Лиана Мориарти - Тайна моего мужа
Отец Джо подвел речь к завершению. Разрозненная группка людей в церкви поднялась на ноги для заключительного гимна – тихий шелест сдержанных вздохов, приглушенный кашель и пощелкивание немолодых коленей. Сесилия перехватила взгляд Мелиссы Макналти, стоящей через проход от нее. Та вскинула брови, подразумевая: разве мы не добрые люди, коли пришли на похороны сестры Урсулы, хотя она была такой противной, а у нас есть множество других дел?
Сесилия в ответ удрученно пожала плечами: но разве не так оно всегда и бывает?
У нее в машине лежал заказ из «Таппервера», который нужно было передать Мелиссе после похорон, а заодно уточнить, присмотрит ли та днем за Полли на балете, поскольку самой Сесилии еще предстоял поход с Эстер к логопеду и стрижка Изабели. И, раз уж об этом зашла речь, Мелиссе определенно стоило бы подкрасить волосы. Ее темные корни смотрелись ужасно. Сесилии следовало бы быть милосерднее и не обращать на это внимания, но она невольно вспомнила, как в прошлом месяце в столовой выслушивала жалобы Мелиссы на то, что ее муж хочет заниматься сексом через день, словно по графику.
Подпевая «Великому Богу», Сесилия задумалась о шутливом замечании Бриджет за ужином и поняла, почему оно так задело ее.
Все дело в сексе. Без секса она оказывалась всего лишь занудной старомодной мамашей средних лет. А она, между прочим, вовсе не старомодна. Только вчера водитель грузовика со вкусом присвистнул ей вслед, когда она перебегала улицу на красный свет, чтобы купить кориандр.
Свист определенно предназначался ей. Она даже огляделась, дабы убедиться, что в поле зрения нет более молодых и привлекательных женщин. На прошлой неделе ее обескуражил подобный свист, пока она прогуливалась по торговому центру с дочерями: обернувшись, она увидела, что Изабель решительно смотрит прямо перед собой, розовая от смущения. Изабель внезапно вытянулась, догнав мать ростом, и начала местами округляться: сделалась тоньше в талии, раздалась в груди и бедрах. В последнее время она убирала волосы в высокий хвост с тяжелой прямой челкой, слишком низко спадающей на глаза. Она росла, и замечала это не только ее мать.
«Начинается», – грустно подумала Сесилия.
Она жалела, что не может вручить Изабели щит вроде тех, которыми пользуется полиция при борьбе с беспорядками, чтобы уберечь ее от мужского внимания: от чувства, будто тебе начисляют очки всякий раз, когда ты проходишь по улице, от оскорбительных выкриков из машин, от небрежных оценивающих взглядов. Она хотела бы сесть и поговорить с дочерью об этом, но не знала, что сказать. Она и сама-то толком с этим не разобралась. Это неважно. Это важно. Они не имеют права внушать тебе такие мысли. Или: просто не обращай внимания, однажды тебе стукнет сорок, и ты медленно осознаешь, что больше не ловишь на себе взглядов, и свобода принесет облегчение, но отчасти тебе станет их не хватать, и когда ты будешь перебегать дорогу, а водитель грузовика свистнет тебе вслед, ты подумаешь: «Правда? Это вы мне?»
Опять же, прозвучал свист вполне искренне и дружелюбно.
Нет, пожалуй, унизительно так много думать об этом случае.
Что ж, как бы там ни было, она не боялась, что Джон Пол завел роман на стороне. Ни в коем случае. Этого просто не может быть. Ему бы времени не хватило на роман! Куда бы он его уместил?
Впрочем, он изредка путешествовал. Это время можно было потратить на интрижку.
Гроб сестры Урсулы выносили из церкви четверо широкоплечих юношей с взъерошенными волосами, в костюмах и при галстуках, с нарочито бесстрастными лицами. Предположительно они приходились ей племянниками. Подумать только: сестра Урсула имела общую ДНК со столь привлекательными молодыми людьми. Должно быть, они тоже все время похорон думали о сексе. Такие здоровые ребята с бурлящим юношеским либидо. Тот, что повыше, с темными сверкающими глазами, выглядел особенно симпатичным…
Боже правый. Теперь она воображает, что занимается сексом с одним из мальчишек, несущих гроб сестры Урсулы. Совсем ребенком, судя по виду. Должно быть, еще и школу не закончил. Ее мысли не только безнравственны и неуместны, но еще и противозаконны. Хотя противозаконно ли думать? Вожделеть юношу, несущего гроб учительницы третьих классов?
В Страстную пятницу Джон Пол вернется из Чикаго, и они будут заниматься любовью еженощно. Откроют свою сексуальную жизнь заново. Им всегда было так хорошо вместе. Она как-то привыкла считать, что их паре повезло с сексом больше, чем всем остальным. На школьных мероприятиях эта мысль изрядно ее подбадривала.
Джон Пол нигде не мог бы найти лучшего секса. Сесилия прочла много книг и поддерживала навыки на уровне современных требований, как будто это было ее профессиональной обязанностью. Ему не было нужды заводить роман на стороне. Не говоря уже о том, что он был одним из самых нравственных, правильных людей из всех, кого она знала. Он и за миллион долларов не пересек бы двойную сплошную линию. Измена для него была бы делом невозможным. Он никогда бы на такое не решился.
То письмо не имело никакого отношения к походам налево. Она вовсе даже и не думала о письме! Вот насколько это ее не беспокоило. Когда ей прошлым вечером мимолетно показалось, будто он лжет по телефону, это было исключительно плодом воображения. Неловкость при обсуждении письма была вызвана естественной нескладностью, присущей всем телефонным звонкам на дальнее расстояние. В таких разговорах всегда есть нечто неестественное. Вы находитесь на противоположных концах света, у вас разное время суток, так что вы не можете вполне соразмерить голоса: один из вас слишком бодр, а другой, наоборот, расслаблен.
Письмо не может содержать никаких шокирующих откровений. Там не говорится, к примеру, о другой тайной семье, которую он содержит. Для двоеженства Джону Полу не хватило бы организационных способностей. Он бы давным-давно допустил ошибку: приехал бы не в тот дом, назвал бы одну жену именем второй. Он бы постоянно забывал вещи в другом месте!
Если только, конечно, его рассеянность не была частью прикрытия.
Возможно, он гей. Вот почему он потерял интерес к сексу. И все это время только притворялся гетеросексуальным. Что ж, тогда он, определенно, неплохо постарался. Ей вспомнились первые годы их совместной жизни, когда им случалось заниматься сексом по три-четыре раза на дню. Никакое чувство долга не могло бы подвигнуть его на такие жертвы, если бы он всего лишь изображал заинтересованность.
Однако ему действительно нравились мюзиклы. Он был в восторге от «Кошек»! И ему лучше удавалось причесывать девочек, чем самой Сесилии. Всякий раз, когда Полли предстояло балетное выступление, она настаивала, чтобы именно Джон Пол убирал ей волосы в пучок. Он мог обсуждать с Полли арабески и пируэты так же, как футбол с Изабелью или «Титаник» с Эстер.
И свою маму он обожал. Разве мужчины-геи не особенно близки с матерями? Или это просто миф?
У него была персиковая рубашка поло, и он сам ее гладил.
Да, возможно, он гей.
Гимн закончился. Гроб сестры Урсулы покинул церковь, и люди с чувством исполненного долга принялись подбирать сумки и куртки, готовясь разойтись по своим делам.
Сесилия отложила книгу псалмов. Ради всего святого. Ее муж не гей. Ей вспомнилось, как в прошлые выходные на футбольном матче Изабели Джон Пол расхаживал взад-вперед вдоль кромки поля и выкрикивал что-то ободряющее. Помимо суточной серебристой щетины, на его щеках красовалась пара фиолетовых наклеек с балеринами. Их прилепила туда Полли забавы ради. Воспоминание принесло волну нежности. В Джоне Поле не было ничего женственного. Он просто нравился себе такой, какой он есть, и не пытался никому ничего доказывать.
Письмо не имеет ни малейшего отношения к затишью их сексуальной жизни. Оно вообще ни к чему не имеет отношения. Конверт благополучно заперт в шкафу для документов, в красно-коричневой папке вместе с копиями их завещаний.
Она пообещала его не вскрывать. Так что она не может и не станет это делать.
Глава 7
Ты не знаешь, кто умер? – поинтересовалась Тесс.
– Что ты сказала? – переспросила ее мать.
Глаза у нее были закрыты, а лицо обращено к солнцу.
Они находились на игровой площадке при начальной школе Святой Анджелы. Мама Тесс устроилась в инвалидной коляске, которую они взяли напрокат в местной аптеке, а ее больная нога покоилась на подставке. Тесс предполагала, что мама возненавидит коляску, но ту, похоже, все устраивало: она сидела с безукоризненно выпрямленной спиной, словно на званом обеде.
Они ненадолго задержались на утреннем солнышке, пока Лиам исследовал школьный двор. У них еще оставалось несколько минут до назначенной встречи с секретарем насчет зачисления Лиама.
Люси договорилась обо всем еще с утра и с гордостью сообщила дочери, что мальчика примут без вопросов. Собственно говоря, они могут все устроить хоть сегодня, если захотят!
