Анна и Сергей Литвиновы - Золотой песок времени (сборник)
— Возраст младенца — около одного месяца… Пуповина практически зажила, нагноений нет. Переломов также нет… Сильные опрелости… Температура повышенная… Обморожение конечностей и кожи головы… Возможно, гипотермия… Дегидратация — под вопросом…
— Что такое дегидратация?
Это спросил машинист. Голос его звучал испуганно.
— Обезвоживание, — строго обронила девушка. И добавила: — Необходима срочная госпитализация.
— Да что же это такое?! — вдруг выкрикнула завучиха. — Как она могла, эта женщина? Бросить ребенка?! Кинуть ребенка — на рельсы?! Поразительный по своей жестокости поступок! Даже звери так не поступают! Эта женщина не заслуживает звания человеческого существа!..
— А то е був у нас одна дывчына, — начал хохол эпически, — шо…
Девушка решительно пресекла вдруг разгоревшийся базар:
— Младенца следует доставить в больницу. Немедленно.
— На конечной станции нас будет ждать «Скорая», — неуверенно молвил машинист Паранин. — И милиция.
— Когда конечная?
— В двадцать два тридцать семь.
— Через полтора часа? Нельзя столько ждать. Ребенка надо в больницу — срочно.
Повисла неловкая пауза. Народ переглянулся.
Девушка проговорила:
— Я отвезу ее. Сойду на следующей станции.
— Как сойдешь?! — воскликнул железнодорожник. — Не положено, по инструкции.
— Мы теряем время.
— Дак ведь это ж целое расследование! — воскликнул машинист. — Дело! Уголовное!.. Милиция будет, врачи… Почему тормозили? А мы с Иванычем что скажем?! Ребенок на путях? А где он, ребенок?
— Вы знаете, какое тут может быть дело? — я решил поддержать девушку. Не только потому, что новорожденная выглядела плохо (хотя она и правда неважно выглядела), а потому, что моя девушка явно нуждалась в защите. — Неоказание помощи больному, статья сто двадцать четвертая Уголовного кодекса, лишение свободы до трех лет. По этой статье нашего врача и посадят.
Я кивнул в сторону девушки и обвел присутствующих тяжелым, особым «ментовским» взглядом, особо задержавшись на Паранине. Тот отвел взор и поник головой.
— А еще, — решил добить его я (Уголовный кодекс я знал, как «Отче наш», еще со времен учебы в Высшей школе милиции), — есть статья сто двадцать пятая УК. Оставление в опасности. Карается исправительными работами на срок до года. По ней мы все пойдем, а вы, — опять я уставил тяжелый взгляд в машиниста, — отправитесь на нары первым.
И тут Паранин, конечно, сдался.
Поезд стал понемногу сбавлять ход. Девушка снова запеленала кроху и взяла ее на руки.
— Я выхожу, — твердо молвила она.
Мне очень нравились такие девчонки — в хорошем смысле деловые. Неужто она и вправду суждена мне судьбой?
Поезд стал тормозить. Юная врач несколько беспомощно обвела нас взглядом. Столпившийся вокруг народец поспешно опустил глаза. Никому не хотелось отрываться от своих новогодних планов — даже ради крошечного ребенка, чудом спасенного. Мне показалось, что вопросительный взор задержался на мне дольше, чем на прочих статистах.
Я твердо произнес:
— Я поеду с тобой.
И заметил, как лицо ее просияло. Я надеялся, она обрадовалась не только тому, что в компании с крепким мужчиной будет не так страшно добираться среди ночи до неведомой лечебницы, но и тому, что ее спутником стану именно я.
А мне стало решительно наплевать и на моих друзей, и на неведомую Леру, что ждали на даче в М.
…Мы сошли с поезда на ближайшей станции. Я видел, что все смотрят на нас в окно: и машинист, и мужик в галстуке, и хохол, и экс-завучиха. Они отправлялись навстречу новогодним празднествам. Машинист дал нам короткий прощальный свисток. Электричка хлопнула дверями и отчалила. Мы остались одни на платформе.
И показалось, нас на свете только трое. Мужчина, женщина и ребенок.
Снег повалил вовсю. Пушистые хлопья засыпали воротник пальто девушки, ложились поверх одеяла, в которое была завернута малышка. Моя спутница крепко прижимала младенца к себе. Электричка отшумела, исчезла за снежной пеленой, а потом и звук ее стих.
Девушка стала оглядываться вокруг, обозревая станцию. Мне здешние места также были неведомы.
— Пошли, — сказал я. — Раз есть станция — значит, есть люди. Раз есть люди — значит, есть такси.
Девушка слабо улыбнулась.
— Хотелось бы все-таки поспеть до Нового года.
— Кто тебя ждет? — спросил я — конечно же, не без задней мысли. Сердце мое замерло. Вдруг она скажет: «Друг». Или того хуже: «Муж». Тогда — все пропало.
Или, вернее, не все: просто моя задача усложнялась на несколько порядков. Ведь отступаться я все равно не собирался: будь у нее сердечный друг, и даже муж, и даже дети. Она поразила меня в самую первую минуту знакомства. За прошедшие минут пятнадцать чувство мое к ней, казалось, только росло. Надо же, а я не верил в любовь с первого взгляда!
Эти мысли одновременно с сердечным сжатием пронеслись в голове в то короткое мгновение, пока девушка, наконец, не ответила: «Меня ждут друзья» — и сердце мое всколыхнулось радостью. Друзья — не муж и не бойфренд. Значит, мои шансы растут.
— Нам туда, — указал я на площадь, раскинувшуюся подле последнего вагона электрички.
Мы спешно пошли, почти побежали к очагу цивилизации.
Бетон платформы промерз и был скользким. Чтобы девушка не упала и не уронила свою драгоценную ношу, я придерживал ее под руку.
Площадь оказалась почти пуста. Какие-то синие тени маячили у наглухо заколоченных стальными щитами ларьков. По пустым прилавкам мини-рынка гуляла поземка. У края площади дежурило две машины. Одна из тачек постукивала движком. В салоне виднелись два мужских силуэта.
Не сговариваясь, мы бросились к ним.
Добежав первым, я постучал в окно водителя. Стекло лениво опустилось. На меня глянула сытая рожа.
— Где здесь больница? — запыхаясь, спросил я. — Нам в больницу, срочно!
— Пятьсот, — равнодушно молвила харя.
— А что случилось? — поинтересовался с пассажирского сиденья второй мужчина, казавшийся более человекоподобным, чем первый.
— С ребенком плохо.
— Я поеду, — вдруг вызвался он и стал вылезать из салона.
Первый бомбила с выражением усмешливого высокомерия проводил товарища взглядом: «Дураков, мол, работа любит».
Второй шофер открыл перед нами дверцы стоявшей рядом раздолбанной «Нексии». Мы погрузились — я впереди, рядом с таксистом, а девушка с младенцем сзади. Водитель завел мотор и произнес:
— Я с вас две сотни возьму. Двойной новогодний тариф. Стаканыч совсем оборзел. Больница-то рядом.
Мы отвалили от станции — и уперлись в закрытый шлагбаум. Ни машин, ни людей. Только снег заносит асфальт, семафор, рельсы.
Я вдруг забеспокоился: я давно не слышал голоса малышки. Я повернулся назад и вопросительно глянул на девушку. Она поняла меня без слов и прошептала одними губами: «Все нормально, спит».
— Что с сыночком-то? — спросил вдруг участливый таксист.
— Это не сын, — твердо сказал я. — Дочка.
По-моему, девушке понравилось, что я не стал рассусоливать, а немедленно для простоты усыновил малышку.
Мимо станции пронесся скорый. Никто не смотрел в окна. Казалось, вагоны торопятся встретить Новый год в родном депо. Вихри снежинок клубами разлетались вокруг экспресса.
— Как звать-то девочку? — осведомился водитель.
— Настя, — вдруг уверенно проговорила девушка.
— А что с ней? — повторил он.
Вопрос повис в воздухе.
Девушка знала ответ: обезвоживание, обморожение — но предпочла молчать во избежание новых вопросов: где поморозили, почему обезводили? Я тоже счел за благо не высовываться.
Шлагбаум открылся, «Нексия» рванула вперед.
Через три минуты, пролетев по дачному поселку, мы остановились перед оградой небольшой больнички. Где-то неподалеку раздались хлопки петард. Подвыпивший народ до срока начал встречать праздник.
Тут у меня зазвонил мобильник. Я вытащил трубку. На определителе высветился номер хозяина дачи, куда я следовал. Не дожидаясь расспросов, я проговорил:
— У меня срочное дело. Задержусь. Начинайте без меня. — И, не слушая возражений, нажал «отбой».
Двухэтажная больничка выглядела необитаемой. Свет горел лишь в двух окнах на втором этаже и в одном на первом.
Я расплатился с водилой, а он вдруг предложил:
— Я подожду вас.
— Будет очень здорово, — рассеянно бросила девушка.
Мы поспешили к ступеням больницы.
— Как тебя зовут-то? — спросил я на ходу. — А то получается, что папаня с маманей даже и не знакомы.
— Екатерина, — представилась девушка.
— Максим.
Дверь оказалась заперта. Изнутри не доносилось ни звука. Я нажал звонок. Никакого отклика.
«Зря мы сюда приехали, — подумал я. — Шарашкина контора какая-то». Однако о том, что сам вызвался сопровождать Катю, я не сожалел ни секунды. Как и о том, что я могу пропустить Новый год.
