Константин Столяров - Однажды в России
- Огонь! - в наушниках раздалась команда Анатолия.
Снайпер сделал вдох и на выдохе плавно нажал спусковой крючок. Винтовка была с глушителем, поэтому выстрел прозвучал не громче хлопка пробки, вылетевшей из бутылки шампанского. Ощутив плечом силу отдачи, снайпер передернул затвор и загнал в ствол новый патрон.
- Гриня, яичница с салом стынет! - за мгновение до выстрела крикнул Пичугин.
Из-за того, что в крике он чуть-чуть задрал голову, пуля ударила не в висок, а в лобную кость, от волос до рта разворотив лицо Пичугина по всей ширине. Смертельно раненный, но еще живой, он тонко вскрикнул и, отпрянув за дверь, рухнул навзничь, забившись в агонии.
Не мешкая, трое в камуфляжной форме перемахнули через забор и рывком устремились к дому. А там, поскользнувшись в луже крови, залившей тамбур, разбежались по комнатам в поисках заложницы. Когда к ним с виноватым видом присоединился снайпер, Анатолий стоял на пороге кухни и ломом выбивал замок на подвальном люке.
Беготни наверху метавшаяся в жару Лена практически не слышала. А сокрушительные удары лома побудили ее инстинктивно прижаться к стене, съежиться и прикрыть голову руками. Поэтому она не видела размалеванного лица Анатолия и не сразу откликнулась на его зов.
- Елена Георгиевна, - громче повторил он, склонившись к ней. - Не бойтесь, я от Виктора Александровича...
Весть об освобождении Лены по сотовой связи поступила в Комарово без четверти девять, а доставившая ее "волга" въехала в ворота резиденции спустя двадцать минут. Из машины вышел Анатолий, а за ним, опираясь на его руку, показалась Лена. Бледная, с запавшими, покрасневшими глазами, в накинутой поверх платья камуфляжной куртке, она неуверенно шагнула вперед и попала в объятия Саши, первым бросившегося ей навстречу.
- Мама, мамочка! - растроганно восклицал Саша, возвышаясь над нею. Мамочка моя!
Приподнявшись на цыпочки, Лена выглянула из-за плеча сына и еле слышно прошептала:
- Витенька, родной.
Вороновский обнял ее и повел к дому, бережно поддерживая за талию. У Лены заплетались ноги, и он подхватил ее на руки. Стоявшие у караульного помещения люди молча провожали их взглядами, а Добрынин, державший на поводке Якова, который с визгом, скребя когтями по асфальту, вырывался на волю, подошел к Саше и взял его за локоть.
- Что, дядя Арик? - спросил Саша.
- Не ходи за ними, сынок. Дай им побыть вдвоем. - На полпути к дому Вороновский замедлил шаг, обернулся и, найдя глазами Анатолия, склонил голову в почтительном поклоне.
- Крайне вам признателен. Перед вами я в неоплатном долгу.
- Не стоит благодарности, Виктор Александрович. Рядовая работа.
Когда Вороновский поднимался по ступеням крыльца, Лена, спрятав лицо у него на груди, смущенно пролепетала:
- Витенька, умоляю, скажи правду - это сделал Сергей?
- Другие, - не останавливаясь, сказал Вороновский и для пущей убедительности прибавил то, чего не собирался говорить: - Сергея нет в живых, с ним расправились...
85. ЧЕРТА
Ранним утром в среду Добрынин за завтраком спросил у Крестовоздвиженского:
- Ну, как там наша красуля?
- Неважно. Двустороннее воспаление легких на фоне общего ослабления организма - штука скверная, - поморщился Крестовоздвиженский, приподнимавший крышки блюд, чтобы выбрать горячее по вкусу.
Он только что спустился в столовую и успел выпить лишь стакан томатного сока, тогда как пришедший до него Добрынин уже набил свой желудок и допивал третью чашку кофе со сливками в комбинации с заварными пирожными.
- Джузеппе, от всего сердца рекомендую отведать ростбиф с кровью, подсказал Добрынин. - Бьюсь об заклад, не пожалеешь. Видит Бог, нынче он особенно удался Ларисе. А перед тем, старик, намажь тостик маслицем, мазани кетовой икоркой и...
- Масло я не употребляю, - отрезал Крестовоздвиженский и вернулся к прерванной теме: - С воспалением легких пульмонологи справятся, здесь нет вопроса. А вот как быть с психической травмой - ума не приложу.
- Неужели Ленка малость того? - Добрынин огорченно покрутил пальцем у виска. - Впрочем, безвылазно просидеть месяц в подземелье...
- Температуру нам удалось сбить, однако ночь напролет она металась, кричала, размахивала руками. Не нравится мне ее состояние, очень не нравится.
- Знаешь, о чем я думаю со вчерашнего дня? У каждого человека есть свое предназначение - то самое, что нам на роду написано. Вчера я после обеда заметил, какими глазами она смотрит на Витьку, и вдруг понял, что Ленка - жена с прописной буквы. Понимаешь, не хозяйка, не мать, не женщина для приятного времяпровождения, а прежде всего жена. Эх, повезло Витьке, черт его дери!
- Мое дело - врачевать тела, а душа человека - твоя область, - сказал Крестовоздвиженский, намазывая горчицей кусок сочного ростбифа. - Виктор говорил, что ты уезжаешь. Если боишься нарушить семейную идиллию, то зря. Ты человек компанейский, легкий, с тобой веселее.
- Да нет. Уеду с парнями из "Альфы". Они согласились подбросить меня до Москвы на своем "фольксвагене", а уж по дороге я разговорю их как миленьких, увлеченно ответил Добрынин. - Такой материал грешно упускать. В лепешку расшибусь, но добуду.
- Дай тебе Бог!
- Джузеппе, как, интересно, Витька поступит с главарем банды? Ведь под всем этим надо подвести какую-то черту?
- Ни тебя, ни меня это не касается. - Крестовоздвиженский отложил в сторону нож и вилку. - И, пожалуйста, не вздумай где-нибудь написать о том, что тебе известно.
- За кого ты меня принимаешь?
- Есть вещи, по поводу которых любопытство неуместно, - строго произнес Крестовоздвиженский. - Как подвести черту, решат без нас. Поэтому, Арик, не советую тебе...
Из кухни выглянула Лариса и озабоченно сказала:
- Извините, Иосиф Николаевич, вас зовут наверх.
- Иду. - И Крестовоздвиженский тотчас скрылся за дверью.
Если бы кто-нибудь поклялся Добрынину, что Вороновский не знает и, более того, не хочет знать, как будет подведена та самая черта в деле похитителей, Аристарх Иванович ни за что бы в это не поверил. Однако все обстояло именно так. На рассвете, когда Алексей Алексеевич явился в библиотеку за дальнейшими указаниями, Вороновский уклонился от ответа. Заподозрив, что Затуловского тоже отдали на откуп "Альфе", Алексей Алексеевич настолько разобиделся, что упрекнул Вороновского в предвзятости. Заслужил ли он, старый чекист с беспорочной биографией, столь черную неблагодарность? Тогда Вороновский сдержанно объяснил, что "Альфа" совершенно ни при чем. Суть в том, что сейчас, кроме выздоровления Елены Георгиевны, его ровным счетом ничего не волнует. Пусть Алексей Алексеевич решает проблему возмездия по своему усмотрению, а у него, Вороновского, есть единственное пожелание - нигде и никогда не слышать о негодяе по фамилии Затуловский. На глазах оттаявший Алексей Алексеевич кивком дал понять, что вопросов не имеет, и вместе с Валерием немедленно умчался в Санкт-Петербург.
Тем временем Затуловский неторопливо брился в ванной. Спешить ему было незачем и, главное, некуда: пять дней назад Онежско-Ладожский банк, как и следовало ожидать, приостановил платежи. После августовского заседания правления Родион Филимонович Колокольников со всем семейством отбыл на отдых во Францию, из Парижа позвонил главному бухгалтеру и, не объясняя мотивов, распорядился сполна погасить задолженность по межбанковскому кредиту. Его помощники, включая Затуловского, истолковали команду президента как последнее "прости" невским берегам и один за другим, не сговариваясь, изъяли свои "рождественские" вклады. Примеру руководства незамедлительно последовали сотрудники, а за сотрудниками - их знакомые и родственники знакомых; по городу поползли нехорошие слухи, отток денежных средств нарастал день ото дня, и в результате спустя три недели банк очутился на мели.
Характерно, что персонал "Онелы" не бросился наутек, точно крысы с тонущего корабля. Поскольку в России крах коммерческого банка отнюдь не означает прекращения финансовых операций и позволяет производить их избирательно, с выгодой для тех, от кого это зависит, неплатежеспособность открывает такой простор определенного рода предприимчивости, что только успевай поворачиваться. Так продолжается до тех пор, пока полностью не иссякнут живительные соки. А вот тогда, будто в издевку, создается ликвидационная комиссия, вынужденная с грустью констатировать, что претензии рядовых вкладчиков безнадежно повисли в воздухе.
Незамысловатая механика злоупотребления доверием была известна Затуловскому, как таблица умножения, однако мараться в дерьме он не собирался. И сейчас, наискось подбривая перед зеркалом виски, он решил, что не позднее завтрашнего дня в последний раз зайдет в "Онелу", чтобы забрать из сейфа валюту, кое-какие личные документы и, разумеется, именной пистолет Макарова, а взамен положит на стол заявление об уходе в отпуск. С прошением об отставке, пожалуй, лучше повременить, отправив его по почте из Ивангорода-Нарвского, за пять минут до пересечения эстонской границы.
