Галина Романова - Ты у него одна
– Нет… – просипела она, осев на пол и не отрываясь глядя на злополучную посылку. – Только не это, пожалуйста!.. Ну не нужно ничего, пожалуйста!..
Кого и о чем она просила? К кому был обращен ее вопль, вырывающийся наружу горестным сипом? К небесам обетованным? К тому, кто вершит там свой правый суд? Или к грешным обитателям Земли? Ответить на эти вопросы Эльмира не смогла бы, поскольку не знала ответа.
Неужели все заново?! Весь ужас, из которого ей еле-еле удалось выбраться с искалеченной невыносимой болью душой, вновь напоминает о себе? Все возвращается?!
– Не хочу! Я не хочу! – Эмма согнулась, едва не касаясь лбом пола, и принялась раскачиваться из стороны в сторону, причитая как ненормальная. – Я не хочу ничего! Мне ничего не нужно! Не хочу… Не хочу… Это сон. Это неправда. Это шутка, шутка, чья-то злая шутка…
Но сколько ни пыталась она укрыться от самой себя в этом полубезумном протесте, сколько бы ни отводила глаз от бриллианта, искрящейся точкой свербящего зрачок, мозг с поразительной трезвостью и хладнокровием констатировал, что в ее жизни наступила новая эра кошмара. Причем кошмара, который мог окончательно разрушить ее жизнь, которую она и так считала разрушенной.
Что все ее надуманные лжепроблемы в сравнении с тем, что должно было вот-вот обрушиться на их с Данилой головы?!
Данила!..
Эмма даже застонала вслух при мысли о нем. Боже, как она могла!.. Как она могла так поступить с ним?! Опуститься до интрижки с каким-то незнакомым плейбоем, собственноручно втиснув своего мужа в объятия чужой женщины… На такое способна только идиотка. К кому ей теперь броситься за помощью?! Кто подставит ей плечо?! То, что этим человеком не будет Данила, она была почти уверена. С какой стати ему ей помогать? После всех ее идиотских откровений. После всего того, что она натворила за прожитые вместе годы. Он должен был либо:
а) безумно любить ее;
б) желать ей помочь, потому что влюблен;
в) желать ее как женщину и потому желать ей помочь, но тут опять примешиваются чувства;
и…
г) он должен был быть сам заинтересован в этой помощи независимо от его чувств к ней.
На первые три пункта Эльмира уповала мало. Столько времени прошло, столько воды утекло с тех пор, как он млел от одного звука ее голоса. Теперь же, познав другие отношения с женщиной, пусть даже уже покойной, он может испытывать к ней, Эльмире, либо неприязнь, либо лютую ненависть. Кажется, он что-то об этом говорил…
Остается вариант «г» – заинтересованность совершенно иного характера.
За пять прожитых вместе лет Эмма ни разу не могла упрекнуть Данилу в корысти. Наоборот, он всячески стремился обрести полную финансовую независимость. Это ей наблюдать довелось. Но чтобы он использовал ее материальную стабильность в меркантильных интересах… нет, такого не было никогда.
Как же тогда… Как же заставить его снова обратить свой взор в ее сторону. Так, так, кажется, что-то он такое…
– Точно! – Эльмира даже вскочила с пола от внезапной радости. – Точно!
Он же сам предлагал ей вместе попытаться установить истинную причину смерти его Аленки и ее Саши. Вот и предлог. Почему бы ей не попытаться связать все это в один клубок, если… если кто-то это уже до нее не сделал.
Глава 6
Сквозь толщу сна что-то надсадно давило на уши. Требовательно и нудно, лишая последних надежд как следует выспаться. Почти двадцать часов без сна – такое может свалить с ног кого угодно. К тому же почти все это время она моталась по городу, безуспешно пытаясь отыскать Данилу и скупая в киосках всю периодику, где имелась хотя бы пара строк о найденном трупе молодого мужчины.
Информация была весьма и весьма скудной. Газеты повторяли сведения, сообщенные телевидением: предположительное время смерти – пара недель назад, личность убитого до сих пор не установлена. В газетах к тому же поостереглись упоминать о найденных при покойном вещах. Короче, просмотрев газеты, она оставила их в скверике на скамейке как ненужную макулатуру. Да и тащиться на прием к всемогущему «дяде Гене» с увесистой пачкой периодики было бы нелепо.
Но на прием к нему она так и не попала. Вход в клуб «Мериталь» ей преградил охранник, свирепо потребовав входной билет. Такового, разумеется, не оказалось. Все ее попытки отыскать несуществующий билет в карманах и в сумочке, вывернутой почти наизнанку, были пресечены требовательным:
– Отойдите, дамочка.
Первым порывом было позвонить и потребовать аудиенции, но потом она передумала. Эффект неожиданности, на который она делала ставку, был бы сведен к минимуму, и следовательно, раскрутить «дядю Гену» хоть на какое-то подобие откровения она бы не смогла. Не скажет он ей, кем при нем в действительности является Данила, ни за что не скажет. А вот ворвись она к нему летящей походкой да стукни по старой памяти кулачком по столу, глядишь, в его растерянных глазах что-нибудь и смогла бы прочесть.
Все эти мысли быстро-быстро промелькнули в ее мозгу, снова возвращая ее к разбудившему ее требовательному звонку.
– Какого черта?! – раздраженно пробормотала Эмма, с трудом стаскивая себя с кровати и машинально бросая взгляд на часы.
Пять часов. То ли вечера, то ли утра. Если вечера, то это понятно: припереться могла и Лизка – пару дней назад она усиленно напрашивалась к ней в гости. А если утра… Кому не спится, интересно?
Все-таки это был вечер, а не утро. Этот вывод был сделан ею автоматически потому, что стоявший на пороге ее квартиры малыш никак не мог появиться там на рассвете.
– Здласте, – смешно шепелявя, пробормотал он и даже вытянул вперед маленькую грязную ладошку. – Здласте, тетя.
Эльмира во все глаза рассматривала малыша, борясь с желанием схватить его на руки, оттащить в ванную и как следует вымыть.
Господи, где ты бываешь, когда зачинают таких вот сироток?! Куда смотрят твои глаза, когда парочка идиотов, совокупляясь в щенячьем восторге, не думает о последствиях?! Зачем даешь начало никому не нужной жизни?
Мальчик, а это, несомненно, был мальчик, совсем малюсенький, года четыре, не больше. Пухленький, что было удивительно, учитывая его нищенское существование. С замызганными крепенькими щечками, темными глазами в окружении пушистых пепельных ресниц и с копной таких же пепельных волос, торчавших на макушке.
– У тебя странная стрижка, – пробормотала Эмма и невольно коснулась мелких, высоко выстриженных кудряшек. – Ты кто?
– Мальчик, – гордо ответил малыш и поддернул линялые трикотажные шортики. – Денег дашь?
Эмма подавила тяжелый вздох и вернулась в прихожую. Уже оттуда, раскрыв кошелек и пересчитывая его содержимое, она крикнула:
– Тебе сколько?
– Сколько не жалко, – совершенно по-взрослому ответил мальчик и шумно двинул носиком. – Давай больше.
Эмма, все же выпустив на волю печальный вздох, вытащила из кошелька две сотенные бумажки и, вернувшись к двери, протянула их ребенку.
– Хватит?
– Не знаю.
Он вдруг широко заулыбался, сделавшись на удивление пригожим. Таким пригожим, что у нее даже в носу защекотало от непрошеных жалостливых слез. Поддавшись непонятному порыву, Эмма схватила мальчика в охапку и крепко прижала его к себе.
– Господи, господи, – шептала она еле слышно. – Помоги ему, господи.
– Тетя, мне больно. – Малыш обеспокоенно заворочался в ее крепких объятиях, высвобождаясь и аккуратно вытаскивая из ее пальцев деньги. – Пока.
Он снова поддернул шортики и, смешно выкидывая маленькие ступни в стоптанных туфельках, засеменил к лестничному пролету. Эльмира словно завороженная смотрела, как он крепко цепляется за металлические прутья перил, как аккуратно ставит ножки на ступеньки, что-то при этом беззвучно лопоча.
Его вихрастая головка почти что скрылась за лестничным пролетом, когда она вдруг, спохватившись, громко крикнула ему вслед:
– Мальчик! Мальчик! Тебя как зовут?
Ей отчего-то сделалось страшно при мысли, что он не ответит ей, просто-напросто не захочет ответить. Но на площадке этажом ниже раздалась какая-то странная возня, затем его сдавленный смешок и, наконец, после минутного повизгивания, он ей прокричал:
– Тетя, меня зовут Веня!
С места она сорвалась минуты через три. Три долгие минуты она простояла в каком-то непонятном оцепенении, повторяя и смакуя его имя, словно пробуя на вкус. И лишь когда хлопнула входная дверь, Эмма сорвалась вниз. Забыв про лифт, забыв про то, что на ней всего лишь хлопковая ночная сорочка, благо что до колен, она, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась вниз.
Конечно же, она опоздала. Во дворе никого не было. Даже неизменной тети Зины, легенды их двора, нигде не было видно. Только дворник лениво размахивал метлой, поднимая облака пыли над асфальтом.
Эмма повертела головой по сторонам, зябко обхватила себя за плечи. Снова перевела взгляд на дворника и, решившись, крикнула:
