Шарль Эксбрайя - Мы еще увидимся, крошка
— Вы, с позволения сказать, проголодались, сэр, не так ли?
— Проголодался? Мы об этом поговорим чуть позже, когда начнем ужинать с приглашенной мною дамой.
— Если я правильно понял, после этих сосисок вы хотели бы еще поужинать?
Теперь настала очередь шотландца удивленно взглянуть на него:
— Вы шутите, старина, или как? Да это так, на один зубок положить, чтобы скоротать время… А что у вас есть?
Макнамара заказал столько, что этого хватило бы если не на роту, то уж на четверку хороших едоков точно. И снова принялся за сосиски и, конечно, за виски. В восемь тридцать появилась Патриция, уступив в который раз воле Дункэна. Малькольм бросился ей навстречу, взял за руку и проводил к столу.
— Ну вот, крошка, видеть вас — это настоящий праздник! Я так боялся, что вы не придете…
— Почему же?
— Потому что вы так элегантны, так изящны, не то что я… верно? Я же не слепой, зачем обманываться, понимаете?.. Но только когда любишь…
Несмотря на подавленное состояние, она не могла не улыбнуться.
— Бедный вы мой друг, ну что вы будете делать со мной в Томинтоуле?
— Как что? Вы будете матерью моих детей!
— Скажите честно, Малькольм, вы видите меня там?
— Ну, может быть, не такой, какая вы сейчас… Если вы приедете со мной, то мы от вокзала пойдем пешком… Неподалеку от места, где я живу, есть родник. Я ополосну вам лицо родниковой водой, ну, умою, что ли… И вы станете чистой-чистой. И тогда мы начнем жизнь сначала…
Все посетители разом оглянулись на великана, когда Патриция заплакала навзрыд. Он обнял ее одной рукой и привлек к своему плечу, заверив окружающих:
— Она разволновалась…
Джим ля Шуэтт, все еще полный сомнений, поинтересовался:
— Я вам все-таки подаю ужин?
— А как же!
— Просто я вижу, в каком состоянии дама…
— Вот именно, старина, вот именно. Ей нужно как следует поесть в таком состоянии!
Хозяин на мгновение оторопел, потом в его глазах появился проблеск, и он, понимающе улыбнувшись, поклонился мисс Поттер:
— Мадам, разрешите мне поднять бокал в честь вашего будущего малыша!
У Патриции перехватило дыхание, и она покраснела до ушей, Малькольм прыснул, а трое убийц удивленно спрашивали друг друга, что бы все это могло значить.
— А теперь, Патриция, вы, может быть, мне расскажете, что с вами происходит?
— Так… все, что вы мне наговорили, а тут еще этот идиот…
— Да, он, пожалуй, поторопился, здесь я согласен.
Она прикрыла своей рукой его руку:
— Малькольм, не надо меня любить. Я не стою этого.
— А вот об этом судить только мне…
— Если бы вы знали…
— Я ни о чем не спрашиваю…
— Я не уроженка Лондона… Я родилась в Уэльсе. Родители мои были крестьяне, бедные, горемычные крестьяне, и мне пришлось в шестнадцать лет уехать из дома и. зарабатывать самой на жизнь. Я нанималась на работу одна тяжелее другой, перепробовала целую кучу занятий, а год назад встретилась с Джеком Дункэном… и здесь я пала, ниже некуда… Дункэн просто подонок… а Девит — убийца…
— Но если Дункэн вами так дорожит, то почему он разрешил вам встретиться со мной?
Он увидел, как она заколебалась, а потом прошептала:
— Я не могу… он меня убьет… я не могу…
— А может быть, вы слегка преувеличиваете?
Она едва слышно произнесла:
— Там, самое страшное… был один полицейский, он напал на след Дункэна… и еще одна девушка… Я им сказала… и тогда он меня избил…
Как бы ей хотелось набраться смелости и все ему рассказать, все объяснить, описать свое окружение, жить в котором ее заставляют страх и собственная низость. Ее вдруг охватило жгучее желание очищения перед этим простым человеком, привыкшим к ветрам Шотландии, который умеет жить легко… Да, он прав, таких девушек, как она, он никогда не видел в Томинтоуле, и это к лучшему, ради него же самого. Этот наивный великан легко ловится на женские прелести, но если бы он знал, что скрывается за фасадом… Патриция даже сердилась на Малькольма за то, что из-за него она поняла степень своего падения. Из-за него она вспомнила вкус воздуха, которым когда-то дышала, веселую беготню по холмам и беспечный смех вечерних посиделок. Внезапно она почувствовала себя старой-старой… а тут еще этот чудак, который глядит на нее с восхищением и воображает, конечно, что она к нему тоже неровно дышит. А она здесь только для того, чтобы занять его часов до одиннадцати — одиннадцати тридцати и затем отдать в руки людей Джека. Она была сама себе отвратительна и вместе с тем не находила точки опоры, чтобы набраться смелости и предупредить его. Он уедет тогда в Томинтоул, а она… она останется здесь наедине с теми. При мысли о том, какую судьбу ей уготовят, ее охватывала дрожь.
— О чем вы думаете, Патриция?
Она посмотрела на него так, будто он находился далеко, очень далеко, совсем в другом измерении.
— Ни о чем.
— Вы знаете, вы чертовски хороши, когда думаете ни о чем!
Джим ля Шуэтт, подавая блюда, старался не говорить с мисс Поттер. Глядя на такую гору еды, молодая женщина воскликнула в изумлении:
— Вы ждете много народу?
— Я? Только вас, и больше никого! Я так доволен, что вы здесь ради меня одного!
— Но… куда столько?
— Когда я влюблен, у меня аппетит больше, чем обычно.
В день, когда «Гавайские пальмы» бывали закрыты, Питер Девит занимался своими делами, иначе говоря, изучал возможность, как вытеснить, подсидеть Дункэна и самому выйти на контакт с главным поставщиком наркотиков в квартале Сохо. Но он не знал точно, кто это, и пытался разрешить неразрешимое — просечь, кто этот неизвестный, который стоял у него на пути и мешал взять инициативу в свои руки. Под видом обхода розничных торговцев он прощупывал почву, но так получалось, что почти все эти прощелыги выходили только на Дункэна. Уже много раз Питеру приходило в голову, что именно Джек и есть тот самый всемогущий мистер X… Но тут же находилась уйма доводов, которые начисто опровергали его подозрения. К тому же, если бы Дункэн был действительно боссом, он не находился бы сейчас в затруднительном финансовом положении.
Питер Девит собрался уходить, когда раздался телефонный звонок. Только один Джек знал его адрес. Он поднял трубку:
— Да?
— Питер… Я должен вас видеть немедленно.
— Но…
— Немедленно!
Трубка была брошена еще до того, как Питер собрался что-то возразить. В ярости он швырнул трубку. Он сыт по горло этими замашками Дункэна! Этому надо положить конец. И чем быстрее, тем лучше. Они оба слишком много знали друг о друге, чтобы то, чем они повязаны, разорвалось без столкновения. Этого столкновения Питер жаждал всеми фибрами души, он только ждал подходящего момента, решив, что будет действовать не раньше, чем примет все меры предосторожности против Дункэна.
Патриция поужинала, закурила сигарету и, не без потрясения, любовалась своим спутником, который продолжал мирно поглощать все блюда подряд. Кроме молодой женщины, больше не было никого, кто. бы пришел в восторг от подобного аппетита. Три типа от Дункэна как загипнотизированные следили за ним, разинув рты. А клиенты «Старого капитана» оценивали с видом знатоков тот редкий аттракцион, который им послала судьба. Патриция была смущена, оказавшись в центре всеобщего внимания.
Блэки шепнул своим дружкам:
— Даже жалко изничтожить такого чемпиона, а вот должны ведь…
Торнтон осклабился:
— Ты становишься сентиментальным?
— Нет, но я спортсмен.
Наконец-то Малькольм с глубоким вздохом остановился. Его спутница не могла удержаться от вопроса:
— Вы каждый день так едите?
— Исключая праздники в Томинтоуле, там я немножко перебираю.
— Какие же нужны доходы, чтобы вас прокормить!
Шотландец добродушно рассмеялся:
— У меня есть все, что мне нужно. Не суетитесь, Патриция, если вы поедете со мной в Томинтоул, у вас не будет недостатка ни в чем.
В нем была такая уверенность в себе, что мисс Поттер снова принялась мечтать, совершенно забыв о мерзостях дня сегодняшнего.
— Расскажите мне о Томинтоуле.
Он немного задумался, а потом, сконфузившись, заявил:
— Чудно как-то… но я не могу.
— Почему?
— А потому что трудно говорить о том, что ты любишь. Вот, к примеру, когда я вернусь к себе и скажу ребятам: я встретил самую красивую девушку Лондона, они мне не поверят, само собой, и спросят меня с издевкой: а уж какая она такая, эта твоя девушка? А я, теперь уж точно знаю, не смогу им ответить… потому что у меня не хватит слов… Вы меня понимаете?
— Не очень.
— Вот, к примеру, если пастор говорит вам о Господе Боге… Он же и не собирается его описывать… Господь Бог живет в нем целиком и полностью, и, если бы у него спросили о Боге, ну, я имею в виду его внешность, он бы тоже не знал, что ответить… Я, например, смогу рассказать ребятам только вот что: ее зовут Патриция, и этим все сказано. Если они заржут, я дам в морду одному-второму, и тогда остальные мне поверят, потому что знают меня и им известно, что я никому зазря в рожу не дам.
