Анна Малышева - Голоса ночи (сборник)
– Да что вы? Чтобы я? Вы хотите сказать, что я догнал его, выслеживал там, зарезал?!
– Вам нужны были деньги.
– Это так же глупо, – вскочил Борис, – как написать перед смертью такую фразу: «Кто-то должен умереть». Немыслимо! Я нормальный человек!
– Стоп. Расскажите о Марии Карпенко, вашей нынешней жене. Зачем вы женились? И ведь буквально сразу после смерти любовницы.
– Почему сразу? Прошло полтора месяца, а то и два.
– Вас заинтересовала ее квартира? Дела-то шли не очень?
– Ага, – прищурился Борис. – Вот вы и противоречите себе. Зачем мне ее квартира, зачем еще кредит, если я, по вашим словам, убил и ограбил несчастного Рудникова? У меня должна быть куча денег!
Следователь кивнул, углубляясь в бумаги:
– Точно. Но лишние-то не помешают? А потом, у вас ведь уже не было верной подружки, которая станет вас спасать из передряг. Решили сыграть по ее сценарию, так?
Офис
– Почему?
– Так, – Настя без раздражения вдохнула запах сигары. Ведь это было в последний раз. – У меня другие планы.
– Учиться пойдешь?
– Не знаю. Ничего пока не знаю.
– Сколько тебе лет?
Девушка улыбнулась:
– Двадцать три. Достаточно, чтобы задуматься о своей жизни.
– О будущем?
– Нет. О той жизни, которую веду сейчас.
Валерьян Тимофеевич обернулся. Его грузная фигура темным пятном вырисовывалась на фоне открытых жалюзи. Погода все еще держалась хорошая, но было ясно – скоро наступит осень.
– Этот идиот никогда не внушал мне доверия, – сказал он. – И взяли-то его глупо. Глупее некуда! В гостинице зарегистрировался.
– Да. Так, значит, я увольняюсь.
– Жалко, – он присосался к сигаре. – Ты была лучшей секретаршей из всех, кого я знал.
– Почему вы ее спасли?
– Твою подружку?
– Да. Почему вы велели мне развести ее?
– Жалко стало. Сработало, понимаешь, такое реле. Замкнуло. Казалось бы, зачем мне проблемы? Пусть поубивают друг друга, если так хотят. Иной раз уже и не веришь, что можешь кого-то жалеть.
– А мне думается, не жалость, – твердо сказала Настя. – Вы просто что-то почуяли.
– Именно?
– Борис подбирал последние крохи, чтобы исчезнуть. И тогда бы он вам не заплатил. Вы это предчувствовали.
Тот бросил на нее ленивый, невыразительный взгляд. С трудом верилось, будто этот мужчина с лицом, будто выпеченным из непросеянной муки, может что-то чувствовать, а тем более – предчувствовать.
– Спас ее не я, – нехотя ответил он. – Спасла ты. Бросилась к следователю. Вами заинтересовались. Борис перепугался. Только потому она и осталась цела. Легко отделалась, знаешь ли.
– Но осталась на улице… – с укоризной сказала Настя.
– Меня это не волнует. Кредит взят – и она должна его отдать. А потом, жить у родителей – это не на улице. Могло быть хуже.
И он внезапно скрестил палец с дотлевающей сигарой:
– Понимаешь? Мог быть третий крестик на том поганом участке. Иди. Ты уволена.
Кафе
Парень и девушка сидели за столиком у окна. В кафе было почти пусто. Пользуясь последними солнечными днями лета, публика высыпала наружу и теперь потягивала пиво за крытыми тентами. Настя пила чай. Антон уничтожал жареную картошку с рыбой. Внезапно молодые люди подняли глаза и улыбнулись друг другу.
– Вкусно?
– Еще бы, – Антон огляделся по сторонам. – И вообще, уютно тут. Не слишком шикарно, ну и что?
– Только запомни, – девушка перегнулась через столик: – Больше мы сюда не пойдем. Это неприлично.
– Почему?
– Нам тут все дают за счет заведения. А мы не халявщики. Понял?
Тот кивнул:
– Точно. Эта барменша с нас глаз не сводит. Знаешь, что она у меня спросила? Я – не твой брат?
Настя засмеялась, закрыв рукой губы:
– Тише, дурень. Ты ничего не сказал?
– А что я мог сказать? – ответил парень с таким невинным выражением лица, что девушка рассмеялась уже в голос. Она-то помнила, что было прошлой ночью, и позапрошлой, и несколько ночей подряд. Но смеялась не потому. Ей было хорошо, потому что теперь – вот уж теперь-то – все было иначе! Теперь это был ИМЕННО ОН!
– Тише, – делано прошипел Антон, хотя вид у него был довольный. – Не забывай про наше инкогнито.
– Котик, – жалобно звала из-за стойки Рая, протягивая псу лакомый кусочек мяса: – Ну, возьми. Возьми, милый!
Спаниель, которого парочка привела с собой, поднял голову, но тут же перевел взгляд на Настю.
– Можно, – хозяйским тоном разрешила та. – Иди. Попрощайся.
Пес подошел к стойке, подчинился жарким ласкам барменши, деликатно съел мясо… И быстро вернулся под тот самый столик, где некогда сидели люди, которых он с перепугу даже не опознал. В его умоляющем взгляде было написано: «Ну ладно. Хватит вам. Дайте мне покой…»
– А тут становится шумно, – оглянулся Антон. Соседний столик заполнила шумная компания.
– Ничего больше? – выросла перед ними Рая. Оба отрицательно закачали головами. – А то, может, дождетесь шашлыков? Скоро будут готовы…
Она нервно обернулась:
– Ну, разорались! Это студенты. Переводчики. Вон та, – она хитро прищурилась, одним движением жирно накрашенных ресниц указывая на девушку, – живет с тем. Уж можете поверить моему опыту – я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
Еще один взмах ресниц.
– Все время друг другу переводы читают. Иногда – ничего, трогательно. Иногда – ужас, что такое. И это – стихи?!
– Я перевел, наконец, – встал бледный черноволосый парень и оглядел друзей. Он опьянел с одной кружки пива и держался по этому поводу очень залихватски. – Послушайте. Сгодится на первый семинар?
Рубите – вот вам голова!
Но знайте – ложь всегда права,
Находит нужные слова,
А правда – убивает.
А правда, судьи, такова,
Что миллионы лет вдова,
Царица Черная вдова,
На троне восседает.
А из чего высокий трон?
Он из костей мужей и жен,
Костей обглоданных сложен
И с каждым годом – выше.
Там воздух ядом заражен,
А трон толпою окружен
К вдове пришедших на поклон
Девчонок и мальчишек.
Она убийственно нежна,
От черной похоти влажна,
Ее присяга – несложна,
И суд – немногословен:
«Кто любит – губит, а вина
совсем при этом не нужна,
совсем при этом не важна:
влюбленный – невиновен!»
Рубите – вот вам голова!
Но знайте – ложь всегда права,
Находит нужные слова,
А правда – убивает.
А правда, судьи, такова,
Что миллионы лет вдова,
Царица Черная вдова
Людьми повелевает![1]
Кто-то отхлебнул пиво, в воздух поднялись синие призраки сигаретных дымков. Настя встала и потянула из-под столика обленившегося спаниеля. Поднялся и Антон. Проходя мимо стола, где уселись переводчики, он негромко, интимно спросил:
– Вийон?
– Что? – с корпоративной гордостью не поняли его, непосвященного, одетого в потрепанные серые джинсы и дешевую рубашку.
– Я спрашиваю, перевод с Вийона? С Франсуа Вийона?
– Нет! – рассмеялся черноволосый парень-переводчик. – Это Элис Купер. Современная американская поэзия. Вийон…
Тот икнул и тут же томно завел глаза, стремясь отвести внимание от своего промаха:
– Вийон давно переведен.
– Ты слышала? – обернулся Антон к своей спутнице. И на его лице появилась спокойная, глуповатая улыбка, которую она не понимала, но уже успела полюбить. – Значит, ничего нового мы сегодня не узнаем!
Примечания
1
Элис Купер, «Черная вдова», перевод А. Малышевой.