Алексей Биргер - Тайна машины Штирлица (Седой и Три ботфорта - 3)
В конверте "Средства" оказались сберкнижки, облигации, расчетные чеки и книжка Внешторгбанка, из которой следовало, что после уплаты всех аргентинских и советских налогов на счет Крамаренко Николая Петровича зачислено восемь тысяч четыреста семнадцать инвалютных рублей две копейки.
- Ни фига себе! - присвистнул Димка. - Это ж, получается, чуть не одну четверть вам оставили, а три четверти разным государствам ушло.
- А чего ты хочешь? - заметил Юрка. - Так оно всегда и бывает. Отцу иногда, вообще, только пятую часть оставляют от его валютных заработков.
- Ограбиловка! - хмыкнул Седой.
- Все равно много получается, - сказала Даша. - Выходит, на эти деньги мы и живем. И ружья коллекционные отец может поэтому покупать, и мне все, что надо...
- Разве ты не знала про валютные сбережения? - полюбопытствовал Седой.
- Нет. Просто никогда не интересовалась. Наверно, если бы я спросила, отец бы мне сказал.
- И что, отец никогда не водил тебя в валютный магазин, в "Березку", чтобы приодеть во все европейское? - полюбопытствовал Юрка.
- Нет, - покачала головой Даша. - Никогда.
- Деньги он тратил очень аккуратно, - сказал Седой, изучая банковскую книжку. - За все годы... это ж шесть лет получается, да?.. истрачено меньше тысячи двухсот инвалютных рублей. Облигации старые, внутренних займов сороковых-пятидесятых годов, когда эти займы были в обязаловку для всех работающих и даже часть зарплаты ими выдавали. Я знаю это, потому что у моих осталась целая пачка таких облигаций, ещё от бабки с делом. Мать иногда продает одну-две облигации в сберкассу, по номиналу, когда деньги бывают нужны. Наверно, и твой отец иногда продавал, чтобы валютные средства не слишком теребить. А расчетные чеки - довольно новые...
- Отец часть пенсии всегда обменивает на расчетные чеки, - сказала Даша. - Пенсия у него большая, а он говорит, расчетные чеки безопаснее, когда отправляешься за крупными покупками. Потому что расчетные чеки - они именные, и даже если какой-нибудь вор их вытащит, он все равно не сможет ими воспользоваться.
- Тоже логично, - одобрил Седой. - А теперь вот что мне скажи. Ты произнесла такую штуку, что твой папа уехал "немного пораньше" февраля шестьдесят седьмого года. "Немного пораньше" - это можно было бы считать с октября, скажем, шестьдесят шестого. Но чемпионат мира по футболу был летом! А по словам твоего папы, в твоем пересказе, выходит, что он уезжал именно во время чемпионата мира. Выходит, месяцев восемь он должен был отсутствовать, до конца февраля - начала марта, так?
- Ничего себе "немного пораньше"! - вырвалось у Димки.
- Вот-вот, и я о том же самом говорю, - кивнул Седой. Он повернулся к Даше. - С кем ты была, когда твой отец был в отъезде?
- С сестрой моей мамы, - ответила Даша. - Она жила у нас на квартире и "пасла" меня. Но, честное слово, я не помню, сколько отсутствовал отец. Это могло быть два месяца, а могло быть восемь. Для меня все это время слилось в какой-то один бесконечно долгий день ожидания, если вы понимаете, о чем я.
- Понимаем, - сказал Седой. - Так почему бы тебе не смыться к сестре твоей матери?
- Потому что она тоже умерла, - ответила Даша. - Полтора года назад. Иначе бы, конечно, я поехала к ней - и папа, вернувшись домой, сразу сообразил бы, где меня искать.
Угу... - задумчиво пробормотал Седой. - Хорошо, теперь дайте мне ещё раз посмотреть все, что вы нарыли.
Ему предьявили груду вещиц, хотя бы косвенно связанных с Аргентиной, а документы лежали на столе. Седой стал раскладывать все, "нарытое ребятами" - включая карточки мясного ресторана - рядами и столбиками, наподобие пасьянса.
В какой-то момент он опять достал свою книжку, "По следам человека со шрамом", и, найдя нужную страницу, сверился с ней.
- Погоди! - вмешался Ленька. - Я вспомнил, писали о Бормане, что, если он уцелел, то может скрываться в Парагвае или Аргентине. Ты считаешь, Дашин отец охотился за Борманом?
- Нет, я так не считаю, - ответил Седой. - С книжкой я сверялся по другому поводу. Хотя, конечно, все может быть... Ага, а вот это уже интересно!.. - он пододвинул к себе рекламные листки авиакомпаний и красиво (или - не очень красиво, насколько дело касалось Аэрофлота) расписания рейсов и сведения о маршрутах.
- Так, говоришь, твой отец попал в Аргентину через Бразилию? обратился он к Даше.
- Ну да, - кивнула она. - А в чем дело?
- А в том... - Седой резко поднял голову. - Вы уверены, что в ящике с документами больше ничего интересного нет?
- В общем, уверена, но... - Даша потянула ящик на себя. - Но давай ещё раз проверим.
Она вытянула ящик так далеко, что он выехал из пазов и чуть не рухнул на пол - ребята еле успели его подхватить.
- Сам видишь, больше ничего интересного, - сказала Даша Седому.
- Да, странно, странно, - Седой покачивал головой. - Хоть что-то ещё должно быть... Постойте! - он забрал ящик у ребят и положил его на стол. Он короче стола сантиметров на десять, видите?
- Ну и что? - сказал Юрка. - Глубина ящика и должна быть меньше ширины стола, чтобы ящик нормально задвигался.
- Но не настолько... - пробормотал Седой. Он присел на корточки и поглядел в пустой проем, оставшийся от ящика. Просунув руку, он что-то пощупал. - Кажется, понадобится отвертка... Хотя, нет, так отойдет, - он что-то потянул, что-то щелкнуло и, когда он вытащил руку, в ней были две маленькие плоские коробочки.
- Ой! - ахнула Даша. - У папы был тайник?
- Как видишь, да.
- И что там, в этих коробочках?
- Сейчас посмотрим, - и Седой открыл первую.
Ребята оцепенели от изумления.
Перед ними сверкала золотая звезда Героя Советского Союза.
- Штирлиц!.. - пробормотал Димка. - Точно, Штирлиц!..
- Но почему папа скрывал от меня это? - вопросила потрясенная Даша. Почему не только никогда не показывал, но даже словечком не заикнулся?
- Видно, он получил Героя за такие дела, о которых ещё не время рассказывать. Даже тебе, - сказал Ленька.
- Ой, а что во второй коробочке? - завелась Даша. - Неужели он дважды герой?..
Седой открыл вторую коробочку.
- Ну, знаете... - после долгой, почти бесконечной паузы проговорил опомнившийся первым Димка.
Награда была очень странной - и явно не советской. Более того, крючковатые угловатые буквы, которыми была сделана надпись на ней, не принадлежали ни к русскому, ни к латинскому алфавитам.
- Это ж израильские буквы! - воскликнул Юрка.
- Факт, израильские, - согласился Седой. - А вон ещё и шестиконечная звезда обозначена.
- Но что все это значит?! - возопила Даша.
- Это значит, - сказал Седой, - что теперь мы знаем, что произошло... Но ещё не знаем, кто сводит счеты с твоим отцом. Одно я могу сказать твердо - "профессор Плейшнер" приехал к твоему отцу из Австрии.
- Почему из Австрии? - спросил Ленька.
- Потому! - ответил Седой. И, чуть смягчившись, добавил. - Потому что в этой книге, - он извлек из кармана пиджака "По следам человека со шрамом", - попавшей ко мне, надо сказать, очень вовремя, все расписано.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КТО ИЗ ЧЕТВЕРЫХ?
Друзья сидели на кухне и слушали объяснения Седого. Седой раскочегарил одну из своих убойных кубинских сигарет и стряхивал пепел в пепельницу каслинского литья, которую Даша принесла из гостиной и поставила перед ним. Денек за окном сиял, погожий и легкий, и стояла та особая городская тишина, когда будто душу отпускает, и когда звоночки дальних трамваев не нарушают эту тишину, а дополняют её. Трамвайные пути действительно пролегали довольно далеко, одни трамваи шли через большой мост Костомаровской набережной, держащий стойку над Яузой, будто крепкий гимнаст, и, обогнув холм Андроникова монастыря, заворачивали к Лефортово, а другие шли вдоль набережной, по тому берегу Яузы, и, минуя шлюзы, устремлялись к Разгуляю. В обычном московском шуме эти звоночки были бы поглощены, не достигли бы слуха, но сейчас они были слышны предельно четко и ясно - так четко и ясно, как будто этими звоночками задавался камертон тишины, хрустально чистый. И такая же хрустальная чистота была в солнечном свете, пятнышками плясавшем на подоконнике. Свет достигал той чистоты высшей пробы, благодаря которой он начинает казаться весомым и материальным, и начинаешь верить, что из сгустившегося света был некогда сотворен весь мир.
- Так вот, - говорил Седой, - твой отец действительно был разведчиком - и, по всей видимости, действительно оказался одним из людей, предотвративших уничтожение Дрезденской галереи. Раз он не был на фронте, раз он всю войну провел на территории Германии, то его высшую боевую награду можно объяснить только так. После войны он стал заниматься розыском уцелевших нацистских преступников. Ленька правильно вспомнил, что очень много крупных нацистов, которым удалось бежать, укрылись в Южной Америке. В основном, в Аргентине и в Парагвае. В моей книге сказано, что аргентинский след Бормана считался самым перспективным. Но ведь не только Борман туда смылся!..
