономарев.
Охранник – тот самый, что оттаскивал от него Машу, чтобы она не дотронулась до трупа и не поняла, что Антон на самом деле жив, – помог ему снять бронежилет.
– Слушай, – с каким-то детским раздражением обратился Антон к врачу, – что за гадость ты мне дал?
– Отличная имитация, по виду не отличишь от настоящей крови, – ухмыльнулся его сообщник. – А что, ты бы предпочел, чтобы тебя в самом деле того, застрелили?
– Смерть пускай подождет, у меня помимо нее полно дел, – хмуро ответил Антон. – Где этот гад-стрелок?
Второй охранник – тот, что командовал по сотовому, – вытащил труп снайпера из лежащего на полу мешка и переложил его на место Антона.
– Черт, пиджак испортил, – буркнул Пономарев, с отвращением глядя на пятно на светлой ткани.
– Поражаюсь я тебе, Антон. – Врач выпустил клуб дыма. – Должен бы радоваться, что все так гладко получилось.
– Ничего ты не понимаешь, – возразил Пономарев. – Это мой любимый пиджак был.
– Ну вот, опять я виноват, – ухмыльнулся врач. – Я так старался, целился…
– А я что, возражаю? Ты молодец. – Антон обернулся ко второму охраннику. – Ты тоже молодец. Здорово все подгадал. Там у меня важный разговор случился, я не должен был умирать до того, как получу ответ.
– Да понял я, понял, – отозвался тот.
– Как вообще все прошло? Нормально? Никто ничего не заподозрил?
– Лучше не бывает, шеф. Никто ни о чем не догадывается.
– Вот и хорошо. – Антон обеими руками пригладил волосы и беспечно улыбнулся. – Ладно, тащите снайпера в морг, там ему самое место. Сторожу заплатите, чтобы никого к трупу не пускал после вскрытия. Следствие Кошкин ведет? Ну, этот точно моих убийц искать не будет. Считай, повезло. – Пономарев засмеялся, не в силах сдержать распирающую его радость.
– А что теперь и вообще потом? – полюбопытствовал врач, гася сигарету.
– А потом, – загадочно ответил его собеседник, – поглядим.
24
«Что ж, день выдался удачным, как никогда…» – с этой мыслью Гнедич надел сначала обручальное кольцо и затем стал натягивать брюки. Его любовница Агриппина, лежа на кровати, лениво смотрела на него.
– О чем ты думаешь, милый? – спросила она, хотя это было, пожалуй, последнее, что ее интересовало в любовнике.
– О делах, душа моя, о делах, – с расстановкой ответил банкир. Теперь он возился с запонками, застегивая рукава рубашки. – Как ты полагаешь, два венка лучше, чем один?
Агриппина недоуменно приоткрыла рот.
Вообще-то сия дамочка прежде терпеть не могла свое имя и считала родителей, назвавших ее так в честь бабушки-крестьянки, недалекими болванами, олухами и просто неудачниками. Но от Гнедича, который, помимо экономического, сподобился получить еще два высших образования, она как-то узнала, что Агриппиной звали мать римского императора Нерона, известную своим коварством и властолюбием. С тех пор всем интересующимся Агриппина говорила, что ее назвали в честь римской императрицы, и чувствовала себя при этом превосходно. В самом деле, разве какая-нибудь Маша или Анюта могла похвастаться чем-то подобным? А то, что любовником Агриппины был сам Гнедич, только прибавляло ей веса в кругах московского бомонда.
– Ты о чем? – спросила она у банкира, подозрительно глядя на него. – Какие еще венки?
– Я имею в виду, на похороны, – спокойно объяснил тот.
Агриппина позеленела от возмущения. Нет, вот все мужики такие! Она-то расстаралась, ублажила его по полной программе, а о чем думает Гнедич? Нет чтобы подарить ей квартирку про запас или ожерелье бриллиантовое! Похороны, видите ли, его заботят!
– И охота тебе о всяких гадостях сейчас думать! – сердито сказала она, перекатываясь на живот.
Но Гнедич только улыбнулся. Он чувствовал себя великолепно, и даже застарелая язва, которую банкир нажил вместе с состоянием, на время перестала ныть.
– Такой был человек все-таки, – проговорил он, качая головой, и улыбнулся. Мысль, что именно он будет хоронить ненавистного Пономарева, а не наоборот, доставляла ему невиданное наслаждение, и Гнедич, не торопясь, смаковал ее, рассматривая со всех сторон. – С другой стороны, нынче все так дорого… – Банкир притворно вздохнул. – Нет, одного венка с него хватит, – сказал он наконец решительно и надел пиджак.
Как удачно все получилось – и то, что Свиридов оказался поблизости, и то, что подозрения падают именно на него… Может, списать Алексею хотя бы часть долга за невольное сообщничество? Небольшую, конечно. Хотя за что? Он же ничего, ровным счетом ничего не сделал! Да еще и небось рассчитывал втихаря просить у Антона помощи против него, Гнедича. Нет уж, господину Свиридову он, Гнедич, так этого не простит. Завтра же потребует возврата долга, да с процентиками, с процентиками…
