Марк Фурман - Когда убивают футбол: игра по-русски
— Вот и литератор пожаловал! — воскликнул Корначев. — При выносе его не было. Возьми-ка профессора в кадр, Виктор. Давайте поставим пока крупную сеть, попробуем зафиксировать все контакты Родина, Сакуленко, Лебедянского. Думаю, это может пригодиться.
Между тем, закурив сигарету, Лебедянский что-то сказал парню и начал выбираться из толпы. С помощью зеленой кнопки, озвучившей его фразы, они услышали:
— Я, Валя, отойду на пару слов к Пшеничному. Надо его… — Последовала пауза, во время которой Лев Романович произнес что-то неразборчиво, а затем в конце разговора прозвучали слова: — Вечером ты, как всегда, будь при деле, а утром перезвони мне домой.
Как раз в это время, сразу после Родина, краткую скорбную речь у могилы произнес президент ВФА. Затем, отойдя в сторону и уступив место капитану команды Андрею Туманову, он приблизился к Лебедянскому. Пока, стоя спиной к камере, они о чем-то говорили, супервидеоустройство не улавливало разговора. Но, едва обратились лицом к могиле, отчетливо прозвучало несколько фраз:
— Значит, Лев, договорились. На неделю сними до особого распоряжения людей с объектов, пока уходим на каникулы.
— Есть, Серафим Викторович, несколько неотложных вопросов.
— Здесь не место для делового разговора, слишком много ушей и глаз. Я, Лева, отыщу тебя до моего отъезда в Цюрих.
Последние слова Пшеничного заглушили звуки траурного реквиема Моцарта. Гроб с телом Ницковой начали опускать в могилу.
27
После церемонии похорон, сказав несколько утешительных слов близким Ницковой, Пшеничный подошел к Родину, с облегчением закурил сигарету.
— К сожалению, Вячеслав, я не смогу поехать на поминки. Есть срочные дела. Утром звонили из администрации Президента, а вечером должен позвонить Блаттер.
Родин пожал плечами:
— Дело личное, но твоего отсутствия могут не понять. Учти, что из мэрии и правительства обещали подъехать.
— Черт, — с досадой сказал Пшеничный, — ну, что мне разорваться, что ли? Сделай одолжение, произнеси от моего имени несколько слов. Будут проблемы, звони.
Сев в серебристого цвета «Ауди», подаренную ему руководством ФИФА, Пшеничный выехал за кладбищенскую ограду и, включив синий маячок, нажал педаль газа. В салоне зазвучала негромкая музыка.
События последних дней, подобно снежной лавине, накатывались непредсказуемо, с калейдоскопической быстротой. Хронические неудачные выступления сборной — виноват он, Пшеничный. Сбои в игре «Арбата» и откровенно слабые матчи на международном уровне — опять его вина. Неурядицы с финансами у большинства команд Высшей лиги, проблемы с телевидением — вновь, козел отпущения он, президент ВФА.
И все же, кое-что удалось сделать. Пусть в ознобе, как у лихорадящего больного, бьется пульс чемпионата России, с вечными, как мир вопросами судейства и договорными матчами, но финансовые вливания в ведущую команду страны должны сделать свое дело, разогреть, раскрутить, разогнать чемпионат. Родин, правда, нервничает: команда не тянет, со сборной вопросы… А это убийство Ницковой так не кстати. Гробанули бы ее в феврале, глядишь, не торопясь и разгребли бы эту кучу дерьма. Так нет, в самый разгар сезона, когда и без того забот полон рот. Одна надежда, что деньги, как всегда, могут все поправить. Только их никогда не бывает достаточно. А бабу жалко, с ней удавалось проводить довольно рискованные комбинации, и всегда можно было быть уверенным, что не продаст, хотя на чем основывалась эта уверенность, он сказать бы не смог. Не продаст, и все, хотя и оторва, и пробы ставить негде. Но ее интерес всегда был понятен, с ней можно было договориться. Иногда она даже брала на себя Родина, поскольку Пшеничному не обо всем было удобно разговаривать с ним напрямую.
Выехав на Смоленскую площадь, он притормозил, заметив еще издали у газетного киоска мощную фигуру Линькова. Сев рядом с Пшеничным, налоговый начальник подождал, пока громоздкая «Ауди» развернется в нужном направлении. Президент ВФА вопросительно взглянул на соседа:
— Ну, и как наши дела, Эдуард Брониславович?
— Пришлось попотеть, Викторович, но кажется все в ажуре. Включи-ка на всякий случай музычку…
И по мере того, как Линьков, скупо, но энергично жестикулируя, что-то говорил ему, напряженное лицо Серафима Викторовича, преображаясь на глазах, расплылось в довольной улыбке.
— Поздравляю, Эдик! Это, как в шахматах, твой самый удачный ход. Сбросил ты груз с моей души, теперь самое время заняться футбольной рутиной. Но прежде давай-ка оттянемся вечерком у меня на даче, попаримся, утречком порыбачим и сходим на завтрашний футбол.
— Я уж попарился на одной дачке, с меня хватит. Теперь объяснения в письменном виде даю. Бог с ней, с дачкой, еще погуляем, — заметил он, выходя из машины.
Человек, сидящий в белом «Фольксвагене», остановившемся в двадцати метрах позади машины Пшеничного, достал сотовый телефон и что-то стал говорить в трубку, сопровождая взглядом уходящего Линькова.
28
Перед похоронами Ницковой президент «Арбата» провел бессонную ночь. Он вздремнул каких-нибудь пару часов, потом — кладбище, поминки. И везде ему, в качестве первого лица клуба, приходилось что-то говорить. Стопка доброго коньяка из охотничьей фляжки на какое-то время подбадривала, после чего вновь наступало ощущение разбитости и усталости.
Мысли Родина возвращались к событиям более чем двухлетней давности, когда Екатерина Борисовна по его предложению перешла на работу в «Арбат». К тому времени, узнав, что Валентин Сакуленко, которому он во всем доверял, затеял грязную игру с деньгами клуба, Родин решил одним махом сместить его с поста генерального директора «Арбата».
Решение далось нелегко. Сакуленко в той же мере, что и он, Вячеслав Родин, был символом «Арбата». После ухода с поста главного тренера легендарного Константина Жукова, они проработали вместе не менее десяти лет. Но дела он вел любительски, по-старинке, ориентируясь еще на бывших работников горкома, Совмина и прочих влиятельных ветеранов, от которых в нынешних условиях реальной помощи ждать уже не приходилось. Тем, некогда всесильным, самим бы уцелеть под напором абсолютно новых людей. А Ницкова этих людей откуда-то знала и была среди них своей, она по-мужски, цепко, прямо-таки бульдожьей хваткой вцепилась в новое для нее дело. Как-то внезапно у «Арбата» появились богатые спонсоры и большие деньги.
Вячеслав Иванович, расслабленно откинувшись на спинку сидения, очнулся от дремы. В салоне звучала едва уловимая для слуха ностальгическая мелодия, под которую водитель, стараясь не беспокоить шефа, плавно вел джип к дому главного тренера.
Перед глазами Родина на Кутузовском проспекте мелькнул рекламный щит с Тумановым в форме «Арбата», наносящим в падении удар через себя. Через двести метров вновь такой же щит, уже с вратарем Лимоновым, вытянувшимся на добрую четверть проезжей полосы. Щиты с игроками «Арбата» и фирменными эмблемами Газпрома, Лукойла, Тюменской нефтяной компании выстраивались в какой-то фантасмагорический ряд. И за каждым, как и предсказывала Ницкова, стояли сибирская нефть и газ, пополняющие казну могущественного клуба.
«Нет, дома вряд ли удастся уснуть. Начнутся звонки, — обреченно подумал Родин. — Единственное место, где можно хоть немного передохнуть, это — база «Арбата» в Архангельском. Футболисты уже там, готовятся к предстоящей игре».
Он молча, чуть виновато взглянул на водителя. Надежный, проверенный Александр, сам из бывших игроков, футболивший еще с главным, понял его без слов. Перестроившись в левый ряд, он сделал резкий разворот, и автомобиль устремился к выезду из Москвы.
Родин многое, пожалуй, почти все мог простить Екатерине Ницковой. Это — левые теневые деньги, крутившиеся на каких-то счетах, «женитьбы» клуба на одних спонсорах и неожиданные разводы с другими. Кроме того, полное игнорирование требований профессиональной футбольной лиги по телетрансляциям матчей чемпионата и кубка России, малоприличная возня с бензоколонками, пахнущая откровенным криминалом. Наконец, ее личная жизнь с чисто женской тягой к роскоши, драгоценностям, нарядам и частой смене любовников.
Но даже сейчас, когда Ницкова ушла из этого мира, не мог он простить ей ту позднюю роковую осень, когда она уговорила его продать ведущих игроков «Арбата». Родин не мог сказать, что она обвела его вокруг пальца, как утверждали иные, пытаясь оправдать его в этой истории. Ведь он профессионал, тренер с мировым именем, познавший на собственной шкуре пот, кровь и слезы большого футбола, должен был предвидеть результат этой продажи. Должен был, но продажу все-таки разрешил…
Что это было? Помрачение, которым Господь наказывает гордыню, он был в этом теперь абсолютно уверен. Тогда ему казалось, что футбол для него не таит секретов, и с помощью послушных его воле игроков он сможет достичь любого результата, с любыми футболистами. И так про него думали все те, от кого зависело финансовое благополучие и имидж «Арбата».
