Полина Дашкова - Херувим (Том 2)
Владимира Марленовича никогда не пытали, но однажды в юности очень сильно били.
В знаменитой школе 101, филиале Высшей школы КГБ, учебная группа отрабатывала приемы наружного наблюдения. Разбивались на две подгруппы. Одни следили, стараясь оставаться незаметными, другие пытались оторваться. В тот злосчастный день Володя Герасимов уходил от «хвостов». Ему надо было оторваться, незаметно подобраться к своему тайнику и достать оттуда контейнер с секретом. Он плутал по Москве весь день, менял маршруты, выпрыгивал из закрывающихся дверей троллейбусов и вагонов метро, нырял в проходные дворы. Оторваться удалось только к полуночи.
Был январь, в Москве стояли лютые морозы. Тайник он устроил заранее и место выбрал отличное. На Нижней Масловке, неподалеку от стадиона «Динамо», вилась цепь проходных дворов, жилые дома перемежались с нежилыми, деревянными, назначенными на снос. Некоторые подъезды оставались открытыми и внутри было настоящее шпионское раздолье. Разломанные лестницы, разрушенные стены квартир, клочья обоев, обломки мебели, рваные вонючие матрацы, дыры, отверстия, щели. Тайников такое множество, что только выбирай, прячь и не забудь, куда спрятал. Даже если залезет кто-то другой — алкаши, бродяги, дети, собаки, кошки, то почти невероятно, чтобы наткнулись на твой тайник. А если вдруг тебя выследит своя наружка, то ты успеешь расстегнуть штаны. Спокойно, ребята. Я зашел отлить.
Володя дважды прошмыгнул мимо заветного трехэтажного дома, проверил, убедился, что вокруг ни души и нырнул в подъезд. Несмотря на мороз, воняло там нестерпимо. Он чиркнул спичкой, осветил на несколько секунд косую деревянную лестницу, покрытую желтой вонючей наледью. Он заранее, при дневном свете, изучил здесь каждый квадратный сантиметр пространства, чтобы потом, когда придет за контейнером ночью, не ошибиться.
Тайник он устроил в квартире на втором этаже. Там от стены отстал большой плотный лоскут обоев, и за ним была удобная ниша, прикрытая куском штукатурки. Не спеша миновал два лестничных пролета, зашел в нужную комнату, еще раз чиркнул спичкой, осветил тайник, достал контейнер. Это была коробка от папирос «Герцеговина-флор». Внутри для полной достоверности лежал рулончик микропленки. Володя сунул коробку в карман и вдруг отчетливо услышал шаги и голоса.
Кто-то поднимался по лестнице. Володя решил, что это его родные «хвосты», и попытался спрятаться, рванул на кухню, там имелся чулан и оставалась надежда, что не найдут. Но по дороге он налетел на остов железной кровати. Внизу услышали грохот, поспешили наверх. Володя успел войти в бывшую коммунальную кухню. В оконную дыру светила полная луна. Это были вовсе не свои, не четверо, наружников, а какие-то незнакомые люди. Из их пастей валил крутой перегарный пар. Они увидели его сразу, налетели без всяких слов и объяснений, повалили на пол и принялись избивать, весело матерясь.
Их было шестеро, он один. У них имелись кастеты. У него только несколько медных пятаков и картонная коробка с микропленкой. Он успел крикнуть довольно громко, но не надеялся, что кто-нибудь услышит. Его били кастетами, ногами, по животу, по лицу, по спине. В какой-то момент он понял, что они забьют его до смерти.
Между тем ребята из наружки успели заметить, как он прошмыгнул в проходной двор и там исчез, однако не поняли, в какой именно дом вошел. Они стали ждать его во дворе, наблюдая за несколькими подъездами. Они видели, как в ободранную дверь вошла компания из шести человек, но их это не касалось. Им нужен был «объект», то есть Володя. Им нужны были хорошие оценки.
Ожидание затянулось. Наружка замерзла и разозлилась. А Володю продолжали бить. Чувствуя, что теряет сознание, он крикнул еще раз, отчаянно, из последних сил.
Сначала этот крик показался ребятам из наружки чем-то вроде галлюцинации, воя ветра или взвизга сумасшедшего ночного кота. Потом кто-то из них сообразил, что крик раздался из того самого дома, куда вошла компания. И на всякий случай они решили этот дом потихоньку проверить. Просто так, потому что надоело мерзнуть и не хотелось сдаваться. Уже в подъезде услышали характерные звуки и поняли, что наверху кого-то дубасят. Бесшумно поднявшись на второй этаж и заглянув в бывшую коммунальную кухню, не сразу догадались, что бьют их однокашника, что на загаженном полу корчится их вожделенный «объект» Володя Герасимов. Во-первых, было темно, во-вторых, такого поворота событий они совершенно не ожидали. Но не растерялись.
Минут через двадцать шестеро валялись на полу, мордами вниз, пристегнутые друг к другу тремя парами наручников. Это оказались подростки из ремесленного училища, которое находилось на соседней улице. Они были пьяны и плохо соображали, что происходит. В дом они зашли потому, что приходили туда постоянно. Пили, закусывали, общались, иногда притаскивали девиц. Этой ночью зашли за бутылкой «Столичной» водки, в которой, по их расчетам, еще что-то осталось после позавчерашней гульбы. Бить Володю стали потому, что решили, будто человек пришел за их бутылкой, а в общем просто так, потому что было холодно и скверно на душе.
Еще через двадцать минут приехали «скорая» и черный «воронок» с решеткой на окошке. Оказавшись в фургоне «скорой», Володя пришел в себя, понял, что теперь уж его не убьют, и страх смерти сменился оглушительной болью. Болело все, каждая косточка, каждая мышца, и оказалось, что наука терпения, преподанная бывшим следователем Чижиком, не стоит ни гроша. Володя даже не вспомнил, как его учили радоваться боли. Он ее ненавидел и больше всего на свете хотел, чтобы она прошла. Однако он терпел и не орал, не стонал — просто потому, что было стыдно. Потом, в больнице, к нему заглянул врач, который оказывал первую помощь в фургоне, и сказал, что он молодец, вел себя как настоящий мужик, и если сумел вытерпеть ту боль, то теперь ему никакая не страшна.
Через сорок с лишним лет, лежа в гостевой спальне на своей греческой вилле, генерал Владимир Марленович Герасимов попытался сравнить ту боль, которую никогда не забывал и эту, нынешнюю. Та боль была прекрасна, она вела его из смерти в жизнь, а эта совсем наоборот.
Тогда важно было терпеть, а теперь все равно.
Наталья Марковна разбудила Николая, он аккуратно взломал дверь. Генерал попросила лекарство, сумел объяснить, где спрятана баночка, сжевал четыре капсулы, глотнул воды. У него хватило сил уговорить жену не вызывать «скорую», подождать до утра. После капсул он принял еще две таблетки сильного снотворного и уснул.
Наталья Марковна спустилась вниз, в библиотеку, взяла с полки том медицинской энциклопедии, долго его листала трясущимися руками и наконец отыскала латинское название лекарства, которое принял Володя и о котором она ничего не знала. Прочитав, что это сильнодействующий обезболивающий препарат, применяющийся при онкологических заболеваниях, она не заплакала. Она просто просидела до утра в библиотеке в кресле-качалке с тяжелым томом на коленях. Глаза ее были сухи и широко открыты. К рассвету она провалилась в короткий обморочный сон, а проснувшись, позвонила знакомому греку, который отлично говорил по-русски, и попросила привезти к ним в дом самого лучшего онколога, какой есть на этом маленьком острове, как можно скорее и за любые деньги.
Глава двадцать восьмая
Стальные ворота с тихим скрежетом закрылись. Проселочная дорога шла сквозь рощу. Розовое рассветное солнце мелькало за березовыми стволами. Тело казалось легким, вялым и немного чужим после бессонной ночи. Серебристая «капля» свернула на шоссе, ведущее к Москве. Сергей прибавил скорость. Прежде чем окончательно превратиться в Станислава Герасимова, ему надо было несколько часов побродить по Москве, в последний раз побыть самим собой.
Ему казалось, что он не видел родного города лет десять. На самом деле прошло всего лишь семь месяцев. Он вылетел в Грозный в ноябре. С ноября по февраль он знал совершенно точно, что вернуться в Москву ему не суждено. Сейчас было начало мая. Он вернулся. Впрочем, нет, не он. Другой человек. Странное существо с опытом командира спецназа ГРУ и биографией новорожденного младенца. Рассерженный одиночка, у которого в памяти столько ужаса, что уже ничего не страшно. Еще потому не страшно, что одиночка. Если погибнет, плакать некому.
Около одиннадцати утра Сергей пересек кольцевую дорогу, заехал на бензоколонку, заправился, выпил жидкого кофе и съел бутерброд с сыром. Сидя за столиком в крошечном открытом кофе, вспомнил, что следует включить мобильник. Однако не стал этого делать. На Стаса Герасимова обрушатся звонки и придется сразу входить в роль. У Стаса десятки знакомых. У Сергея никого, кроме полковника Райского, в этом городе нет. Юлия Николаевна не в счет. О ней лучше забыть. Сейчас это сложно, но пройдет время и теплый пульсирующий комок за ребрами постепенно рассосется. Когда он явится к ней убирать рубцы, уже ничего внутри не дрогнет. Они вежливо попрощаются навсегда.
