Татьяна Полякова - Предчувствия ее не обманули
Женька насупилась, но ничего не ответила. Подозреваю, что глупых мыслей в ее голове прибавилось.
Между тем мы успели дойти до конца улицы, отсчитали от поворота третий дом и направились к нему. Он был деревянный, наличники на окнах отсутствовали, из щелей торчала пакля, а вместо крыльца был сделан настил. Дом оказался недостроенным, хотя успел потемнеть от времени, а кирпичи фундамента в некоторых местах искрошились. Дом, что стоял ближе к нам, был оштукатурен и расписан подсолнухами, бабочками и колибри. Маленькие птички с характерным хвостиком и клювом точно были колибри, хотя подсолнухи скорее напоминали о безбрежных полях юга России. Аккуратный заборчик был покрашен, а у соседского доски смотрели в разные стороны и тоже успели почернеть.
Тут из него появился мужчина в шортах в полоску и пестрой рубахе, подолом которой он вытирал лицо, красное, с крупным носом, бородой и глазами, которые сурово взирали на мир из-под кустистых бровей. Я поздоровалась. Мужчина, было ему на вид лет шестьдесят, заинтересованно приблизился, и я спросила:
– Не подскажете, где живет художник Лаврушин?
– Художник, – презрительно фыркнул дядя и тут же спросил: – Вы из города приехали? Из Колыпина?
– Нет. Мы из областного центра.
– И зачем вам эта бездарь? – задал он вопрос, проведя рукой по бороде, которая была жутковата и напоминала козлиную.
– Я – журналистка, – затараторила Женька, дядька слегка дернулся и гневно спросил:
– Что вы к нему привязались? Да он сроду ничего путного не написал. Полный ноль ваш Лаврушин. Вы вообще что-нибудь соображаете в живописи? Ничего вы не соображаете. А пишете.
– Витя, что ты опять кричишь? – раздался откуда-то со двора звонкий женский голос.
– Вы будете отвечать за то, что сделали, – понизив голос до шепота, но придав ему поистине трагическое звучание, заявил дядька. – Есть высший судья…
– Вы сумасшедший, да? – ласково спросила Женька. – Мы же только спросили, где Лаврушин живет. Вас на том свете за язык повесят. За словоблудие. Мне батюшка сказал, а ему доподлинно известно. Будете висеть на ржавом гвозде.
Я представила несчастного дядьку висящим на гвозде… Наверное, он тоже представил, губы плотно сомкнул, посмотрел на Женьку маетно, повернулся и пошел в дом, так и не ответив на ее вопрос.
– Деревня психов, ей-богу, – буркнула Женька. – Пойдем в «подсолнухи» ткнемся.
Калитка была заперта на щеколду, звонок отсутствовал. Мы немного потосковали в надежде, что нас увидят, затем я решительно просунула руку между досок, отперла калитку, и мы с Женькой ступили на дорожку, выложенную битым кирпичом. Поднялись на крыльцо с намерением постучать в дверь, и тут услышали:
– Олег, это ты вернулся?
– Извините, – подала голос Женька. Сообразив, где находится женщина, мы направились в сад за домом. Под яблоней стояли качели, больше напоминающие диван, на них прилегла женщина в белом платье и шляпе с розой, в руках она держала томик Набокова, заложив нужную страницу пальцем, но, судя по ее сонному лицу и легкой зевоте, Набоков в то утро так и остался невостребованным.
– Вы кто? – спросила женщина с удивлением.
– Мы к Олегу Евгеньевичу. Он дома? – задала я вопрос, хотя ясно было, что хозяин отсутствует.
– Олег Евгеньевич должен вернуться к обеду. А вы к нему по какому вопросу?
– Он собирался купить дом, точнее, его друг хотел купить, так нам сказали. Вот мы и пришли узнать…
– Кто сказал? – Женщина поднялась, с подозрением на нас уставившись. Только я хотела ответить: «Секретарь вашего мужа», как тут же поняла, никакого секретаря просто быть не может, то есть ни одна особь женского пола здесь и трех дней не продержится.
– Если не возражаете, мы зайдем позже, – отрезала я.
– Нет, возражаю. Будьте добры, объясните, – взвилась тетка, но тут с сольной партией вступила Женька.
– Дело чрезвычайно важное, и обсуждать мы его будем только с вашим мужем.
Женщина замерла с открытым ртом, так и не сумев произнести слова, а мы с Женькой поспешили оказаться по другую сторону калитки.
– Черт-те что, – выдохнула подруга. – Совершенно ясно, что девица пудрила нам мозги. Я имею в виду эту секретаршу, Софью Ивановну, или как там ее.
– Мы и раньше в этом почти не сомневались, – пожала я плечами.
– В город поедем? – шагая рядом, предложила Женька. – Найти девицу будет не просто, но вполне возможно, учитывая, что мы знаем, где живет ее дружок.
– Я бы сначала все-таки поговорила с художником. Не зря она назвала его фамилию. Что-то это должно значить.
– Хорошо, давай его дождемся. Здесь ждать будем? – спросила подруга.
– Нет, дома.
При этих словах Женька заметно погрустнела, но возражать не стала. В этот момент откуда-то сбоку выскочила лохматая собачонка, бросилась нам под ноги, отчаянно тявкая. Мне показалось, что намерения у нее серьезные, и только незначительные размеры собаки позволили мне сохранить присутствие духа.
– На место, Шарик, – послышался грозный окрик из палисадника. – Кому я сказала, на место.
Собака с большой неохотой припустилась к воротам и внедрилась в узкий лаз под ними. Девушка, что окрикнула ее, возилась в палисаднике с цветами. Убедившись, что шавка выполнила команду, она улыбнулась, явно бы собираясь нам что-то сказать, но вдруг выражение ее лица изменилось, она нахмурилась и отвернулась, наклоняясь к земле, словно не желая встречаться с нами взглядом. Лицо девушки показалось мне смутно знакомым, но так как никаких знакомых у меня здесь не было, я отбросила эту мысль. Должно быть, она просто кого-то мне напомнила.
– Как-то странно девушка отреагировала, увидев нас. Ты не находишь? – спросила я Женьку.
– Чего странного? Нормально отреагировала. Это пожилые в деревне со всеми здороваются, со своими, чужими, а молодежь… отогнала собаку и занялась своим делом.
Я пожала плечами. Может, мне действительно просто показалось? Когда сталкиваешься с какой-то загадкой, все начинаешь видеть в совершенно ином свете. А чрезмерная подозрительность разгадыванию загадок отнюдь не способствует, уводя расследование в другое русло. В общем, я поспешила забыть о девице.
Ольги Степановны дома опять не оказалось. Поскучав у ее калитки, мы пошли к себе. Не успели войти в дом, как Женьку тут же потянуло к заколоченной двери. Она в который раз пристально оглядела дверь, приложилась к ней ухом, прислушиваясь, и даже обнюхала. Должно быть, на предмет серного запаха.
– Не надоело тебе дурака валять? – не выдержала я и, чтобы отвлечь ее от глупых мыслей, предложила заняться делом: поработать в саду.
Женька восприняла идею без энтузиазма, но пошла за мной. На дворе нашлись грабли и даже перчатки. Я стала сгребать прошлогоднюю листву, а Женька дергать крапиву. Я слышала, как она время от времени чертыхается где-то возле веранды. Часа через два я решила передохнуть, вошла в дом, поставила на плиту чайник, после чего отправилась к подруге. И тут услышала ее голос.
– Мы вчера приехали, – говорила она кому-то. Выходит, у нас гости. Наверное, Ольга Степановна пришла. Впрочем, вряд ли. Она-то в курсе, когда мы приехали. Я слегка удивилась тому, что кто-то смог пройти мимо меня, оставшись незамеченным, ведь я все это время находилась в парке. И тут увидела Женьку. Она стояла неподалеку от забора, как раз рядом с дырой. Физиономия подружки разрумянилась, глаза блестели. Косынку она сняла, и ее волосы переливались на солнце всеми цветами радуги. Женька много лет с ними экспериментирует, перекрашивая их чуть ли не каждый месяц. Благодаря ее усилиям определить их сегодняшний цвет возможным не представляется. Любая другая женщина с таким цветом волос выглядела бы нелепо. Любая другая, но только не Женька. Ей шло буквально все. Самой себе она очень нравилась, и мужчинам, кстати, тоже. Должно быть, они находили такую прическу оригинальной. Стало ясно: насчет Ольги Степановны я дала маху. Подруга приняла боевую стойку, а это значит, что по ту сторону забора находится представитель сильного пола. Причем из разряда тех, кого Женька именует «интересными». Изнывая от любопытства, я поспешно приблизилась. Женька, заметив меня, сказала игриво:
– А это моя подруга, Анфиса. Знакомьтесь.
Мужчина шагнул в пролом в заборе, и Женькин горящий взгляд стал вполне объясним. Незнакомец оказался блондином. У Женьки к ним страсть. Если парень блондин, то уже претендует на звание красавца, а этот был по-настоящему хорош. На вид ему было лет тридцать, рослый, подтянутый, голубые джинсы по-молодежному вытерты до дыр, рубашка с коротким рукавом. Руки загорелые, сильные. Прибавьте к этому голубые глаза, полные губы и, как последний удар по бедному девичьему сердцу, ямку на подбородке. Иногда я ловлю себя на мысли, что поторопилась выйти замуж. Хорошо Женьке, у нее все впереди. Тут я вспомнила о Ромке и устыдилась своих недостойных мыслей. Возможно, мой муж не такой красавец, но я его люблю. И он меня.
